«Молодость». По мотивам пьесы И. С. Тургенева «Месяц в деревне».
Тюменский Большой драматический театр.
Режиссер Данил Чащин, художник Дмитрий Горбас, художник мультимедиа Михаил Заиканов.

Любите ли вы Паоло Соррентино так, как люблю его я? Данил Чащин, кажется, любит.

Он переносит действие пьесы в загородный пансионат, обрамляя его виньетками из праздной жизни постояльцев. Режиссер лихо купирует и переписывает «Месяц в деревне», умещая его в двухчасовой спектакль. Впрочем, Станиславский тоже когда-то отнесся к этому тексту без особого пиетета. Героям Чащин щедро добавляет десяток лет (ну, в эпоху эскапизма рассказывать про старость в 30+ смешно).

Создавая мир «по мотивам Тургенева», он берет в работу и все те мифы, которыми успела обрасти пьеса. Например, «тургеневской дымки» здесь хоть отбавляй — с первых минут сцену обволакивает пар с карамельным ароматом от вейпа Лизаветы Богдановны (Елена Махнева). Герои курят действительно много — так, что к финалу дым от разнообразных курительных девайсов разрастается в непроходимый туман пожара.

Весь спектакль — баттл молодости со зрелостью. Режиссер глумится и над теми, и над другими, жестко вскрывая тему погони за вечной юностью. Действие открывается двухголосным речитативом, отсылающим к нашумевшему баттлу годичной давности. Отношения между героями — панчи, призванные уязвить и ужалить как можно больнее.

Н. Аузин (Беляев).
Фото — Ф. Подлесный.

Сценическое пространство — разрез двухэтажного дома с газоном перед ним. Второй этаж разделен на три комнаты, в каждой из которых расположен телевизор. На центральном экране то страдают герои барочных картин, пародийно снабженные маркерами времени (гироскутеры и т. п.), то в безмятежном небе летает воздушный змей. Чащин играет с элементами масскульта, делая магистральной музыкальной темой «Дельтаплан» Леонтьева и облачая Беляева (Николай Аузин) в костюм то Супермена, то Бэтмена.

Алексей Николаевич здесь не столько учитель Коли (потому что не вполне понятно, чему может научить этот недалекий паренек с развитой мускулатурой), сколько выполняет роли аниматора, ведущего, тренера и местного секс-символа. Его хотят все: от бабушек-йогинь до богатой жены криминального авторитета Натальи Петровны (Кристина Тихонова).

Медленный и унылый ритм увядающей жизни буквально взрывается при первом появлении молодых. Они врываются в размеренный разговор Ислаевой и Ракитина (Сергей Скобелев), как стихия. Беляев ведет зарядку под задорные ритмы середины 90-х, подпевая призывам группы «Руки вверх» целовать везде. Это противопоставление подчеркивается неоднократно: вот в одной из комнат на втором этаже юная барышня курит и пьет колу, а в другой — дама, как сейчас принято говорить, элегантного возраста меряет давление. Парнишка рубится в футбол на PlayStation, а зрелый мужчина параллельно болеет «за наших». У старости — йога и скандинавская ходьба, у молодых — бокс и огонь в крови.

Сближение Верочки (Софья Илюшина) и Беляева — закономерное продолжение тренировки. Спорт для них — азарт, возможность не просто выплеснуть энергию, а нарастить ее. Она, увлекшись, даст ему в нос боксерской перчаткой, он в ответ завалит на пол и поцелует.

Смешными на их фоне кажутся попытки Натальи Петровны и Ракитина соответствовать, доказать, что и они еще о-го-го. Жалко выглядит Ислаева, бегающая под «Voyage, voyage» по березовому лесу (сценография меняется при помощи поворотного круга) за Верочкой и Беляевым во время запуска воздушного змея.

К. Тихонова (Наталья Петровна), С. Скобелев (Ракитин).
Фото — Ф. Подлесный.

Любовь для Натальи Петровны — возможность почувствовать себя не просто молодой, а в полной мере живой. В ее первом разговоре с Беляевым проскальзывают намеки на пережитое в детстве насилие со стороны отца. Впрочем, эта линия не получает никакого развития, но дает понять, что героиня — женщина, в общем-то, несчастная, трагически сломленная, несмотря на кажущуюся силу.

Чащин безжалостно ироничен по отношению не только к героям, но и к самому себе. Свою трактовку пьесы он противопоставляет легендарному спектаклю Анатолия Эфроса, решая ключевой монолог Натальи Петровны показом с экрана телевизора его же в исполнении Ольги Яковлевой. Этим он подчеркивает и то, что образ «тургеневской женщины» сегодня невозможен. Героиня Кристины Тихоновой идет на подлость осознанно и не испытывает никаких угрызений совести. Тезис Эфроса из книги «Профессия: режиссер» о том, что «Месяц в деревне» — это первая трещина на разбитой чашке «Вишневого сада», обыгрывается Чащиным в сценографическом решении. От березового леса останутся одни пеньки.

Погоня за любовью как попыткой вернуть себе молодость к финалу разворачивается в трагифарс. На экране горит древо жизни между Адамом и Евой, воздушный змей (он же искуситель) тоже загорается, летая теперь в ночном небе, как комета с огненным хвостом. Беляев ведет дискотеку «кому за…» под девизом «Убьем время, пока оно не убило нас», пуская со второго этажа огромные мыльные пузыри. Ракитин стирает на стене первое слово из сочетания «Курение убивает», вписывая вместо него «Любовь». В эстетику сериалов телеканала «Россия» уходит режиссер в сцене объяснения Ислаева (Константин Антипин) с Михаилом Александровичем: над связанным в лесу Ракитиным стоит телохранитель с лопатой, пока Ислаев выбивает у него ответ на вопрос, любит ли он его жену.

Сцена из спектакля.
Фото — Ф. Подлесный.

Верочка дает согласие на брак с безобразным извращенцем Большинцовым (Андрей Волошенко), и он уносит ее, застывшую в статуарной позе, как трофей. Чуть позже она, в розовых меховых наручниках, будет душить себя пакетом на фоне «Святого Себастьяна» Николо Реньери, напоминая одновременно и «Крик» Мунка, и одноименного персонажа из «Очень страшного кино».

Наталья Петровна в финале мечется по срубленному и выжженному лесу. Мимо нее, как фантомы памяти, ходят герои пьесы. Ее рыдания сливаются со звучащей уже в миноре песней «Voyage, voyage», от чего становятся пронзительными, почти нечеловечьими воплями. Так умирает не только молодость, но и жизнь.

Чащин смотрит на красоту и поэзию бытия с точки зрения современного человека, в инстаграмме у которого ежесекундно мелькают пэпэшки, фитоняшки, курогрудь и смузи, дряхлеющие старики с молодыми женами и их бесконечными разборками, юные девы с губами-уточками и неюные с обезображенными подтяжками лицами. Идея вечной красоты сегодня выглядит зло и иронично, и, как ни старайся, молодость уходит от каждого.

— Мне нужна рифма к слову «молодость».
— Молодость — это проза.
Панчлайн.
Бадибэг.