«Земля Эльзы». Я. Пулинович.
Театр им. Ленсовета.
Постановка Юрия Цуркану, художник Владимир Фирер.
Сайт наш профессиональный. И драматурга Ярославу Пулинович знает всяк сюда входящий уже практически как Э.-Э. Шмитта.
Всяк, да не всяк! Нас может кликнуть любой русскоязычный мира. И прочесть. Ну, и как обделить его знанием сюжета новой современной пьесы?
Да никогда!
Итак…
Она — новоиспеченная 75-летняя деревенская вдова. Мать/бабушка/прабабушка. Вне скорби. Покойный супруг — чудовище. Когда-то ее, девчонку, по случаю изнасиловал, обрюхатил, потом со страху женился. Ненавидел до самой смерти. Бил, унижал, гонял по морозу дезабилье, ну и всякое такое в посконном смысле. И она его ненавидела. Люто, но затаенно.
Как водится у простых русских женщин, терпела, хотя сама была по национальности немка. Из тех совсем наших-наших немцев, которых потом, во время ВОВ и после, каленым жгли железом. И родне ее, соответственно, досталось по полной традиционной советской программе.
Умер муж — героиня вздохнула с облегчением. И, вздохнув, тут же повстречала вдовца. Из городских. 72-летнего учителя географии, выдворенного с работы по случаю пенсионного возраста, остро переживающего разлуку с учениками в дачном своем убежище по соседству с Эльзой.
Знакомство/чувство.
Нечего зубоскалить. Настоящая вспыхнула меж ними любовь, которой плевать, 17 тебе или 75. Накрывает практически одинаково.
Сцена из спектакля.
Фото — Ю. Смелкина.
Финал у пиесы печальный: избранник, хоть и крепкий физически, но к слову чувствителен. Подкошен инфарктом. От злого-злого-злого монолога дочери героини, не принимающей старческой влюбленности. А затем добит до натуральной смерти «заботой» невестки-суки, не подпускающей к нему его Джульетту/Роксану/Татьяну/Наташу/ (подставляем любое имя из тех, кто про настоящую любовь).
И сыты, и целы при таком драматургическом раскладе решительно все. И волки, и овцы.
Овцы сыты в лице самого драматурга, худрука любого театра нашего бескрайнего Отечества, менеджмента любого театра нашего бескрайнего Отечества, кассиров театральных касс, зрителя. Причем сыты до отвала. Едой, как мне кажется, неприхотливой, не авторской кухней. С высоким содержанием глюкозы. Ярослава Пулинович считает, что ничего предосудительного, дурного в трогательности нет, что «чувствительно не значит слезливо». Ей, Ярославе, мила и удобна классическая драматургическая конструкция, к тому же есть живые прототипы — ее ближайшие родственники, живущие в глуховатой деревеньке.
Да, душевно. Всецело мелодраматично. Для семейного просмотра пожилых пар — идеальный вечерний выход в театральный свет.
Есть некоторое количество словесной безвкусицы, вернее — банальщины, вернее — какой-то окончательной безвоздушности. Проговоренность закругленными фразами про все: прошлую тягостную жизнь, нынешние надежды и проч., и проч. На фоне скромного, топчущегося на одном — в прямом и переносном смысле — действия.
Никуда, к сожалению, не деться от навязчивого телепривкуса: такое непритязательное кино показывают по федеральным каналам еженедельно в прайм-тайм. Его любят смотреть женщины 50+ и сразу обсуждать по телефону с приятельницами. Пьеса прекрасно отражает вкус страны, ее восьмидесяти шести процентов.
«Зоологию» (артхаусный фильм Ивана Твердовского), знаете ли, бочками не грузят. «И слава Богу!» — слышу крик сограждан.
