VII Международный фестиваль любительских театров «Театр начинается»
Есть такой термин из области культурной политики — «культура участия». Прежде он чаще всего использовался в разговорах о музейных пространствах и программах. Но можно предположить, что сегодня этот термин актуален для всего культурно-образовательного пространства, и для театра в том числе.
Культура участия — это то, что противостоит культуре потребления. Это пространство, которое его инициаторы создают и задают таким образом, чтобы принявшие приглашение его посетить, в нашем случае — театры и зрители, были соавторами рождающегося проекта. Не участниками интерактивного действа, а именно соавторами.
Международный фестиваль любительских театров «Театр начинается» (ПТЖ писал о нем ровно год назад), благодаря его авторам — руководителю петербургского театра «мАрт» Юрию Ерофееву, а также поэту и музыкант Антону Духовскому, — создается, как мне кажется, именно в этой культурной парадигме. В 2014 году фестиваль на сцене Учебного театра на Моховой прошел в седьмой раз. Поскольку число 7 — не простое, а священное, и, в частности, символизирующее семью, организаторы решили считать фестиваль юбилейным и присвоили ему особое имя — «Время театра».
«Джан». Сцена из спектакля театра «Alter ego».
Фото — Б. Тополянский.
Для четырех фестивальных дней (с 24 по 28 сентября) спектаклей было не так уж много — всего 9. Но, тем не менее, программа оказалась очень насыщенной и событийной. Импровизации на торжественных церемониях; игра «Что, где, когда?», которую вел популярный телеведущий, бард, журналист и писатель Борис Бурда; мастер-класс известного петербургского художника и сказочника Валериуса (Валерия Иванова); творческий вечер музыканта, искусствоведа и писателя Михаила Казиника; квест по городу; издание фестивальной газеты; обсуждения увиденного и пережитого и многое другое. Однако тут важно не количество, а именно качество участия. Несмотря на жестко заданный регламент, каждое событие фестиваля реально зависит от личностей участников, от особенностей приехавших команд, их ценностей и приоритетов, ментальности и эстетических пристрастий, от степени их активности, внутренней подвижности, чуткости к внешнему и внутреннему пространству. И именно реальная причастность к созданию особого пространства рождает эффект безусловного взаимного интереса и приятия, осознание подлинных творческих приращений, уберегает фестиваль от войны самолюбий.
В нынешнем году обладателем гран-при стал Молодежный театр из Ижевска «Les Partisans», который привез на фестиваль пронзительный спектакль по пьесе Валерия Шергина «Колбаса/Фрагменты». Это семейная история, в которой тесно переплетаются реалии сегодняшней жизни и вековые народные традиции, любовь и боль, прошлое и будущее. В группе лидеров фестиваля оказались также театр-студия «Alter ego» из Уфы (спектакль «Джан» по А. Платонову), Мастерская Давида Бабаева из Киева («Светлые души» по рассказам В. Шукшина), театр «мАрт» из Санкт-Петербурга («Двенадцать» по пьесе О. Богаева «Daun Wey») и молодежный экспериментальный театр «Сдвиг» из Казани («А не съесть ли нам кого-нибудь?» по пьесе С. Мрожека «Плот»).
«А не съесть ли нам кого-нибудь?». Сцена из спектакля театра «Сдвиг» (Казань).
Фото — Б. Тополянский.
Спектакли очень разные, но обладающие одним общим качеством — внятным пониманием места театра в треугольнике «время—автор—коллектив», обозначенном около ста лет назад В. И. Немировичем-Данченко. Осознанность поиска уникального авторского ключа к материалу, невыдуманная органичность сценического языка, вытекающая из особенностей коллектива, и пристальное неравнодушное внимание к своей аудитории — вот что отличало эти работы. Театр «Alter ego» заворожил зал фантастически сосредоточенной пластической и визуальной игрой с образами Платонова и создал театральный текст, лишенный иллюстративности, но расширяющий слово. Мастерская из Киева неожиданно высветлила в нашем сознании и памяти интонацию безусловной любви и приятия жизни, свойственную шукшинским рассказам не меньше, чем более привычные в интерпретациях последнего времени ноты трагизма и мучительного духовного поиска. Петербургский «мАрт» предложил посмотреть на пьесу О. Богаева, как на строгое и сдержанное самоисследование в контексте исторического времени и контексте поколений. А театр из Казани выявил конструкцию социальной сатиры Мрожека, представив ее как идеально стильно и технично выполненный театр манекенов. Но вне зависимости от того, насколько высоко оценили тот или другой спектакль члены жюри, участники фестиваля страстно воспринимали каждую работу, толпой приходили на все обсуждения, вдумчиво разговаривали друг с другом и писали о спектаклях буквально километры разнообразных текстов в газету.
