Идея собрать за круглым столом (теперь это называется панельной дискуссией) представителей независимых театров возникла еще весной, до карантина. «Независимые» — очень разные. Мы решили вербализовать их проблемы и в очередной раз попытаться разобраться в значении понятия «независимость».

Мы попросили участников подумать над вопросами:

— Для вас независимый негосударственный театр — это принцип и идеология или вынужденная мера?

— Какой поддержки от города не хватает независимому театру?

— Возможна ли абсолютная независимость?

— Когда независимый театр, который начинался с сотрудничества единомышленников, может столкнуться с кризисом?

— Что нужно для того, чтобы независимый негосударственный театр жил хорошо?

— Насколько успешен поиск партнеров у независимых театров?

Считайте пока, что на дворе март и жизнь негосударственных театров еще не находится под той смертельной угрозой, которой посвящены послесловия к этому материалу.

В дискуссии приняли участие Валентин Левицкий (актер и режиссер Театра Поколений), Евгения Богинская (режиссер и художественный руководитель Социально-Художественного Театра), Алина Мустафаева (директор театра «Особняк»), Антон Алексеев (теперь уже бывший завлит Камерного театра Малыщицкого), Борис Павлович (режиссер и художественный руководитель проекта «Квартира» фонда «Альма Матер»), Сергей Гвоздев (актер и директор театра «За Черной речкой»), Анатолий Журавин (заместитель директора театра «За Черной речкой»), Алевтина Кротикова (администратор театральной компании «Открытое пространство»).

Марина Дмитревская Первый вопрос, который всегда хочется задать независимому театру: для вас независимый негосударственный театр — это принцип и идеология или вынужденная мера?

Валентин Левицкий Зиновий Яковлевич (Корогодский, основатель Театра Поколений. — Ред.) не мыслил такими категориями, он просто создавал свое дело. После его смерти театр возглавил его сын, и никогда не шла речь о том, чтобы просить государство сделать нас «своими». Мы рады поддержке, но с точки зрения художественной политики не хотим вмешательства в нашу жизнь. Стать государственным театром — значит быть готовыми к этому. Поэтому сегодня «независимость» — это принципиальная позиция.

Алина Мустафаева У «Особняка» аналогичная позиция. Театр возникал как негосударственный, вырос из студийного движения и до сегодняшнего дня остается независимым. Мы так же рады поддержке города, но не готовы к госзаданию — у нас своя художественная политика. Мы по-другому работаем.

Антон Алексеев У нас совсем иная позиция. Когда театр создавался, он был принципиально негосударственным, потому что его основатель Владимир Малыщицкий был в оппозиции. Сейчас это совсем другой театр, и художественный руководитель Петр Шерешевский стремится к тому, чтобы он стал государственным. Мы подаем документы в комитет, готовы к компромиссам. У театра есть своя труппа, и нам нужно финансирование, чтобы ее поддерживать. Сейчас артисты живут очень тяжело.

Борис Павлович Вообще, разговор надо начинать с разграничения понятий «независимый» и «негосударственный». Потому что самый главный вопрос: от чего независимый. Мне кажется, иной государственный театр в художественной политике гораздо более независим, чем иной негосударственный. Зависимость от экономической ситуации может быть гораздо более тяжелой формой рабства, чем госзадание. Это очень ситуативные вещи. Наша независимость является вынужденной мерой, потому что все, кто работает в проекте «Квартира», это люди по большей части не устроенные в театральной субкультуре города Петербурга. Мы отвечаем на вызов действительности. Мы хотим реализовываться как художники и делаем это единственно доступным способом. И наш случай счастливый, потому что есть фонд «Альма Матер», который дал нам эту возможность.

Евгения Богинская В случае с «Этюдтеатром» независимость, конечно, это идеология. Еще на раннем этапе они отказались от всего, что могло бы сделать театр частью государственной структуры, сказав: «Мы сами». И так до сих пор перебиваются. Даже нашли площадку и коммерческую аренду вытягивают. Меньше всего, кстати, продажами, потому что негосударственные театры имеют очень маленькие зрительские аудитории. При этом они позиционируют себя как самостоятельное и независимое театральное сообщество. Несколько лет подряд театр стабильно получал субсидии от Комитета по культуре. Потом был год, когда субсидии не выделили, но мы получили спонсорскую помощь от ДТЗК (Дирекция театрально-зрелищных касс). Это делалось через Комитет по культуре, но вообще негосударственные театры в Питере сильно поддерживаются по сравнению с Москвой. Сейчас я работаю в Социально-Художественном Театре, ему четыре года. После смерти нашего художественного руководителя Ларисы Вячеславовны Грачевой я приступила к обязанностям, связанным с организацией художественного процесса. И театр в моем лице склоняется к тому, что надо все-таки оставаться независимым. Я много работаю с государственными театрами как фрилансер и театральный менеджер, я видела их планы, сколько мест должно быть продано… Это рабская система для меня. В профессии хочется решать самой. Самовдохновение для негосударственного театра — это основное. И на этом можно строить идеологию независимости.

Сергей Гвоздев Мы считаем, что негосударственный — это звучит даже как-то оскорбительно, как будто мы за пределами государства живем. А у нас точно такая же структура, как в государственном театре. Но мы финансово зависимый театр — как только нет помощи от города, состояние становится очень плачевным.

Дмитревская Отвлекаясь от последовательности вопросника. Последний независимый театр, который стал государственным семь лет назад, это «Мастерская». И недавно Наталия Лапина сказала мне, что город закрыл на этом квоту на превращение негосударственных театров в бюджетные учреждения. Это официально задокументированное правило или негласное?

Анатолий Журавин Несколько раз мы были на грани закрытия и выбирали пути, позволявшие просто сохранить наше дело, в том числе с помощью присвоения театру статуса государственного. Но еще при Матвиенко нам говорили, что больше государственных театров в Петербурге быть не должно. С того момента ничего не изменилось, и этот негласный запрет существует. Но есть и обратная сторона: если бы мы всетаки стали государственными, то все, что сделано за двадцать лет, — помещение, оборудование — тоже стало бы государственным. И в любой момент руководителей театра и труппу могла бы назначить администрация района.

Алевтина Кротикова К сожалению, сегодня здесь нет Аллы Данишевской, которая создавала «Открытое пространство». Оно возникло из желания выпустившегося курса работать вместе. Тогда еще не было «Мастерской». Независимость — это все-таки отчасти позиция, желание делать то, что ты хочешь. Естественно, финансовые проблемы, как у всех, существуют, поэтому городская поддержка важна. У нас есть своя специфика — нет постоянной сценической площадки. Сейчас появилась идея самим создать ее.

