«Не Зря».
Новая сцена Александринского театра.
Проект Фонда «ПРО АРТЕ» — «Особый театр: театральная лаборатория для слепых и слабовидящих».
Режиссер-постановщик Борис Павлович, режиссер Дмитрий Крестьянкин, драматург Элина Петрова, художник-постановщик Александр Мохов, художник по свету Стас Свистунович, музыкальный руководитель Роман Столяр, саунд-дизайнер Даниил Коронкевич.

Еще три-четыре года назад инклюзивные спектакли чаще воспринимались и рассматривались как возможность снять с людей с ОВЗ статус маргиналов, вывести из «серой» зоны. Нынче угол зрения сместился: «особость» героев порождает новые смыслы и миры и позволяет подняться над уже очерченными границами. Хотя, допустим, вопрос этики по-прежнему открыт и дискуссионен.

Проектом «Не Зря» команда постановщиков начала заниматься полтора года назад. Первую версию показали в декабре 2017-го, после чего продолжили работу. И в конце прошлого ноября представили новую редакцию. В постановке участвуют слабовидящие и незрячие артисты, а также профессиональные актеры без ограничений по здоровью. Индивидуальные истории участников проекта драматург Элина Петрова прихотливо связала с фрагментами «К теории цвета» Иоганна фон Гёте. Текст трактата незрячие и слабовидящие артисты произносят, пальцами «читая» книгу, написанную шрифтом Брайля. Немецкий поэт размышляет о природе цвета и восприятии, о его этической и эстетической сторонах. Что происходит, когда человеческий глаз видит черные и белые, неокрашенные или серые образы и поверхности? А цветные? Зависит ли восприятие от качества зрения? Простой, вроде бы, прием — соединение сугубо личных сюжетов с философскими умозаключениями великого поэта — придает «Не Зря» универсальный характер. И разговор уже не только и не столько о физической возможности зрения. Участники перемежают чтение собственными комментариями о том, посредством чего они могут «видеть». Звуки, запахи, тактильные ощущения, неясные и нечеткие очертания предметов — все это проводники в мир зрячих. Попытка даже просто вообразить себя на месте того, кто уже родился без возможности видеть, заканчивается внутренним ступором.

Сцена из спектакля.
Фото — К. Сытина.

«Я сейчас произнесу / красный / вы что-то представили / я тоже что-то представила / но я никогда не видела красного, — говорит актриса Оля, — настоящего красного / и тем не менее / я произнесла красный / и у вас в голове возникла картинка / а у меня / у меня / я не знаю / что происходит в моей голове / когда я произношу красный / может быть и ничего / я не знаю на что указать / произнося красный». Слышишь и понимаешь: ведь действительно, при попытке описать какой-то цвет почти всегда добавляется что-то предметное — зеленый, как молодое яблоко или весенняя трава; красный, как рак; желтый, как цыпленок… и так далее. «Тринадцать ступеней / площадка в четыре шага / еще тринадцать ступеней / спустились / плитка / впереди фонтанка / слышно дорогу / огибаем лестницу слева», — так актриса Таня начинает описывать путь от Новой сцены Александринки до Нового Эрмитажа. Многие ли из сидящих в том зале задумывались, сколько ступеней в знакомом лестничном марше, сколько шагов необходимо пройти до основной сцены и каким маршрутом следует двигаться дальше? Для зрячих людей такие действия быстро обретают обыденный характер и автоматизируются. Как и привычка чаще мыслить конкретными объектами, а не абстракциями. «Пройдя» весь путь от театра до музея, где висят рембрандтовские «Портрет старика-еврея» и «Флора», незрячие и зрячие артисты в деталях рассказывают о том, что «видят» — и это, пожалуй, одно из самых поэтичных описаний. Первые не могли видеть того, что вторые, но вместе со зрителями они доверяются партнерам, и в результате рождается коллективный опыт переживания услышанного и воображаемого. «В одной итальянской книге о Петрарке мне встретилось такое замечание: с ходом времени Лаура из предмета петрарковского восприятия становится органом, инструментом этого восприятия, тем, что в Петрарке видит, размышляет, версифицирует. Присутствием, как теперь говорят», — размышляет Ольга Седакова, чьим «Путешествием с закрытыми глазами» вдохновлялись авторы спектакля. В «Не Зря» таким инструментом восприятия становятся артисты — незрячие и зрячие.

Сцена из спектакля.
Фото — К. Сытина.

Для «черного кабинета» Новой сцены художник Александр Мохов придумал простое, сдержанное и ясное сценографическое решение. Входя в зал, зрители натыкаются на высокие тонкие белые палочки. Издалека они похожи на камыш. Или тростник. Или бамбук. Вглядевшись попристальнее, изумляешься — ведь это те самые тросточки, которыми пользуются незрячие люди. Их много, очень много: они занимают большую часть планшета сцены и преграждают путь к первым рядам и ступеням на верхние. Сквозь них пробираешься, аккуратно лавируя: пластически временами это напоминает слалом-гигант. По ходу спектакля образ «леса» будет обретать разные смыслы. Это и физическое разделение зрителей и артистов, которых за частоколом не сразу и разглядишь, если только не сидишь наверху. И зона умолчания, заблуждений и страхов, сквозь которые приходится пробиваться друг к другу. И интеллектуальный лабиринт, где стертые значения слов меняются в зависимости от того, кто их произносит.

Перед финалом софиты погасят, и зал на время погрузится в темноту — попытка перевести зрячих зрителей в ту реальность, в которой с рождения живет часть артистов спектакля. Звучит музыка, слышны шорохи, покашливания, всхлипы, движения ставших почти невидимыми (с трудом различаешь лишь силуэты) людей вокруг, и в момент ощущаешь, как слух «нащупывает» новообразовавшееся, незнакомое пространство. Внимание перефокусируется на то, что тебя окружает, в первую очередь — на акустические свойства реальности. А следом меняются и способы постижения искусства.

Хочется верить, что сценическая жизнь «Не Зря» на этом не завершится и не останется в рамках лабораторных практик. Неагрессивная смена ракурса необходима в первую очередь зрячим, а пережитый совместный опыт установления взаимосвязей с пространством, партнерами, друг с другом открывает новые способы познания прежде закрытых, непонятных и оттого в чем-то даже враждебных миров.