Целость волков обеспечена профессиональной сохранностью артистов. Тех, кому за 60. Тоскливыми глазами глядящих на крепких, много играющих сорокалетних коллег, на резвый и кудрявый молодняк. Личная драма постаревшего, маловостребованного артиста по силе накала чувств сравнима разве что со списанным на землю летчиком, для которого единственный кислород — небо.
Кто бы спорил: давным-давно не случалось Ларисе Леоновой сыграть большую, главную роль. Память хранит ее совсем другой: яркой, резковатой, может быть излишне громкой. Характерной, смешной. Здесь ее Эльза тиха, печальна, полна благороднейшего достоинства. Трудно представить, что рука мужа-мерзавца могла быть поднята на такую женщину. Ее внутренние несущие конструкции как будто не подпилены, не подточены несчастливой жизнью. Она душевно отдается соседу-географу, транслируя девчоночью чистоту, наивность, нетронутость. Новизна столь припозднившихся нахлынувших чувств сыграна максимально деликатно. И максимально мужественно она принимает потерю избранника. Василия Игнатьевича. В финальных репликах — металл. Жесткость во взгляде — молчаливая способность продолжать нести этот пресловутый крест. С русско-немецкой стойкостью… Или умереть.
Л. Леонова (Эльза), В. Матвеев (Василий Игнатьевич).
Фото — Ю. Смелкина.
Владимиру Матвееву (Василий Игнатьевич) как будто хочется быть мягче, круглее, чем мы привыкли его видеть. Эти старания видны. Но прорывается неукротимая силища, несмотря на тапочки и закатанные выше щиколоток брюки. Замечена легкая злинка в часто пылающих огнем глазах. Профессия учителя-географа будто надета на него случайно. Представить же его преподающим военное дело отставником — легко и органично. Иногда голос его поднимается до зловещеватого крещендо, заставляющего вспомнить сериальный энкавэдэшный матвеевский рык. Надо сказать, запоминающийся навсегда. Вопрос, что же тянет к нему Эльзу, — неуместен. Нина Александровна Рабинянц легко бы ответила: «Мужское начало».
Светлана Письмиченко (Ольга, дочь Эльзы), вначале размашисто простонародная, с шаблонными хабальскими интонациями, к середине повествования создает-таки образ посложней. Она просит мать не продавать родовой, отцом выстроенный, дом так, что на ум приходит Любовь Андреевна Раневская.
Дарья Циберкина (Даша, внучка Эльзы) — молода, свежа. Как сочный георгин. И бабушку любит!
Подруги Эльзы — Зинаида Михална (Елена Маркина) и Таисия Петровна (Лидия Ледяйкина) подчинены тексту.
Яркая характерность вкупе с яркой театральностью. Эти же составляющие — у подножья режиссерского столика Юрия Цуркану.
Художник Владимир Фирер предложил нам глядеть два полных часа на сбитые им на сцене однотонные деревянные скворечники. Их — разнокалиберных — более ста. И они —прекрасны. Иногда в них одновременно зажигаются огоньки, и они отчаянно ими моргают. Избыточность не давит, напротив, каким-то волшебным образом дает ощущение воздуха. От скворечников не оторвать взгляда. Домики, деревенский погост, птичья неустроенность, главный герой, как скворец, прилетевший к героине и вскоре отлетевший, —таков диапазон прочтения метафоры. Есть у Фирера и часы с кукушкой. Пару раз она издает звук. Но образ кукушки не раскрыт режиссером. Ружье не выстреливает.
Спектакль на Малой сцене заканчивается раньше того, что идет на Большой. На Большой в тот вечер играли «Три сестры» Юрия Бутусова.