Дмитревская Насколько я знаю, уже подписан договор с заводом «Арсенал». И «Открытое пространство» объединяется с Яной Туминой.

Кротикова Да, мы объединяемся как два коллектива, у которых есть идеи, но нет площадки для их реализации. И это будет не столько репертуарный театр, сколько театральный кластер с возможностью работы для других театров.

Дмитревская А какой сейчас порядок субсидирования независимых театров? Есть какая-то общая сумма в городе, которая распределяется?

Журавин Система распределения туманная. Хотя они вводят баллы: сколько «Золотых масок» и прочего. Но, несмотря на количество наград у «Открытого пространства», был год, когда они вообще ничего не получили.

Дмитревская Но есть же какая-то Ассоциация независимых театров Петербурга?

Журавин Когда театровед Александр Платунов работал в Комитете по культуре, он продвигал эту идею. Была готовность решать проблемы. Но когда он ушел, это все заглохло.

Дмитревская А число независимых театров растет. Это же движение живое, каждую минуту что-то возникает. У меня еще один организационный вопрос. Вам, которые работают в независимых театрах и независимую природу творчества чтят, чего хотелось бы от города?

Левицкий Мне кажется, есть путь, не связанный с получением дотации от государства. Все мы еще где-то работаем и частично являемся спонсорами театра. Но коммерческая аренда съедает до половины заработанных денег. Если бы это бремя город помог снять или стало бы возможным заручиться помощью Комитета имущественных отношений, получить от них помещение, мы бы зажили счастливо. Кроме того, независимые театры так здорово умеют осваивать не пригодные ни для кого больше пространства, что в этом даже есть какая-то выгода городу.

Гвоздев Я бы добавил, что есть еще ряд пунктов. У нас большое налогообложение и нет послаблений ни на что. Привлечение спонсорских денег тоже невозможно, потому что спонсорам неинтересны маленькие проекты. Вопрос не только в финансовой помощи — есть вещи, которые могут помочь всем театрам. Это касается, например, льготной рекламы.

Журавин Основная проблема в том, что независимые театры, по сути, ничьи, бесхозные. Но мы ведь тоже театральная среда Петербурга. Если город заинтересован в культурном развитии и обновлении, то Комитет по культуре должен взять на себя ответственность, необязательно в вопросах финансов, но в области рекламы, аренды.

Дмитревская Самое время поговорить о независимости. Она всегда понятие, скорее, экзистенциальное. Есть же спонсоры. И зависимость от конкретного кармана может быть не менее тяжела, потому что государство все-таки безлико. И независимость, с одной стороны, всегда есть, а с другой — ее нет. Что кажется вам?

Павлович Мне кажется, что безликость государства — это иллюзия. И все сводится к конкретному расположению кого-то к кому-то. Я работал в госструктуре в Кировском театре «На Спасской». Вот вам конкретный пример выстраивания связей. Мой документальный спектакль «Я (не) уеду из Кирова» требовал дополнительной грантовой поддержки, потому что нам нужно было осуществить его с детьми в загородном лагере. Идея администрации области понравилась, но нужного гранта на тот момент не было. Поэтому официально его получили стройотряды. И они выводили эти деньги нам. Ужасно кривая схема, грант может быть на что угодно, все зависит от личной заинтересованности. Одновременно с этим мои друзья подавали заявку на фотовыставку «Уличная мода Кирова». Им отказали. И вот я сижу как-то по своим театральным вопросам в администрации города, и чиновница передо мной вздыхает: нет интересных проектов, посвященных городской среде. Как же, говорю, нет, когда вот вам уличная мода. «Да? — удивляется она. — А мы и не обратили внимания». И — бац им тоже грант, в два раза больше, чем на выставку надо было. Так что везде мы имеем дело с непрозрачным личностным фактором. Что такое по-настоящему независимый театр — это три человека и микроавтобус, им не нужна никакая поддержка. Мы бесплатно делаем какие-то вещи в интересах творческого роста. И это нормальная ситуация. У нас есть спектакль «Сталкеры», который был сделан при поддержке фестиваля «Точка доступа». Кстати, этот фестиваль — очень положительный пример того, как можно выделять деньги на поддержку и создание независимого проекта. Прокат «Сталкеров» физически реализуют пять человек. У нас в зале шестьдесят посадочных мест. Когда мы оплачиваем аренду, нам пятерым остается достаточное количество денег. И такой независимый театр вполне может быть. Это продуктивная модель, потому что такая независимость просчитываема и управляема. В Петербурге не так: очень многие независимые театры образовались из выпустившихся курсов. Это русская модель образования: курс должен быть построен как театр, и студенты воспитываются так, чтобы быть не артелью из двух человек, а сложноустроенным театральным коллективом. Их растят не для микроавтобуса, а для репертуарного театра. Конечно, у репертуарной модели — другой масштаб возможностей. Она вообще-то была задумана как идеальная модель для творческого поиска. Это эффективно, когда один режиссер постоянно работает с одной группой людей. Но государственный театр эту систему извращает. В реальности единицы репертуарных театров по стране реализуют свои возможности. Есть множество репертуарных театров, которые не имеют репертуарной политики. Это бессмысленно. Таким образом, мы — независимые театры с большой труппой — кармически восполняем долг русского репертуарного театра. Группа людей сама, вопреки всему удерживается вместе во главе с художественным лидером. То же самое касается работы с людьми с инвалидностью. Никакой программы господдержки для культурных социальных проектов нет. Любовь Аркус (создатель центра «Антон тут рядом». — Ред.) делает работу, которую в России технически невозможно сделать независимыми средствами. Взрослыми людьми с инвалидностью на системном уровне никто не занимается. Поэтому ты всегда находишься одной ногой в аду. Проект «Квартира» — огромная ответственность, потому что мы с «Альма Матер» организовали неподъемную структуру, пригласили людей с аутизмом и существуем на топливе энтузиазма, которое рано или поздно заканчивается. Есть такой человек Стивен Шор, аутист, он стал очень успешным специалистом и сейчас читает лекции. Он сформулировал очень важную вещь: мы всегда стараемся говорить о независимости, но стать независимым невозможно. Нужно использовать другой термин — взаимосвязь. То есть, получая какуюто поддержку, приносить пользу. Иногда вложения непропорциональны результату по объему, но рождается уникальная художественная ценность.