«Театр начинается» оставил чувство сердечной благодарности за честность и полноту творческого общения не только к его авторам, но и ко всей рабочей группе: координатору Ирине Яковлевой, куратору сценических показов Полине Куликовой, фотографу Борису Тополянскому, дизайнеру Игорю Фомину, помощнику режиссера Наталье Самойловой, продюсеру концерта Азе Алборовой. И, конечно, — к руководителям приехавших коллективов и их участникам.
Наверное, можно было назвать фестиваль «Театр начинается…» образцовым. Но образец – это то, что можно стремиться повторить, а в данном случае это абсолютно нереально. Поэтому назову его идеальным. Стремиться к идеалу можно, но никогда его не достигнешь, это всякий знает.
Вовсе не хочу сказать, что все спектакли идеального фестиваля были великолепны. Даже так: программа Седьмого фестиваля была слабее предыдущих трех, когда подавляющее большинство постановок были буквальными претендентками на Гран-при (что было еще раньше, на первых фестивалях, я не видела). Но такой спад совершенно естественен для живого процесса: значит, сезон в любительском театре оказался не самым урожайным.
Идеальным можно назвать фестиваль потому, что подобной организации всей его работы и жизни нет нигде. Вы не увидите столько «придумок» на единицу времени и места ни на одном театральном форуме, профессиональном или нет – не важно. Вокруг весьма насыщенной основной программы (в которой, к слову, все спектакли начинаются вовремя, идут по графику) ежегодно осуществляется все более и более развернутая офф-программа. Александра Никитина только перечислила все события, а ведь за каждой строкой – огромная фантазия и мощная организация дела! Мы – члены жюри – увы, не участвовали в квесте по ночному городу (команды должны были самостоятельно найти дорогу к клубу, где проходила вечеринка-закрытие, выполнив серию заданий и разрешив ряд загадок в нескольких местах центра Петербурга) и в мастер-классе художника Валериуса (участники изготавливали уникальные «вешалки» — символ фестиваля «Театр начинается…»). Про азартный поединок театральных коллективов на турнире «Что? Где? Когда?» мог бы рассказать член жюри Григорий Заславский, который играл за одну из команд, но и без рассказа факт приглашения Бориса Бурды говорит сам за себя: фестиваль становится невероятным приключением для всех гостей.
Творческие и профессиональные способности Антона Духовского и его команды (они ведь, прежде всего, полностью придумывают стиль очередного фестиваля, который охватывает все – от печатной продукции до деталей церемонии открытия и закрытия) – это вообще заоблачный уровень. Тут просто снимаешь шляпу и кланяешься в немом восторге…
А еще за всей отлаженной машиной работы фестиваля стоят Юрий Ерофеев и его коллеги по театру «мАрт»: жена Ольга Ерофеева (главный режиссер), дочь Анастасия (актриса театра) и вся труппа. Эти люди вызывают глубокое уважение как великолепные организаторы, но есть еще одна – не менее важная – причина говорить о них. Это их собственное творчество.