Там давали авторскую кухню…
Однако! В тот же вечер, на той же сцене я видела другой спектакль. Понятное дело, ансамбль крепкий ленсоветовский ещё настоится; но уже очень видно, что нам не душещипательное дервенское мыло показывают. Гроздья свежеструганых скворечников (студентка в антракте посчитала: их 136) — как будто очевидный перебор. Но декорация Владимира Фирера именно что программно абстрагированна, просветлена. Елена Маркина (в другом составе Ирина Балай) и Лидия Ледяйкина — контрастная пара, колоритное звено деревенского хора, в прямом и переносном смысле, — именно в этом качестве являются на сцену. Они не столько терзают заглавную героиню, сколько оттеняют её. Светлана Письмиченко (дочь) начинает с примитивного наезда на Эльзу, и заканчивает куда более сложным рисунком: и дочь и внучка (Дарья Цыберкина) начинают задумываться. Конечно, перед нами притча о человеке, который находит силы отстоять «свою землю», которая везде, где стоит этот человек.
Лариса Леонова играет роль Эльзы, нигде, ни на минуту не мельча её. Она верна своей артистической природе и выигрывает. Актриса сильного драматического темперамента, умеющая в короткой сцене, в монологе высказаться исчерпывающе, дать образ концентрированно драматичный, — здесь ведёт длинную, мощного дыхания кантилену, в которой есть место целому спектру красок и мотивов, И, повторю, актриса нигде не мельчит. Господи, откуда взяться «мылу»… В интонационном строе её речи можно услышать отзвук немецкой выверенности и деревенской простоты. Но характерность как самоцель здесь исключена. Эльза находит в себе новые силы жить.Это драматическая история о достоинстве человека на излёте существования.
В истории любви и противостояния — два героя. Персонаж Владимира Матвеева — школьный учитель в отставке, сбегающий в деревню от колючей тоски по Первому сентября. И это он первый готов начать жить снова, без страха и с любовью, и учит её, Эльзу. Это делает их обоих чудовищами в глазах и деревенских, и городских. Тут замечателен контраст страшнейших, театрально ударных скандалов, которые закатывает им и друг другу корыстная «родня», — и темы стоического противостояния, звучащей, можно сказать, виолончельно, с глубоким, бесстрашным благородством. Герой умирает, Эльза вновь остаётся одна. Но и броня ощетиненного мира даёт трещину. Мы видим следствия драмы — от оживающей продавщицы в сельмаге (точная работа Алёны Барковой) до теряющей кураж родной дочери. Вероятно, где-то это и могло играться как мыльный сериал. Постановка Юрия Цуркану избегает соответствующих ловушек текста, Здесь — притча с внятным режиссёрским рисунком, с небанальным содержанием. Сыграно действительно по-ленсоветовски ярко, а заглавная партия у Ларисы Леоновой — сильное театральное впечатление, значительное событие.
Юрий Цуркану в буквальном смысле слова «перепахал» эту, скажем честно, не самую выдающуюся современную пьесу. Снайперское назначение на роль двух «пейзанских» старичков актёров острых, угловатых, характерных мгновенно создаёт этому вторично-предсказуемому тексту необходимое остранение — и тут уж воистину «кончается искусство и дышат почва и судьба». Дежурный набор из сталинских репрессий, семейного насилия и беспросветной деревенской чернухи выплёскивает из себя героиню трагического масштаба — горестную и неласковую родину-мать (даром, что она Эльза и даром, что Блюментрост). Непросто всё и с героем Владимира Матвеева. Действительно — откуда его военная выправка? Откуда этот неконтролируемый командирский тон в каждой фразе? Чем занимался он до того, как стал учителем географии? Ну, и декорация Владимира Фирера — вроде бы из совершенно другого спектакля — эти зависшие над землёй хлипкие птичьи клетушки. Получаются такие «Старосветские помещики» наоборот — не семейный уют, обернувшийся апокалипсисом — а как раз всеобщий социальный апокалипсис, чуть было не обернувшийся семейным уютом. Чуть было. Но нет. А пьеса? А что пьеса? Мочалов, как известно, завещал похоронить себя в костюме барона Мейнау
Надежде Таршис. Наденька, в семидесяти процентах своего коммента ты мне не противоречишь.
И еще раз пересказываешь содержание! Только уже своими словами.