Дмитревская Мне кажется, есть еще ситуация сугубо петербургская. Потому что если мы посмотрим на культурную политику в Москве, то увидим, что назначение за назначением происходят довольно разумно. И люди, которые себя проявили, будут работать дальше.

Павлович И выясняется, что нет необходимости в таком количестве независимых театров.

Дмитревская Да. А поскольку в Петербурге все заштукатурено, то получается, что люди, которые действительно хотят заниматься театром, идут в негосударственные структуры. Им просто закрыты двери.

Павлович Поэтому я и говорю, что это не вопрос независимого театра. Сейчас здесь сидят люди, которые выстраивают альтернативную повестку культурной политики. И то, что «Софит» выделил негосударственные театры в отдельную строку, с художественной точки зрения не имеет никаких оснований, а с другой стороны, «государственные» и «негосударственные» театры действительно имеют совершенно разные культурные политики.

Дмитревская Мы не знаем, когда творческий кризис застанет трех людей, едущих в автобусе. А в независимых театрах, когда есть группа людей, сотрудничество которых начинается как единомыслие, своя особенная парадигма кризисов? Или, как завещали классики, через семь лет?

Левицкий Каждый год мы думаем о том, что пора закрыться, и одновременно с этим пытаемся сделать что-то, чтобы закрываться не пришлось. Мы даже спектакль на эту тему сделали — «Гибель Титаника», потому что сами тонем уже тридцать лет. Предыдущий вопрос навел меня на мысль о независимости независимого театра от самого себя, потому что наши кризисы связаны именно с этим. Театр начинает стагнировать, сам от себя уставать, обычные сложности тоже никуда не исчезают. В нынешней ситуации единственное, что могут делать независимые театры для выживания, это без остановки меняться. Как только возникает какая-то постоянность, появляется ощущение потери чего-то важного. Выход — это череда новых работ или идея красивого творческого самоубийства. Перед нами всегда стоит вопрос: продолжать оставаться репертуарным театром или впятером погрузиться в автобус. Я свои спектакли придумываю внутри Театра Поколений как независимые проекты. Артем Томилов (создатель независимой площадки «Перфобуфет». — Ред.) вообще отделился.

Павлович Но жизнь независимых театров разная. «Формальный театр» Андрея Могучего был и закончился. Я помню момент, когда концепция уже исчерпала себя и Андрею нужно было делать большие спектакли в Александринке. Автобус хорош тем, что продать его не так печально, а закрытие театра — это трагедия. Оказывается, что люди нуждаются не в автобусе, а друг в друге, в помещении. И это уже не независимость. Понастоящему независимый театр должен нести в себе готовность к моментальному обнулению, когда идея себя исчерпала. Я вписываюсь в независимый проект и понимаю, что он обязан прекратиться в тот момент, когда мы проверили все, ради чего собрались. В этом смысле у «Квартиры» совсем другая направленность. Это социально ориентированный проект, который восполняет дыры в устройстве общества. Он обязан существовать долго. Нельзя начать работать с уязвимой группой и исчерпаться.

Дмитревская А что нужно для того, чтобы независимый негосударственный театр жил хорошо?

Богинская Для СХТ нужно, чтобы актеры не занимались перевозкой декораций. Это плохо влияет на качество спектаклей, на общий настрой. Мы отказываемся от всего, что не созидательно. Процесс должен быть качественным и комфортным для команды. И команда здесь — главное. Мы обсуждали наши планы с ребятами. И я поняла, что мы не можем существовать вне продюсерского участия. Тогда это будут хорошо сделанные проекты, включающие в себя идею спектакля, аудиторию, способы продажи, помещение. И чтобы все это было идеально, нужно перейти на иной способ мышления. У нас сейчас много договоренностей с издательствами, социальными обществами. Например, со Всероссийским обществом слепых. В конце марта мы будем делать читки детских книжек на дружественной площадке совсем без денежной поддержки. И на каждой читке будет большая квота мест для слепых и слабовидящих детей.

Дмитревская Сейчас театры социальной направленности выживают легче, чем те, которые занимаются эстетическими поисками. И если в социальной сфере партнеры находятся, то кого можно найти в эстетической?

Богинская Надо научиться зарабатывать. А деньги пойдут только после успешных проектов.

Мустафаева Соглашусь с Женей. Как человек с продюсерским образованием, я понимаю важность команды и распределения ресурсов обязанностей. Проблема независимых театров в том, что все десять человек занимаются всем, но отдача от этого очень маленькая. Я стараюсь отделить творческое ядро, которое занимается творческими вопросами, от административного, которое должно быть мощным и создавать лицо театра. Некоторые спектакли плохо продаются, мы не можем сделать их кассовыми. Но стремимся к уровню, когда мы сможем позволить себе не продавать какие-то спектакли, играть для десяти человек, если больше приходить не будет. Моя задача сейчас сформировать мощную административную команду и найти на каждое место профессионала. Здесь тоже возникают свои проблемы, потому что нам нечем заплатить профессионалу. Как директор театра я сейчас занимаюсь поиском мотивации для специалистов и ищу способы платить хорошим людям хорошие деньги. И спустя три месяца вижу, что это начинает работать.

Алексеев У нас в театре совсем другая политика. Театр Малыщицкого никогда не сможет стать независимым и не собирается этого делать. Моя работа сейчас заключается в том, чтобы найти как можно большее количество грантов, чтобы могли создаваться новые спектакли, а заработанные деньги шли на устройство нормальной жизни внутри театра. Идейное ядро при этом остается определяющим, потому что если бы наши артисты не были готовы собираться вокруг художественного руководителя, чтобы делать вместе с ним искусство, то театра бы не существовало. И важно, чтобы они получали от этого какуюто отдачу и понимали, что все не зря.

Дмитревская А что нужно, чтобы театру Малыщицкого было хорошо?

Алексеев Чуть больше места для декораций, потому что у нас отобрали подвал в этом году. И нам нужно повысить зарплаты артистам.

Дмитревская Что нужно, чтобы Театру Поколений было хорошо?

Левицкий Не похоронить себя по-настоящему. Понимать, что мы никогда не потонем. Это вопрос веры в то, что эта миссия жизнеспособна. Я согласен с Женей, самое главное — это команда. Важно сохранять ее ядро, но и обновление ей тоже нужно. Еще хотелось бы найти иную формулировку, помимо «независимый» и «негосударственный». А если говорить про приземленные вещи, то нам очень помогла бы площадка, за которую не пришлось бы отдавать все заработанные деньги.

