«Двенадцатая ночь». У. Шекспир.
Городской драматический театр (Нижневартовск).
Режиссер Маргарита Зайчикова, художник Вячеслав Зайчиков.
Любому постановщику «Двенадцатой ночи», чтобы свести концы с концами, нужно для начала определиться, что же такое эта шекспировская страна Иллирия. Место поэтической печали и воздыхательной перекрестной любви или территория всеобщего драйва, радости, свободы? (Реальную Албанию не предлагать, как не предлагать «Гамлету» реальную Данию!)
С Иллирией создатели нижневартовского спектакля (премьеру сыграли буквально вчера) определились очень конкретно. Они сделали спектакль в ностальгическом стиле Woodstock (все-таки эта Иллирия утрачена), опрокинули всю труппу в свободное, живое, двуязычное перепевание хитов рок-музыки, собрали у жителей Нижневартовска старые «иллирийские» джинсы, из которых неутомимый Вячеслав Зайчиков нашил ярких, заковыристых костюмов все в том же стиле Woodstock (то ли веселятся народы юга, то ли северный табор вываливается на сцену) и объявили трехчасовой театральный отдых для зрителей, у которых за окнами уже началась долгая зима.
А тут лето! А лето — это пляж и море. В котором у Шекспира терпят кораблекрушение и почти тонут Виола и Себастьян, и на берегу которого (а вовсе не на ферме провинции Бетл) веселится вся честная иллирийская компания. Когда Зайчиков сказал мне, что «Двенадцатая ночь» отменяется и на замену сыграют «Севастопольский вальс» — я поверила: на сцене висели спасательные круги (в этой пьесе есть кого спасать), стояла тряпичная пляжная будка-времянка, в которой потом весь спектакль плескалась под душем Оливия, перепекшаяся на пляжном топчане… Сэр Тоби (замечательный, просто-таки ренессансный Евгений Наумов) в бандане и с бородой «от БГ» сел за ударные — и понеслось!
В программке спектакля написано «Хиппи верят» — и перечислены принципы философии хиппи. По сути, мне кажется, эти законы близки внутреннему устройству Нижневартовского театра («Достичь свободы можно, лишь изменив внутренний строй души»), но из всех постулатов к спектаклю более всего применим этот: «Духовная община — идеальная форма общежития». Нижневартовский театр, выросший из студии, на глазах взрослеющий под руководством Натальи Наумовой и Маргариты Зайчиковой, всегда стремился быть «идеальной формой общежития». Ансамблевость, с которой сыграна «Двенадцатая ночь», как раз и демонстрирует нам это сценическое «общежитие».
Спектакль скреплен, с одной стороны, историей маленькой хрупкой Виолы (Ольга Горбатова), — которую сперва вытащили, как утопленницу, из воды, и которая, надев кепку, становится скорее не соблазнительным юношей-дворянином Цезарио, а стойким Гаврошем, — а с другой стороны, рок-возрожденческим бедламом, учиняемым сэром Тоби. С одной стороны истории — маленькая испуганная девчонка, крепко держащаяся за кепку, под которой скрыты косы, обмирающая в нечаянных объятиях Орсино (Борис Шаханин), с другой — пьяный ироничный рок-титан, под ботинками которого прогибается пляж. Евгений Наумов — актер необычного лирико-комедийного дарования, он могуч и наивно-трогателен, исключительно подробен и по-настоящему смешон, на нем держатся многие спектакли, и здесь его могучий сэр Тоби, застегнув ширинку после веселого общения с такой же ренессансной Марией (Елизавета Шаханина), аки атлант подпирает купол шекспировско-нижневартовского балагана.
В этом балагане не прячут трюки. Если Мальволио мочится на барабан, то барабан откликается мелкой дробью, если он пукает — барабан отвечает соответствующим звуком. Если к ногам Мальволио (Иван Хлебников) кидают письмо «от Оливии», то к носу его дополнительно спускают розовые очки, чтобы эксперимент удался на все сто. Мальволио здесь — персонаж цирковой, но сила-то враждебная: это чиновник в советском «огурцовском» костюме, дурак в котелке, пытающийся упорядочить стихию хмельной хип-рок-тусовки («Я рассчитаюсь с вашей мерзкой сворой!»). Спектакль вообще сделан на открытом юморе, тут много смеешься не над чем-то, а потому что просто смешно (Нижневартовский театр вообще пропитан юмором благодаря дарованию Вячеслава Зайчикова).
— Его назвали Себастьяном. Боже!
— Ты понял что-нибудь?
— Я нет.
— Я тоже.
И такие тупые рожи скроят — хоть падай.
Ольга Горбатова играет и Виолу, и Себастьяна. Весь спектакль гадаешь: как же выкрутится М. Зайчикова в конце, когда близнецы должны обняться, вновь обретя друг друга? Но сцена решена отлично: Себастьяна мы видим только сзади, со стороны кепки, Виола заключает его в крепкие объятия, ликующая толпа поглощает их, а из нее выныривает уже белокурая девушка, а не щуплый пацан, странным образом внушивший страсть Оливии…
Чего не хватало премьерному спектаклю? Любви. В музыкально-вудстоковском безумии, визге и кульбитах, танцах-шманцах-обниманцах пока что утонула любовь героев, и ей срочно требуется спасательный круг. Еще уточнятся оценки, возникнут крупные планы, тем более что спектакль дает галерею прелестных актерских индивидуальностей, выросших на берегах нижневартовской Иллирии.
Ой, и Плетнев в Калуге про то же ставил…
В Нижневартовске был снег. И он уже такой, не случайный. И хмурое небо. А «Двенадцатая ночь» — действительно лихая, хулиганская и очень яркая. И все там все хорошие, ладные, ловкие. Я с этим театром познакомилась давненько. Он правильно создан, правильно и существует. Очень серьезный, миссионерский в чем-то театр. Насчет нехватки любви…Мне кажется, про это и не ставилось. Вся эта шекспировско-вудстоковская любовь — веселый дурман, который рассеется, может быть, когда придет тринадцатое утро.