Алексей, а что, читали Коцебу? Не верю! «Ненависть к людям…» Пулинович до нее, как до луны
Представьте себе — читал. Старенький такой сборничек — с ятями. А что Коцебу у нас такой — ну, какого заслужили!
Всем доброго дня!
I. Привожу пересказ одной цитаты от классиков),- «Настоящий Художник — это повар, который добавит в блюдо синильной кислоты, если нет миндальной эссенции, а запах миндаля необходим…» Такие Художники встречаются крайне редко, не в каждом столетии, зато находится уйма подражателей, которые считают, что если добавить отравы в блюдо, то ты — истинный художник. Хорошо бы понимать, что «авторская кухня» это не цианид в торте и не плохо приготовЛЕНная) рыбка фугу, и авторское блюдо может быть прекрасно создано на основе перловки. Дело здесь в ТАЛАНТЕ, а он либо есть, либо его нет. А также ещё в чувстве меры. А сознательно «травить» зрителя и считать количество «жертв» показателем художественного мастерства,- это уже не «авторская кухня», а выпендрёж.
II. Не хочется заниматься ЗДЕСЬ политическими дебатами), безусловно… Но очень хочется, наблюдая внеочередную попытку «лягнуть мёртвого Льва» /имеется ввиду не правитель, а страна/, НЕМНОГО вступиться… «Плач» о судьбе поволжских немцев был бы уместен в двух случаях:
1-если бы все народы Советского Союза жили во время ВОВ в шоколаде, а пострадали одни они, бедняжки /но досталось всем жителям Сов.Союза, независимо от национальности/ Единственное, что было сделано централизованно, правительством,- они были выселены из зоны возможной оккупации, конечно, не на курорт, но и не в концлагеря, и по вполне понятным причинам. К тому же, многие, оставшиеся в зоне оккупации, могли бы им сильно позавидовать. А видим мы ЗДЕСЬ в основном отношение НАРОДА к слову «немцы», что во время ВОВ и ещё немалое время после ВОВ не удивительно и даже, скажем, неизбежно.
2.-если бы действие Сов.Союза по отношению к поволжским немцам было бы уникальным явлением В МИРЕ. Для примера неплохо бы) сравнить с действиями американского правительства в те же годы по отношению к этническим японцам, жившим в Америке несколько поколений. Вот они-то были выселены в настоящие концлагеря, где смертность превышала 60-70 %. Мотивировано это было защитой от засылки возможных японских агентов…
Кстати, Ярослава Пулинович /пьесу я сегодня прочитала/, несмотря на молодой возраст, чувствует тему лучше и касается её деликатней.
Справедливости ради, следует отметить, что, убрав эти два ненавязчивых) момента,- а именно: тему немцев и нераскрытую тему «авторской» и «простонародной» кухни, мне рецензия понравилась /это, наверное, и есть те самые 70%)/, как, впрочем, почти всё, что Творит Елена Владимировна. Единственное, что хотелось бы чуть «подкорректировать»), что на мой, непрофессиональный, безусловно, взгляд, Письмиченко С.В. в начале спектакля создаёт именно тот образ, который ДОЛЖНО создавать по пьесе.
Всем спасибо за внимание. С уважением и любовью к Артистам, Режиссёру, Драматургу и, БЕЗУСЛОВНО, к Театральным Критикам.
Увидела эту статейку случайно. Очень неприятное впечатление. Многие фразы позабавили, а некоторые привели в шоковое состояние.
Столько пошлости, гадости написано о таком чудном спектакле. Перепишите. Не позорьте.
Если Вас что-то позабавило, напишите нам, может, посмеёмся вместе. Ваши «пошлости и гадости»,- где ж это всё?
Конкретных примеров нет,- пустая никому не интересная болтовня. Я бы такие комментарии, как у Г.Султановой от 16.03.2017, где нет ни слова по делу, удаляла.