Гвоздев Вообще, проблема посерьезней. Для того чтобы артисты не ставили декорации, нужно иметь технический штаб, чтобы платить монтировщикам, должны продаваться билеты. Плохо без помещения, но и с ним легче не будет. Потому что чем больше у тебя всего, тем больше ты отягощен и не можешь быть независимым. Можно заниматься миссионерством, но не всю жизнь, когда ты двадцать лет выпрашиваешь.

Дмитревская На самом деле когда мы едем в автобусе, то не считаем, сколько нам за это заплатят. Например, сейчас, когда я заказываю текст, авторы спрашивают про гонорар сразу. Пятнадцать лет назад такого не было.

Гвоздев Да. Раньше у актеров было одно желание: «Я хочу играть в театре».

Алексеев Но вы сейчас говорите о том, что не надо никому платить, надо за идею работать…

Павлович Я очень хорошо понимаю, о чем говорит Антон. Я уехал из Кирова именно изза того, что меня не устраивала ситуация, когда большая часть артистов работает в этом театре за маленькую зарплату только потому, что им нравится то, что мы делаем. Я не был уверен, что имею право держать людей в заложниках жизненного неблагополучия. Миссия — это наркотик, на котором выезжает Комитет по культуре. Они предлагают нам закрыться, но в итоге отчитываются нашей деятельностью. Мы своим энтузиазмом выполняем ту работу, за которую другие получают деньги. Мы поставляем художественные ценности бесплатно. А ужас в том, что деньги есть. И еще одно уязвимое место независимости — общественный договор. Почему речь идет об автобусе? Потому что, когда мы заварили кашу с пятью людьми, мы можем быть уверены, что мы друг друга понимаем. Когда людей тридцать, то это уже механизм, а не миссия. И у механизма должны быть прочные несущие конструкции, а не только миссия.

Левицкий У меня буквально реплика по поводу крепостнической системы, в которой мы существуем. Есть ситуация, когда миссия делает нас заложниками, но, в отличие от государственного театра, мы вольны делать с этой миссией и отношением к ней все, что хотим. Это касается и художественных, и финансово-организационных отношений. С точки зрения выпуска спектаклей мне симпатична идея автобуса даже внутри репертуарного театра. А с точки зрения взаимоотношений внутри компании мы решили, что театром управляют актеры. И они давно решают не грузить декорации, не шить костюмы. В нашем безденежье мы живем по-человечески.

P. S. Конец августа. С момента нашей встречи прошло полгода, и мы задаем участникам круглого стола вопрос:

— Как события этих месяцев повлияли на ваш театр, что в нем происходило, как вы переживали карантин и какова ситуация сейчас, перед началом нового сезона?

Валентин Левицкий С конца марта по июнь в Театре Поколений произошло довольно мало заметных снаружи событий. Не делалось больших онлайн-постановок или продолжительных акций.

Несколько более активно шла внутренняя жизнь театра — в небольшом объеме проводились репетиции двух спектаклей, премьеры которых были перенесены с весны на осень 2020-го, — «Подтвердите, что вы человек» по пьесе Аси Волошиной (режиссер я, Валентин Левицкий) и «Три» по мотивам чеховских «Трех сестер» (режиссер Максим Карнаухов).

Правда, довольно быстро стало ясно, что возможности репетиций в зуме офлайн-спектаклей не безграничны… Активная работа велась над привлечением помощи от города, подавались заявки на различные государственные субсидии и частные гранты для обеспечения жизни театра и новых спектаклей.

Однако успех с поддержкой новых проектов минимален (СТД), а с поддержкой репертуара и театра (Комитет по культуре и Правительство города) почти равен нулю. После унизительного решения Комитета по культуре о поддержке 7 из 50 негосударственных театров руководителем Театра Поколений было подписано письмо губернатору Беглову.

После решения о подаче второй волны заявок мы снова прошли круги бюрократического ада и собрали документы для повторной заявки. Ждем ответа в сентябре.

Что касается обращений к городу за помощью с арендой, то они пока остаются без ответа.

Активная фаза жизни началась с 1 августа, когда актеры вернулись «с дач» и мы продолжили репетиции «Подтвердите, что вы человек», хоть и не знаем, получим ли деньги на воплощение спектакля.

С сентября начнется подготовка к открытию сезона, который может оказаться последним…

Планируется: участие в фестивале в Воронеже со спектаклем «67/871», премьера «Три» в октябре, продолжение премьерных показов «Город ищет убийцу» (премьера — осень 2019 года), премьера «Подтвердите, что вы человек» в ноябре.

Все планы могут сдвинуться в связи с вирусной или финансовой ситуацией.

Евгения Богинская Для СХТ это будет юбилейный пятый сезон. Мы назвали его «ПОСВЯЩЕНИЕ». И посвящен он будет ушедшей в 2019 году Ларисе Вячеславовне Грачевой.

Одним из самых значимых проектов юбилейного сезона будет проект, поддержанный Фондом Президентских грантов. Проект имеет формат видеокниги и посвящен педагогической методологии Л. В. Грачевой. В основе проекта описание и наглядное представление тренингов и упражнений, созданных Ларисой Вячеславовной на базе мастерской В. М. Фильштинского. Метод формировался на протяжении почти 30 лет практики работы с профессиональными актерами, студентами театральных вузов. Имеет доказательную базу, собранную совместно со специалистами Института мозга человека им. Н. П. Бехтеревой РАН.

Автор проекта — Ольга Оловянникова. Координаторы проекта — Тимур Ивашкевич и Аглая Лобанцева.

Мы строим планы на сезон. Продолжаются репетиции с Борей Павловичем в онлайн-формате.

Актеры СХТ и проекта «Квартира. Разговоры» вместе работают над спектаклем на материале текстов В. Бибихина.

Наш педагог и режиссер Алиса Ахмедиевна Иванова приступила к репетициям спектакля по роману Эрика-Эммануэля Шмитта «Оскар и Розовая Дама». Автор пьесы — начинающий драматург Олеся Лихачева, шеф-драматург проекта — Ася Волошина.

