Сцена из спектакля «Волки и овцы». Фото Ю.Белинского
Н.Мещанинова (Евлампия Николаевна Купавина), Т.Калганова (Глафира Алексеевна). «Волки и овцы». Фото Ю.Белинского
Г.Мочалова (Меропия Давыдовна Мурзавецкая), М.Левшин (Михаил Борисович Лыняев). «Волки и овцы». Фото Ю.Белинского
С.Русскин (Вукол Наумович Чугунов). «Волки и овцы». Фото Ю.Белинского
М.Сергеев (Кристиан де Невилет). «Сирано де Бержерак». Фото Ю.Белинского
Ю.Каменев (Сирано де Бержерак). «Сирано де Бержерак». Фото Ю.Белинского
Сцена из спектакля «Сирано де Бержерак». Фото Ю.Белинского
И.Бачинская (Роксана). «Сирано де Бержерак». Фото Ю.Белинского
Театр этот как бы и на слуху, а как бы и нет. Скажешь: «Комедианты» — и, возможно, тебя переспросят: «Приют комедиантов?» Да нет, во-первых, не «Приют» — театр Ю.Томошевского вдвое старше, а во-вторых, театр М.Левшина — сам по себе, наособицу. Рукой подать до Московского вокзала, вроде бы и в центре, да вот бывалый таксист, вывозивший меня в мартовский гололед со спектакля, сказал с искренним удивлением, выворачивая с узенького проулка на Лиговку: «Уж никак не знал, что здесь — театр!»
А между прочим, зал полон. Правда, зал-то маленький — на 5 рядов. Впереди, в случае аншлага, можно еще стулья приставить. Туда усаживают лиц приглашенных, посолиднее. А основной зритель — молодежь, народ лет по
Здесь до сцены рукой подать, она полностью беззащитна, но актер вышел, заговорил — и чудо свершается. Его нельзя не слушать, потому что он живет.
…Играют «Сирано». Многих мне удалось перевидать за свою жизнь — романтических и меланхолических, блестящих и не очень. Такого — увидела и услышала в первый раз. Артисту Юрию Каменеву Бог дал все для амплуа героя — рост, голос, скульптурно-выразительное лицо. Но понимаешь это не сразу, ибо все «актерское» спрятано под складками серого плаща, под широкими полями шляпы, которые затеняют даже знаменитый нос Сирано. Впрочем, на него как-то не обращаешь внимания, да и в нем ли дело? Просто — человек любит и не смеет надеяться на взаимность. И, страдая, все-таки поддается иллюзии надежды. А узнав истину, находит в себе силы встать выше собственного страдания. Вот и все. Без всякого пафоса и декламации. Почти вполголоса, без гаскониады и бретерства. Очень просто.
И вот этот нарочно «не-гасконистый» Сирано взял зал в плен. Быть может, потому, что цветистые фразы знаменитого перевода Т.Щепкиной-Куперник, казалось, рождались только сейчас, именно на его губах. «Каждый пишет, как он слышит, каждый слышит, как он дышит…» — вроде бы и не к месту пришли на память эти окуджавские строки, но нет, к месту, ибо так «дышит» весь спектакль М.Левшина и не в одном Сирано дело.
Кристиана де Невилета играет молодой артист Максим Сергеев. Открытое юное лицо и по-детски ясный взгляд. Немудреный ум — но прямое сердце. И на бруствере гасконского лагеря перед решающей атакой он стоит подчеркнуто прямо, сознательно подставив грудь под пули врага.
Придворных сцен в спектакле нет, батальные лишь обозначены. Никаких постановочных изысков. Для режиссера главное — что происходит между людьми. Как говорят герои и как смотрят.
Я недоверчиво заглянула в глаза Максиму Сергееву на другом спектакле, идущем уже не первый сезон, — «Волки и овцы» (но я-то повидала его уже после «Сирано»!). То же юное лицо, только какое-то жесткое, а главное — взгляд. Торжествующе-наглый и холодно-пустой. Это глаза другого человека. Бесстыжие глаза Клавдия Городецкого.
И у Юрия Каменева в «Волках и овцах» — другие глаза. У Сирано был чуть печальный, но твердый взгляд человека без компромиссов — и ни грана позерства. У помещика Беркутова — главного «волка» из пьесы Островского — вид импозантный до невозможности. Какой разворот плеч, какой постав корпуса, какие холеные усы на барском лице! Но главное — взгляд, холодно-проницательный, он может по необходимости всё — и выразить почтение к первой матроне уезда и смущение перед прекрасной дамой, и как ножом срезать того, кто ему в когти попался, а впрочем, это взгляд вполне респектабельного господина. Красавец мужчина, просто выставочный экземпляр. Они запоминаются — взгляд Сирано, мечтателя, поэта, и взгляд трезвого хозяина жизни. Интересно было бы снять их да и поместить вместе с парой снимков М.Сергеева, сопроводив фото загадочной подписью: «Чьи глаза?»
И характерность ценят в этом театре: маленький, плюгавенький Вукол Чугунков в исполнении Сергея Русскина, с его утиным красненьким носиком и нервным тиком при одном лишь виде рюмочки водки, — фигура весьма запоминающаяся.
«Сирано» — спектакль «мужской», а вот в «Волках и овцах» и женщинам раздолье. Здесь и неожиданно игривая, молодящаяся Меропа Мурзавецкая — Галина Мочалова, которой, очевидно, есть какие грехи среди прочих перед образами отмаливать. И пребывающая в любовных грезах и оттого доверчивая до наивности (однако же не до глупости), пышная, как бело-розовый зефир, Евлампия Купавина — Нина Мещанинова. Как самозабвенно, все более смелея с каждой взятой нотой, поет она с Беркутовым романс под гитару — да это целое откровение любви для нее! В этом театре явно ценят полногласие характера, всерьез выращивают внутренний мир, лелеют импровизационное состояние актера — и вот результат: 15—17-летние скептики, оглушенные попсой и телешоу, сидят в этом «старомодном» театре буквально не шелохнувшись. Им интересно, они человеков видят, а не хитроумные технические трюки, все неожиданное, остроумное на сцене — через актера, и, оказывается, это человековедение дорогого стоит — и для зрителя, и для театра. Сейчас этим «рукоделием» мало кто на театре занимается, а ведь оно исконное для русской сцены. Вот и получается, что приезжает к нам Питер Штайн и показывает, как играть чеховские характеры, как выразить чеховскую атмосферу, а мы в своих новациях и позабыли давно про это.
Маленький театр, существующий где-то на окраине театральной карты Петербурга, живет, оказывается, центральными идеями русского искусства.
Март 1997 г.
Комментарии (0)