На пермской «Сцене-Молот» недавно появилось сразу две премьеры: «У нас все хорошо» Дороты Масловской в постановке Семена Серзина и «Фронтовичка» Анны Батуриной в режиссуре Дмитрия Туркова. Оба спектакля — выходцы из лаборатории молодой режиссуры, и идут они в один вечер, друг за другом.

Д. Масловская. «У нас все хорошо».
Пермский Театр-Театр, «Сцена-Молот».
Режиссер Семен Серзин, художники Елена Слобцева и Александра Микляева.

О пьесе «У нас все хорошо» в отечественной театральной среде часто слышишь: «Это все такое польское-польское, нам не понять». Но, пожалуй, этот текст гораздо больше, чем национальная рефлексия, хотя заплутать в нем, и правда, очень легко.

Сюжета в привычном смысле в пьесе нет. Есть бабушка — «осовелая старушка в инвалидном кресле», есть внучка — «маленькая металлическая девочка в матросском костюме», есть Галина — продавщица универмага «Теско» (дочь старушки и мать девочки), есть Божена, подруга Галины — «жирная свинья». Все они находятся в одной «клетушке» старой довоенной многоэтажки, время от времени посылая друг друга «в свою комнату, которой нет».

Безо всякой сюжетной логики в это и так перенаселенное пространство вторгаются персонажи из телевизора: Режиссер, то и дело пересказывающий свой фильм «Конь, который ездил верхом», «нашумевший и удостоенный всех наград», но, к сожалению, так и не снятый; Актер, который в этом фильме снялся (читай: не снялся); Моника, героиня фильма, и Ведущая, интервьюирующая Актера и Монику. Все они находятся в одной комнате, вернее, их там нет, как нет и самой комнаты. Есть только слова. Слова, которые потеряли свои первоначальные значения, слова — отходы общества потребления. Они превратились в разрастающуюся раковую опухоль, практически полностью поглотившую живой язык, ощутимую реальность, а значит, полностью отрезали путь к самоопределению — и национальному, и личному.

Ненависть ко всему польскому, любовь ко всему западному или, наоборот, ненависть ко всему немецкому и фанатичный патриотизм, коллективное общенародное самоуничижение и всеобщая мания величия — вся эта идеология родом из телевизора, глянцевых журналов, официальных учебников истории и другого агитпропа — слиплась в единый зловонный ком. Героям пьесы настоящего уже не распознать, как и нам, живущим в мире «лайков» и «перепостов», в мире непроверенной информации. Все фэйк, но любая выдумка становится реальностью, когда ее распространяют тысячи и тысячи людей. Вранье — глянцевый журнал «Для тебя», но он всем нравится, вранье — натуралистичный фильм «Конь, который ездил верхом», но и у него найдутся свои поклонники, а вот рассказу старушки о концентрационных лагерях никто не верит, и дело не в том, была она там или нет, просто ее речь устарела. Мы давно уже живем в мире воюющих дискурсов и идеологий, эта война и есть «вторая мировая», возвращения которой так ждут герои этой пьесы, а она, как мы видим, и не заканчивалась. Наоборот, кажется, закончились мы…

Сцена из спектакля «У нас все хорошо».
Фото — А. Гущин.

Бабушка, «заливающая» о концентрационных лагерях, умерла еще в начале войны в Варшаве во время бомбежки, а значит, Девочка и ее мать вообще никогда не появлялись на свет, и, как говорится в пьесе: «Для них всех — это даже лучше, а еще лучше для всех других всех»…

Режиссер Семен Серзин нащупывает в этом сложном постапокалиптическом (постдраматическом, постмодернистском) тексте ускользающую драматическую составляющую.

Всегда стерильное пространство «Сцены-Молот» (идеальная черная комната), кафельный пол, стоят только кухонная плита, выкрашенная в красное, — справа, и такой же красный тренажер-велосипед — слева.

Щуплая Девочка (Ксения Данилова) в матросском платьице и серебристо-белом парике, и правда, кажется какой-то «металлической», как сказано в ремарке Масловской. Она вкатывает бабушку (Марина Софронова) на инвалидной коляске. Затем появляются Галина (Евгения Барашкова) — клуша в блестящем праздничном платье, поверх которого надет белый фартук с черным треугольником как раз в районе причинного места, и Божена (Надежда Саккулина) в розовом спортивном костюме с толщинками на груди и заду. И далее другие персонажи — гротескные, уродливые, мало напоминающие людей, скорее, героев треш-мультиков на канале «2×2». Толстяк Режиссер в мехах и красных лосинах (Сергей Симериков), «педализированный», как он сам о себе говорит, Актер (Иван Горбунов), пребывающая в наркотической прострации Моника (она же Ведущая — Светлана Бисерова). Все они говорят скороговоркой, как будто испражняются словами. И только Бабушка в исполнении Марины Софроновой подлинно, без фальши, но на языке другого, старого, театра, с некоторой аффектацией и придыханием, рассказывает о Висле и о том, как она молоденькой была. Бабушка, несмотря на все издевательские реплики в ее сторону, здесь персонаж не карикатурный, только сначала это будто бы и не имеет значения. В центре внимания — злой разрушительный механизм под названием Девочка. Она, как странная программа, все, в том числе и себя, проверяет на подлинность. Девочка энергична, безжалостна, но в ней есть та драматическая пружина, которая не позволяет спектаклю превратиться в интеллектуальный ребус, — в ней происходит изменение, которого по привычке ждешь от сценических героев.