К выпуску в следующем сезоне готовится спектакль «Ведьма русского рока». Режиссер — Михаил Патласов, драматурги — Андрей Совлачков и Алина Шклярская. Текст пьесы основан на реальных событиях, записанных со слов Ирины Линник. Героиней нашего документального спектакля станет знаковая и одновременно проклятая фигура в истории русского рока. Ирина Линник — ярчайший представитель советской «золотой молодежи», внучка прославленного академика, которому Иосиф Сталин лично подарил дачу в элитном поселке Комарово. В 1980-х эта дача стала культовым местом среди ленинградских рок-музыкантов. Проект должен иметь статус и формат онлайн-спектакля.

Готовится к постановке спектакль «ИдиотА» по текстам Ф. М. Достоевского и «Энциклопедии преступлений, недостойных деяний и глупости человеческого рода» Мартена Монестье. Режиссер — я, Евгения Богинская.

Валентин Захаров готовит с нашими актерами спектакль «PRO 90» по пьесе К. Драгунской. Премьера этого спектакля должна была состояться весной 2020 года на новой театрально-зрелищной платформе «ЛЕНДОК». Выпуск был перенесен.

О сроках пока ничего сказать нельзя.

Запущен в этом сезоне культурно-просветительский проект #ЖиваяКнигаСХТ. При поддержке издательского дома ФЛЮИД Free fly и издательства «Самокат». Авторы проекта — я, Евгения Богинская, и Владимир Кустов. Здесь мы по-прежнему оставляем квоту для слабовидящих и слепых детей. «Илиада» — своего рода продолжение спектакля «Одиссея 2К19», которую готовит режиссер Дмитрий Крестьянкин. Продолжается наше сотрудничество с театром «Балтийский дом» и фондом «Подари мне крылья». Кроме актеров СХТ, в спектакле принимают участие 25 подростков из разных приютов, детских домов и центров содействия семейному воспитанию Петербурга.

Чтобы изменить финансовую ситуацию к лучшему и расплатиться с долгами, был запущен сбор средств по системе DONATION.

Нам важно участие зрителей в нашей жизни. И любой желающий может положить любую сумму в наш кошелек. Предложение помочь в форме free donation озвучено и представлено на странице театра ВКонтакте.

При этом Социально-Художественный Театр — один из немногих — получил в этом году субсидию от Комитета по культуре. Пусть скромную, но благодаря средствам, полученным от комитета, мы готовы к диалогу и планируем всеми силами поддерживать дружественный нам коллектив Площадки 51 | Петербургского Этюд-Театра.

Алина Мустафаева Сейчас мы готовимся к новому сезону. Стараемся не терзаться по поводу второй волны и материальных проблем. Конечно, все не так прекрасно, как хотелось бы. Многие планы по работе с нашим 32-м сезоном пришлось отложить из-за отсутствия денег. Но мы готовим две премьеры — в сентябре покажем долгожданный «Мрамор» по пьесе Бродского, режиссер Павел Семченко, а в ноябре хотим выпустить «Алеф» по Борхесу, режиссер Алексей Образцов. Ждем результаты городской субсидии, надеемся на поддержку комитета. Настроение воодушевленное, местами азартное.

После полугодового перерыва открываем сезон гастролями — «Комната Герды» летит на фестиваль в Тольятти.

Антон Алексеев За время карантина театр открыл доступ к нескольким видеозаписям спектаклей и провел несколько онлайн-читок небольших пьес. К сожалению, мы не успели выпустить премьеру даже в онлайн-режиме, так как был запрет собираться вместе даже артистам без зрителей. При этом театр получил небольшую субсидию от Комитета по культуре на следующую премьеру и даже небольшое помещение, которое поможет в будущем сезоне справляться с трудностями в размещении декораций.

Правда, насколько я знаю, театр не смог финансово помочь своим работникам во время карантина. И не сможет, пока не начнет нормально функционировать, так как никакой поддержки, которую можно было бы официально потратить на зарплаты, театр не получил. Ждем открытия сезона, и, разумеется, только со 100 % заполняемостью — иначе нет смысла и открываться.

Борис Павлович Не буду акцентироваться на стрессе — все мы так или иначе получили его в полном объеме. Поделюсь радостными моментами. Во-первых, мы успели по счастливому стечению обстоятельств сыграть спектакль «Исследование ужаса» в Москве в рамках «Золотой маски» в последний день перед всеобщим закрытием, 16 марта. Сегодня даже неловко думать о том, чтобы играть спектакль в тесноте узких комнат и коридоров, наплевав на социальную дистанцию, есть картошку за одним столом, передавать по рукам листки с текстом — в общем, праздник ковидного непослушания. Жюри «Маски» досматривает конкурсные спектакли в новых санитарных условиях — и я не представляю, как бы мы сейчас играли. В условиях изоляции мы много времени посвятили рефлексии, переосмыслению групповой работы. Это было очень полезно и, надеюсь, продуктивно. Во всяком случае, наша первая офлайн-активность — резиденция на базе пансионата СТД — показала новый уровень осознанности и включенности коллектива. Надеюсь, мы перейдем в новое качество. В этот сезон фонд «Альма Матер» входит с большим количеством партнеров. СТД РФ поддержал нашу экологическую дилогию «Человек. Эффекты», режиссерские работы Петра Чижова и Яны Савицкой (это ее режиссерский дебют). В резиденции мы начали работу над музыкальным спектаклем, который пока не имеет названия, мы называем его просто «Мюзикл» — и уже начали переговоры с Новой сценой Александринского театра о копродукции.

Это предположительно будущая весна. С этого года мы существуем как резиденты культурного центра «Дом Радио» на Итальянской — это тоже наш партнер, с ним мы задумали и обсуждаем несколько совместных проектов. Также весь карантин шли онлайн-репетиции спектакля-грибницы «ЛЕС», основанного на текстах Владимира Бибихина.

В работе над ним мы уже сотрудничаем с Социально-Художественным Театром и, надеюсь, подключим и другие петербургские театры.

Прошлый сезон был для нас переходным, мы прощались с «Квартирой» и размышляли над новыми форматами. Кажется, мы готовы обретать новый облик. В связи с этим мы отпускаем слово «Квартира» и называем себя «Разговоры». Проект «Разговоры» фонда «Альма Матер».

Анатолий Журавин Мы в полном неведении о нашем дальнейшем существовании.

