МЕРТВЫЕ ДУШИ

А.Чехов. «Пьеса без названия».
Малый драматический театр. Режиссер Лев Додин

Я все думаю: как отнесся бы Чехов к тому, что все чаще и чаще театр обращается к тексту, который он пьесой не считал и не хотел обнародовать? Пьесой стал «Иванов», тоже не один раз доработанный Чеховым, а многостраничный «Платонов» и в самом деле — пьеса без названия. Черновик. Но все чаще наши режиссеры интересуются именно черновиками, словно надеясь угадать в первоначальной необработанности тайну будущей гениальности кого-то из великих…

Когда-то Н.Михалков и А.Адабашьян напитали «Платонова» мотивами более позднего Чехова — и возникла «Неоконченная пьеса для механического пианино». Недавно их сценарий поставили в Таллинне — и спектакль «Пианола, или Механическое пианино» тоже стал событием, ибо режиссер Э.Нюганен ставил как будто зрелого Чехова — драматического по сути своей, несмотря на то, что мучаются в пределах этой ранней пьесы люди заурядные — не герои.

Л.Додин идет обратным ходом. Он помнит, что одновременно с «Ивановым» Чехов начинался водевилями — и отнимает у «Пьесы без названия» всякий драматизм, превращая ее героев (тех, из кого родятся потом Иванов, Войницкий, Елена Андреевна, etc.) в толпу тупых уездных обывателей, а сюжет — в «комическую сагу о житейской пошлости». Он впускает в спектакль тех, кого Чехов на самом деле не допускал через порог своих больших пьес, отведя им пространство водевилей и неприязнь драматических героев. Вершинин в «Трех сестрах» говорит о ста тысячах отсталого и грубого населения города. Но Чехова из этих ста волнуют всего три сестры. В «Дяде Ване» доктор Астров сокрушается, что во всем уезде было всего двое порядочных, интеллигентных людей — он и Войницкий. Чехов выбрал героями именно их. Додин сегодня — именно остальных. Непорядочных и неинтеллигентных. О водевильных героях Чехова точно сказано когда-то:они «демонстрируют публике отличный аппетит к жизни и темперамент гладиаторов». Именно таковы сегодняшние додинские герои.

Каждый спектакль Додина — несомненное событие. Но что будет, если лишить Чехова подтекста, сложности, а его героев — рефлексии? Получится фарс. Правда, Чехов понимал, что водевиль — жанр краткий и не растягивал его, а Додин длит и оснащает трехчасовое отсутствие драматического содержания виртуозным постановочным дивертисментом. Здесь все играют на саксофонах и плавают в настоящем бассейне (это — для заграницы и из-за границы. Ее эстетика. Уже вся Россия — не столько сад, сколько сплошной водоем, ибо много кто из режиссеров в Германию ездит и кое-что видит…) Здесь физиологическая усталость двадцатисемилетнего Платонова (С.Курышев) объяснима только притязаниями четырех женщин, из которых прежняя его любовь Софья (И.Тычинина) — неумна, истерична и стервозна, жена Саша (М.Никифорова) — истерична и тупа, Войницева (Т.Шестакова) — стервозна и похотлива, а девица Грекова (Н.Кромина) — похотлива и глупа. В этой жизни есть место наемным бандитам, богатым евреям и элегантным помещикам, тщедушные сыновья которых живут по Парижам. Такая незамысловатая модель жизни, современность которой подчеркнута некоторыми костюмами, и безвкусным музыкальным сопровождением — советским шлягером 50-х годов «Вишневый сад»…

Платонов говорит в спектакле, что мир, в котором он живет — «мир глупцов набитых, безвылазных, безнадежных». Уже давно и при этом все еще с пафосом Додин именно так воспринимает российскую жизнь. И в «Вишневом саде», где жили «маленькие жалкие людишки», и в «Пьесе без названия». Пафос неприязни дает искусству неглубокое дыхание, постановочно мастерский спектакль Додина внутренне вял, неэмоционален, лишен всякой энергии: тут ни заблуждения, ни познания, ни эротики (хотя много сцен с раздеваниями), ни иронии. «В человеке все должно быть прекрасно…и душа, и одежда…» — шепчет из-за кулис простуженный Чехов. Но, одетые или обнаженные, герои спектакля равно некрасивы. А что касается души, то вместо нее в спектакле — два душа, под которыми все плещутся. Ведь душно, жарко. Душевная жизнь (уж не говорю — жизнь духа) заменена жизнью под душем. «Хорошему человеку и перед собакой неловко», — шепчет из-за кулис Чехов. Но души шумят. И персонажам нового спектакля все ловко.