Ксения Данилова (Девочка).
Фото — А. Гущин.

«Металлическая» девочка вдруг меняется, когда оказывается, что она сама не прошла проверку на подлинность. Кульминационная сцена. «А я никакая не полька, я — европейка», — твердит она это единое для всех славянских народов заклинание. И продолжает: «А это не моя мама… это не моя бабушка…». Но вдруг, как и в начале пьесы, они вместе с бабушкой начинают вспоминать, как последняя молоденькой шла по берегу Вислы к их многоэтажке, как наклонилась поправить туфельку и услышала «ба-бах»… Тут Девочка снимает синтетический парик — под ним, в противовес всему этому виртуальному миру, оказываются две тоненькие светлые косички, такие нелепые и такие настоящие. Она, обливаясь слезами, описывает то, что осталось после взрыва от их дома, соседей, от дяди Мауриция. От ее бабушки. Тихо плачет маленькая худенькая девочка, которая никогда не рождалась на свет. Да, возможно, ее не существует, но ее слезы — настоящие.

Как ни парадоксально, Серзин через пьесу об отсутствии всяких координат незаметно ведет нас к их обретению.

А. Батурина. «Фронтовичка».
Театр-Театр, Сцена-Молот.
Режиссер Дмитрий Турков, художник Евгений Лемешонок.

Пьеса «Фронтовичка» — по-хорошему проста, написана как будто на сюжет послевоенного блатного романса. Бывшая фронтовичка Мария Петровна Небылица ждала с фронта своего боевого товарища и возлюбленного Матвея Кравчука, а тот неожиданно вернулся с другой невестой. Спустя некоторое время герой затосковал и пришел на свидание к бывшей возлюбленной, а Мария Васильевна ему на прощание возьми и скажи, что «родный Матя» от нее сифилис получил, Кравчук ее за это ножиком пырнул и был таков.

Режиссер Дмитрий Турков выбирает на роль фронтовички Небылицы Наталью Макарову, актрису, способную мгновенно перевоплощаться из пацанки, существа бесполого, в опасную и притягательную женщину. Грубость, жесткость и тут же мягкость, уязвимость — то, что нужно для героини, сначала стреляющей на фронте в немцев, а потом преподающей девочкам хореографию.

Однако есть ощущение, что режиссер не до конца определился с жанром спектакля. Иногда кажется, что это примитив, лубок. Возлюбленные Матя (Александр Сизиков) и Маша воодушевленно прощаются, то и дело с разбега заключая друг друга в крепкие объятья. Фронтовая братия изображена в идиллически-картонной манере, в голосах у всех восторг и героическое воодушевление, а во взгляде чистая лирика.

Сцена из спектакля.
Фото — И. Козлов.

Местами казалось, что Маша Небылица — это что-то вроде Теркина в юбке, женская версия героя-простака. Но именно в этих сценах возникало ощущение, что актрисе не по нутру такое режиссерское задание: девичье простодушие не в актерской палитре Макаровой. Как только счастье героини расстраивается, актриса словно забывает о простушке Маше и представляет нам совсем другой, сложный характер. Макарова играет мучительное тление, саморазрушение страстно влюбленной женщины, играет, кажется, больше, чем может вместить этот простой сюжет с довольно шаблонными персонажами: всевозможными вояками, гармонистами, полковыми товарищами и деревенскими ухажерами. Еще один план спектакля — символический: гремящие цепями черные фигуры в сварочных масках, время от времени вторгающиеся в пространство спектакля. Они совсем не вяжутся с этой историей, но искусственно добавляют всему происходящему многозначительности.

У спектаклей Серзина и Туркова, пожалуй, немного общего, но кое-что их все-таки роднит — ощущение, что после Второй мировой жизнь закончилась. Только во «Фронтовичке» екатеринбурженки Анны Батуриной закончилась одна конкретная жизнь, а в «У нас все хорошо» Дороты Масловской речь идет о нашем общем несуществовании.