В Комитете по культуре нет никакой информации о сроках открытия театров и новых условиях нашей работы. Эта неопределенность негативно влияет на творческий потенциал театра, настроение его сотрудников. Очень трудно удерживать штатных сотрудников, если не можешь сказать о дальнейшем ничего определенного. Мы очень надеемся, что театры откроются во второй половине сентября, и уже подготовили репертуар на эти даты. Согласен с теми коллегами, которым не нравятся термины «независимый» и «негосударственный» (никто не называет «Пятерочку» или «Магнит» негосударственными (независимыми) магазинами). Термин «внебюджетные» точнее отражает взаимоотношения таких театров с государством. Мы считаем, что надо плотно сотрудничать с Комитетом по культуре, избегая конфронтации и стараясь находить взаимоприемлемые решения, направленные на дальнейшее развитие театральной культуры Петербурга.

Алла Данишевская Полгода назад я не смогла присутствовать на круглом столе (была моя коллега, Алевтина Кротикова), поэтому мне хотелось бы сказать пару слов о нашей театральной «независимости». Могу ошибаться, но мне кажется, что этот термин по отношению к театрам, которые не стоят на балансе у города, стал применяться не так давно и сразу приобрел определенную (протестную) коннотацию.

В нормативных документах Комитета по культуре мы называемся социально ориентированными некоммерческими организациями, а в обиходе нас всегда называли «негосударственными». Оба слова беру в кавычки, потому что, на мой взгляд, они не очень отражают суть явления, более того, ее искажают. Как говорили мои коллеги, определение «негосударственный» звучит даже как-то обидно — как будто мы вне государства, не такие же граждане и участники социокультурной жизни. Одновременно с этим определение «независимый» сразу ставит нас в оппозицию, не дает права рассчитывать на поддержку, вызывает негатив и вопрос у широкой аудитории — «если они такие независимые, почему они требуют денег у государства». Особенно ярко такое отношение проявилось как раз сейчас, во время пандемии, при том что мы, будучи «негосударственными» театрами и при этом некоммерческими организациями, не получили вообще никакой поддержки (в отличие, например, от малого и среднего бизнеса, который, вообще-то, по той же логике тоже можно было бы назвать негосударственным и независимым). Безусловно, есть коллективы, для которых независимость от государственного финансирования — это идеология, но тогда либо присутствуют спонсоры, фонды, гранты (и, соответственно, зависимость от них), либо это не в традиционном понимании театры, а, скорее, театральные проекты, не требующие систематических финансовых вложений для обеспечения своей жизнедеятельности, а их участники имеют основные источники дохода в других местах. Большинство же самостоятельных творческих инициатив, возникающих вне стен государственных культурных организаций, рождается все-таки не из протеста, а из желания делать дело, которое по тем или иным причинам оказалось невозможно делать в рамках бюджетной организации (как, в частности, это получилось с «Открытым пространством»). Поэтому я предпочитаю использовать термин «внебюджетные» — то есть те, которые не финансируются из бюджета на постоянной основе, но вполне имеют право на поддержку государства. Театр, существующий в репертуарном формате, просто не может выжить без дополнительного финансирования, государственного или частного (расходы всегда будут выше доходов). К сожалению, в нашей стране институт меценатства не оченьто развит — благотворители никак не поощряются государством, не имеют никаких льгот. Именно поэтому так необходима помощь города, хотя бы минимальная.

Последние полгода сильно ударили по нашему театру, нашим планам, проектам. Буквально за полторы недели до закрытия театров на карантин мы успели подписать договор коммерческой аренды с бывшим заводом «Арсенал», где совместно с театральной лабораторией Яны Туминой планировали создать уникальное театральное пространство (городских помещений для нас не нашлось, хотя мы неоднократно обращались с соответствующим запросом и в КИО, и в Комитет по культуре, и непосредственно к губернатору).

Успели даже начать ремонтные работы, провели субботник и… все накрылось. Все возможные источники финансирования проекта сразу отвалились, прогнозы с самого начала были достаточно пессимистическими. Договор пришлось расторгнуть, при этом мы влетели на достаточно крупную сумму. Как я уже говорила, поддержки в момент кризиса мы не получили никакой — ни от города, ни от государства.

Для того чтобы оставаться на связи со зрителем, мы, как и многие другие театры, провели ряд онлайн-трансляций, включая спектакли и мастер-классы, делали музыкальные ролики, танцевали и пели. Правда, нашу финансовую ситуацию это никак не поправило. Поэтому говорить о реализации новых проектов пока что преждевременно.

На одном энтузиазме теперь не уедешь, за все приходится платить. Так что сейчас мы очень ждем разрешения работать, чтобы, как минимум, приступить к прокату имеющихся в репертуаре спектаклей. Ждем полного снятия ограничений, поскольку при 50-процентной заполняемости зала мы не можем открыть двери — спектакли будут идти в убыток, а покрывать его сегодня неоткуда. Пока же мы можем только придумывать и разрабатывать новые спектакли и проекты.

Планы есть, очень надеемся, что мы выкарабкаемся и сможем их осуществить.

P. P. S. Тогда, в марте, на встрече не присутствовали Наталия Лапина, основатель и художественный руководитель Городского театра, и Михаил Каргапольцев, основатель и лидер театра «ЦЕХЪ». На те вопросы, которые поднимались в беседе, они ответили уже сейчас… Поскольку текст длинный, повторим вопросы, на которых мы просили сосредоточиться руководителей негосударственных театров.

— Для вас независимый негосударственный театр — это принцип и идеология или вынужденная мера?

— Какой поддержки от города не хватает независимому театру?

— Возможна ли абсолютная независимость?

— Когда независимый театр, который начинался с сотрудничества единомышленников, может столкнуться с кризисом?

— Что нужно для того, чтобы независимый негосударственный театр жил хорошо?

— Насколько успешен поиск партнеров у независимых театров?

— Как события последних месяцев повлияли на ваш театр, что в нем происходило, как вы переживали карантин и какова ситуация сейчас, перед началом нового сезона?

Наталия Лапина Когда мы придумывали Городской театр, то придумали его как театр большого охвата — отсюда и такое название. Мы начали на большой сцене в 450 мест, но за первый сезон на практике поняли, что своими силами сцену с арендой аппаратуры только на доходах с проката и небольших грантах, без бюджета на рекламу, вытащить невозможно; и в репертуаре стало появляться все больше и больше камерных спектаклей. Так что наша идеология прямо со старта была, скорее, обратной статусу негосударственного театра. Мы понимали, что начинающим госстатус не получить, элементарно не за что, — поэтому работали, делали дело до последнего с верой в то, что оно будет замечено.

