…Одна из самых любимых картин в нашем доме — маленький листок бумаги под стеклом.
На нем несколько черных вертикальных ли¬ний, небольшой белый кружочек, спрятавшийся за ними, да три размытые сероватые полоски.
Глядя на этот пейзаж, погружаешься в темноту старого парка, слышишь тихий шум моря вдалеке, ощущаешь необидную прохладу прибалтийской но¬чи. Ты чувствуешь время года — весна. Время суток — вечер, где-то после одиннадцати… Ошибиться можно лишь в дне недели — скорее всего четверг… В общем, приближение пятницы. Работа сделана по всем правилам высокого искусства — минимум средств и максимум выразительности. О ней можно прочесть лекцию или написать искусствоведческую статью — о ритме горизонталей и вертикалей, о расположении тоновых пятен, о контрасте прямых и изогнутых линий.
Но уникальна она еще и потому, что это одно из немногих произведений удивительного художника Александра Орлова, которое можно потрогать руками.
Ибо Александр Орлов — истинный художник Театра. Создатель Театра. Он создает пространство, воздух, свет… Орлов не делает декорацию — он сочиняет спектакль. Причем обходится необычайно простыми средствами.
Александр Орлов. Фото из архива «Петербургского театрального журнала»
Ведь на сцене почти ничего нет. Черная одежда, занавеска, ставка да ступеньки. Иногда эти ступеньки, правда, выламывают планшет сцены — так, что земля дыбом… Ну и стул-другой поставит для актера. И нецветное все — черное да белое. Просто. Просто, да не очень. И не случайно актеры, эти самые наивные дети человечества, всегда притихают перед строгим макетом нового спектакля.
Чуют они мощь,таящуюся в черном ящике подмакетника. Понимают — спектакль не может быть плохим. Работать с Орловым просто замечательно! Его решения всегда неожиданны. Зная многих талантливых мастеров сценографии, почти всегда можно предположить, что придумает художник.
Но каждый раз, беря в руки пьесу, над которой нам предстоит работать совместно, я пытаюсь отгадать — что же предложит Саша? И не отгадываю…
Где же можно видеть работы Орлова? Только в театре. Это и прекрасно, и грустно.
Вот и на последней большой выставке «Итоги сезона
Думаете, ничего не сделал? Сделал очень много. И дипломы получал за лучшую сценографию.
Но неинтересно ему выставлять старые макеты. Скучно…
Да разве может макет передать могучее движение плоскостей («Тот этот свет»), полет прозрачных драпировок и порхание белых бутафорских птичек («Карусель по г-ну Фрейду»), трагический поворот необъятного зеленого станка («Заколдованный портной»), бесконечную громадину уходящей, казалось, не за пределы сцены — за пределы театра черной пирамиды («Саломея»)?
Как можно зафиксировать в эскизе, макете, фотографии полет Панночки в бездонном небе («Панночка»), грохот внезапно рухнувшей стены («Лунные волки») или волшебное превращение зимнего арденнского леса («Как вам это понравится?»)
Кто видел — дыхание перехватывает…
С Орловым замечательно работать и прекрасно дружить!
Сдержанный в проявлениях, он — человек необычайно щедрый. Щедрый и надежный. Этими его качествами беззастенчиво пользуются друзья (и я в их числе).
Саша безотказен в любое время, в любой ситуации — от перевозок на машине до распечатывания большого тиража афиш для выставки (той самой, «Итоги сезона»). При этом свою помощь он обязательно «снижает» каким-нибудь шутливым ироническим замечанием так, что у просителя окончательно затухают последние угрызения совести и он горделиво ощущает благодетелем самого себя.
Но вот с кем беспощаден Александр Владимирович — это с директорами театров. На этих дуэлях стоит поприсутствовать. Голос Орлова становится очень тихим и тонким. Ноздри раздуваются, борода топорщится, как дикобраз, черные полуармянские брови строго сдвигаются. Это сдержанная ярость испанского гранда.
Но не подумайте, что он отстаивает именно свои финансовые интересы. Орлов бьется за права своих коллег. Подобно ледоколу, он прорубает дорогу идущим за ним художникам. После него идти просто. Или, скажем, гораздо проще.
Цеховое братство — вообще отличительная черта театральных художников. И я сама горжусь принадлежностью к этому братству.
…У маленького Володи был старший брат. И малыша часто спрашивали взрослые — что и как он будет делать. Набычив лобик и встряхнув золотыми кудряшками, Володя неизменно отвечал: «Я — как Саша».
И мы — как Саша…
Декабрь 1996 г.
Комментарии (0)