Самое классное, чем мог бы помочь город, — это предоставление пространств, площадок. Говорят, в центре их практически нет, но речь ведь не о готовых театральных залах. Можно отремонтировать подвал на Литейном, как сделали мы для своей Камерной сцены, можно отремонтировать лофт на Петроградке, как сделал «ЦЕХЪ».

А сейчас мы платим по полной коммерческую аренду. И за склад тоже. При этом стоит только отойти в сторону от золотого треугольника — сколько прекрасных полузаброшенных фабрик, цехов, сколько домов «на реставрации». Нужна какая-то программа поддержки креативных пространств — и я уверена, станет легче не только уже давно существующим негосам, но и тем, кто только хочет начинать: будет куда прийти.

Для меня объединение терминов «негосударственный театр» и «независимый театр» вообще очень спорно. Почему они в одной связке? Театр может быть негосударственным, то есть не получающим поддержку от государства, но он все равно зависит — от того, сможет ли выиграть очередной грант; от того, каким образом и как долго сможет удержать за одну идею творческую команду; от того, удалось ли ему найти свое помещение или приходится скитаться; и т. д. Это другой род зависимости, в нее попадает каждый театр, который хотел бы выстроить какую-то последовательную художественную политику. Подлинно независимый театр — это, скорее всего, театр, где независимость = идеология: захотел — выпустил спектакль, не захотел — не выпустил; захотел — сыграл спектакль в баре, или на набережной, или договорился с дружеской площадкой, а не захотел — не сыграл нигде; смог — заплатил творческой бригаде и артистам, не смог — не заплатил. Такой театр основан исключительно на свободной воле и не зависит от обычных театральных факторов.

Айсбергов и подводных камней много, только успевай уворачиваться. Например, когда хочется все-таки заработать денег, а не только театр построить, — люди начинают отпадать; или когда возникает ощущение отсутствия перспективы — у всего коллектива или у его части; или когда кажется, что ты тут занимаешься никому не нужным театром, время свое тратишь, а мимо проплывают жизнь и возможности; или когда идея вырабатывает себя, а другая на смену не приходит; или случается кризис руководства; и т. д. Строительство и в принципе работа театра — это длинная дистанция, это планирование на несколько сезонов вперед. В случае негостеатра такое планирование затруднено, потому что ты просто не знаешь, сможешь ли продержаться и продержать команду хотя бы текущий сезон.

И осознание этого — тоже кризис, потому что хочется просто спокойно делать свое дело, а не бесконечно затыкать пороховую бочку. Не всех стресс вдохновляет на творчество.

У Городского длинная история поиска. Поиск почти всегда успешен с точки зрения информационных партнеров, а также с точки зрения коллабораций — мы, например, легко договариваемся с музеями, библиотеками, издательствами, кафе и магазинами. Но с точки зрения поиска финансовых партнеров сложно, т. к. негостеатру предложить почти нечего — любой хоть сколько-то серьезный бизнес предпочитает инвестировать в театр с колоннами и позолотой: там ложи выделяют, там твой логотип увидят на глянцевой бумаге и афишах формата А1 и А0, там имиджевая история. Нам повезло хотя бы в том смысле, что среди зрителей Городского есть небольшая часть обеспеченных людей, время от времени помогающая финансово просто за любовь к нашему театру.

Но, сколько мы ни пытались наладить отношения с бизнесом, сталкивались с тем, что бизнесу вкладывать деньги в негостеатр неинтересно.

Возможно, это питерская ситуация.

Сейчас мы не знаем, откроется ли новый сезон в Городском театре. Мы не закрыли, а поставили театр на паузу в декабре 2019-го только потому, что Комитет по культуре обрисовал нам перспективу финансовой помощи и пусть длительного, но понятного движения к госстатусу. На этих условиях мы выработали новую программу и начали над ней работать, уже с неким пониманием перспективы. Помощь должна была прийти в марте, но так до сих пор и не пришла: из-за пандемии все встало. При этом внутренние процессы в театре мы не останавливали, продолжали готовиться к сезону, репетировать сначала онлайн, потом офлайн и т. д.: вирус вирусом, а дело страдать не должно. Только театр, конечно же, ничего не зарабатывал, жил в долг. Когда стало ясно, что и в августе денег не будет, то вопрос со всеми нашими планами, премьерами, программой и открытием сезона, мягко говоря, повис. Висит он в крайне тревожном состоянии и сейчас. Разрешение играть спектакли, как волшебная палочка, не откроет для зрителей Городской. Вот буквально сегодня владелец помещения нашей Камерной сцены сказал, что дольше не готов ждать обещанного финансирования и начинает в сентябре показывать помещение новым арендаторам; а еще мы узнали, что возможна ситуация, когда денег не дадут вообще. Когда выйдет этот материал, наверное, уже станет ясно, пережили ли мы 2020 год или история Городского так и закончилась в 2019-м, несмотря на огромную работу и все попытки его спасти.

Михаил Каргапольцев Для меня лично независимый театр — это идеология. Точнее, это стало идеологией, когда я понял, что государственные театры — это махина, с которой артисту сложно справиться.

Мы решили независимо существовать, и нам вроде бы не стоит требовать поддержки, но раз уж для «негосов» создана субсидия, то было бы неплохо, как минимум, честно ее распределять.

А судя по последнему конкурсу распределение средств весьма сомнительное. Мы написали письмо по этому поводу и в результате получили, честно сказать, отписку, как и критики, и общественность.

В общем, ждем второй августовской субсидии, посмотрим, что там будет, — «негосы» обещали поддержать.

Но дело в другом. Негосударственные театры не имеют возможности развиваться в культурной столице. А было бы здорово, чтобы, к примеру, в нескольких районах города было хотя бы по одной открытой, льготной площадке, где бывшие выпускники высших театральных учебных заведений, которые не попали в государственные театры, независимые труппы и коллективы могли бы пробовать реализовывать свои театральные замыслы. Как мы знаем, выпускников театральных вузов около тысячи, но театры-то берут на работу значительно меньше. Негосударственных театров более пятидесяти, и неизвестно сколько независимых коллективов, а условий для развития, увы, нет.

Моя идея очень простая: создавать бренд независимых негосударственных театров. Есть достопримечательности Петербурга: Эрмитаж, фонтаны Петергофа, императорские театры. А есть пласт независимых негосударственных театров как туристическое направление в том числе.

В Петербурге более пятидесяти «негосов», и они каждый год доказывают свою профессиональную состоятельность, участвуя в огромном количестве фестивалей и получая за свои работы высшие театральные награды.

Возможно создать в Центральном, Петроградском и Василеостровском районах небольшие сцены с репетиционными залами, техническими помещения, которые негосударственные театры, не имеющие своей игровой площадки, смогут арендовать на льготных условиях. Это позволит выпускникам театральных вузов, независимым коллективам практиковать свои навыки и развивать театр.

Негосударственные театры — это действительно важно. Мы же знаем, что многие независимые театры «золотомасочные», «софитные», «прорывные», обладающие высшими театральными наградами, и это, мне кажется, надо поддерживать и оценивать. Но, к сожалению, отсутствует наблюдательная точка в Комитете по культуре и в Министерстве культуры Российской Федерации. В Москве стало попроще, там есть Центр Мейерхольда, на их площадке играют разные коллективы. Я знаю, что у нас создают открытую сцену, где-то на территории завода «Арсенал», но что-то не верю, что это будет льготно и доступно, что это будет стоить хотя бы восемьдесять тысяч рублей за один день пребывания на сцене. Как мне кажется, комитет, чиновники и те, кто сидит у руля, думают, что негосударственные театры требуют, как минимум, от 80 миллионов на один коллектив, а на самом деле затраты не такие. И если у людей будет возможность снимать за 300–400 рублей в час нормальный репетиционный зал и за 8–10 тысяч нормальную сцену для того, чтобы играть спектакли, — это будет большая помощь. Я сужу по ЦЕХЪ театру, потому что мы студийные, молодые, мы не за консервацию театра, а за раскрытие его в разных направлениях. К нам постоянно «стучатся» студенты РГИСИ — и мы даем им играть на льготных условиях. Другие режиссеры приходят, арендуют зал, потому что у нас дешевле.

Комитет по культуре мог бы нам помочь с организацией площадок. Надо понимать, что они не могут напрямую поддержать негосударственные театры кроме как этой субсидией, они не могут сказать «ребят, окей, строим площадку». Они могут нас пригласить на фестиваль, мы на нем сыграем, и они дадут нам какие-то на это средства.

Но для того чтобы организовать эту историю с малыми сценами или репетиционными залами, они могут перечислять деньги в государственные театры, которые могут сдавать пространство негосударственным.

Возможно, есть и другие варианты.

Очень жалко наблюдать, как талантливые актеры и режиссеры покидают Санкт-Петербург и ищут счастье в других городах и странах.

Абсолютная независимость возможна. Хорошие инвестиции — и вообще нет никаких проблем. Дело в том, что если ты понимаешь, что не хочешь зависеть от больших людей, которые могут влиять на твое творчество или на твои желания, и если у тебя есть достаточное количество денег, которые ты готов тратить на театр, то пожалуйста, независимый театр может существовать легко, при должной финансовой поддержке. Вот, к примеру, «ЦЕХЪ» до пандемии — это театр, который самоокупается. Субсидии нам тоже достаточно значимо помогают, но мы на них не рассчитываем.

Они есть — и хорошо, мы можем создать больше спектаклей, покрыть какие-то расходы, но «ЦЕХЪ» до пандемии — это «ЦЕХЪ», который существует своим собственным трудом, субарендой и так далее.

Когда независимый театр может столкнуться с кризисом? Первое — когда люди сталкиваются с тем, что не везде можно в Петербурге сыграть спектакль. Так было и у нас — мы поняли, что если сейчас не сотворим свою собственную площадку, то разбежимся. Тогда мы взяли и авантюрно заключили договор с Конюшенной. Мы даже не представляли этих денег — 130 тысяч рублей в месяц, ну кто из нас эти деньги зарабатывал?

Я помню, мы с Женей Кыхаловым хватались за голову, подписывали договор, после всем миром строили пространство, уложились в два месяца и начали работать! Затем после четырех лет переехали на Чкаловский проспект в здание старой котельной и опять строили заново.

Бывает кризис из-за человеческих трудностей.

Когда, к примеру, мастер дальше не пошел за курсом и курс без центра начинает разваливаться.

Бывает, курсы расформировываются на группки, но они сталкиваются с теми же проблемами, когда понимают, что в государственные театры так просто не попасть и что особо-то нигде не поиграешь в Петербурге, за деньги только. И потом бегают по дружеским бартерам и площадкам. Но так не должно быть. Получается, что у коллектива, который хочет что-то свое сделать, нет такой возможности: он сразу попадает в эти пресловутые предлагаемые обстоятельства, и потом они становятся ведущими. Дальше, когда спектакли в каких-то театрах уже играются, тоже возникают свои проблемы — оплата и прочее. Потому что на первых порах никто о тебе не знает и ты не будешь сразу зарабатывать на спектакле, чтобы его окупить, ты будешь в минусе достаточно долгое время. Вот эти сложности возникают.

Чтобы независимый негосударственный театр жил хорошо, как минимум, надо, чтобы этот негосударственный театр увидели те люди, которые наблюдают за театром в целом. Я сейчас говорю не о тех, кто сидит в Комитете по культуре, а о чиновниках большой руки — они должны увидеть и понять, что это важно для молодежи, для города и что нужно создать хотя бы минимальные условия.

С партнерами сложно, сложно. Обычно получается разово, на какой-то проект. И это нормально — мы им что-то даем, и они нам что-то дают. А на постоянку это сложно. Есть «божьи люди», как я их называю, они приходят, просто говорят «на» и уходят, ничего не требуя взамен.

У нас так было. Есть дружественные организации, которые помогают по печатке, по каким-то хозяйственным нуждам. Но инвесторам не интересен театр. Они хотят выручки и окупаемости.

Во время карантина нам помогли наши арендаторы, они вполовину сократили аренду, и, пока театр не выйдет из пандемии, оставят эту скидку, нам это помогает. Мы живем на то, что заработали до пандемии, так что есть какие-то копейки. Мы, как и все, закрылись, когда все началось, внутри коллектива обсуждали, какие мы можем сделать творческие шаги, чтобы зрителей не потерять и удержать. Мы устраивали онлайн-читки, онлайн-фестиваль «Корона-драма». У меня и у некоторых ребят был репетиционный процесс онлайн. Сняли два спектакля с профессиональной командой — «Неизлечимых» и «Стулья», — чтобы потом продавать их на онлайн-площадках. Сейчас идут репетиции спектаклей, которые должны открыть сезон. Творим, не сдаемся.

Материал подготовила Полина БУРОВСКАЯ