Три года назад я впервые увидела петербургский театр «мАрт»; это была «Последняя женщина сеньора Хуана». Вполне хороший спектакль крепкого народного театра, традиционный во всех смыслах – по выбору драматургии, существованию актеров на сцене, декорациям и костюмам… Следующей встречей стал моноспектакль Юрия Ерофеева «Ничто кроме меня», и это был уже иной театр – гораздо более сложный (неоднозначная западной проза и лаконизм внешнего решения). См. здесь: http://ptj.spb.ru/blog/est-dlya-nas-odno-spasene/
Прошлогодняя работа – «Луна-парк имени Луначарского» по пьесе К. Драгунской в постановке Ольги Ерофеевой – оказалась спектаклем невероятно современным, и по смыслу, и по форме, и по высказыванию. Я увидела тех же самых артистов, что и в спектакле по Жуховицкому, но они существовали на сцене иначе – свободнее, тоньше, с глубоким пониманием трагикомического жанра на грани абсурда, интеллектуальной драмы и клоунады. Здесь было все: остроумно снятое и органично включенное в действие видео, точные актерские наблюдения и зарисовки, юмор, драматизм… Монтажное строение спектакля, свобода ассоциаций при ясности основного месседжа – вот что оказалось вполне по плечу режиссеру. Неподдельная тревога театра «мАрт» о (не побоюсь этих слов) духовной деградации сегодняшнего человека, прозвучавшая и в спектаклю по Драгунской, пронизывает и новую их работу «Двенадцать» по пьесе О. Богаева «Dawn Way».
Если «Луна-парк…» был спектаклем эмоционально очень разнообразным, насыщенным, от смеха (даже хохота!) зрители переходили к слезам (в финале не заплакать было невозможно!), то «Двенадцать» – история монохромная и даже иногда монотонная. Сумеречная. Ольга Ерофеева вместе с артистами отказывалась от яркости характеристик и многоцветья фактур. Все строго. Графично. Идет лабораторный эксперимент: исследуется природа человека, его нравственный состав. Чем ближе к финалу, тем более обобщенные и символичные образы воплощают актеры, , оказывается, что такая стилистика им близка не меньше, чем конкретная узнаваемость персонажей. Мне кажется, этот опыт – не вполне увлекательный для публики – для театра очень полезен. Опыт работы с небытовым философским материалом, опыт существования по новым для актеров сценическим законам.
За эти недолгие годы «мАрт» преодолел огромный путь, став театром поиска, театром актуального стиля и смысла.
Из самых сильных впечатлений фестиваля – «Джан» театра-студии «Alter ego» из Уфы (увидела уже третий их спектакль – до этого были «Чудная баба» и моноспектакль по сказке «Гуси-лебеди»). Работы режиссера Светалны Аюповой – это глубокое погружение, проникновение в авторский мир, которое никогда не выражается в иллюстративном сценическом визуальном ряде. Спектакли этого театра (включая «Джан») – ассоциативная поэтическая ткань, которая создает пространство внебытовое, полное метафор. Переводя прозу Платонова на театральный язык, режиссер предложила сложное пластическое (почти хореографическое) решение, которое молодые актрисы увлеченно и сосредоточенно воплотили. Мир дикой степи, где от сотворения мира обитает народ Джан, возник на сцене: дышащие солнцем и горячим воздухом желтые дыни, вой ветра на бескрайних просторах, колыхание веревок и красивые композиции гибких тел – все это заставило нас завороженно смотреть и слушать…
Целыми ночами участники фестиваля писали тексты в газету «Время театра» (редактор – Александра Никитина), ставшую подарком для всех на закрытии. Фрагменты этой многостраничной летописи мы решили опубликовать.
Сегодня газета фестиваля «Театр начинается…» — гостья блога «ПТЖ».
Время фестиваля – время восхождения
Седьмой международный фестиваль любительских театров начался не по Станиславскому – не с вешалки, а с будильника. Десятки будильников звенели, открывая фестиваль, открывая седьмой ежегодный праздник и школу театра. Время пошло. Время театра, время открытий, время драйва и безумно ярких впечатлений.
Была ли тема времени одним из критериев отбора спектаклей, или это цепочка случайных совпадений, но большинство показанных спектаклей вдруг оказались объединены этой темой. Темой ограниченности времени, конечности жизни и бесконечности экзистенциальных вопросов: о свободе, о праве на жизнь, о призвании.
Проверка свободы на подлинность, уродуемая любовь, их мнимость и эгоистичность соединяются холодностью. Как говорил в одном из интервью Лев Додин: «Одна из самых актуальных тем сейчас – люди друг другу брёвна».
Но что любопытно: чем больше на сцене говорят о смерти, тем больше утверждается жизнь. Чем больше видишь на сцене трясины греха и грязи, чем больше руки в крови, тем сильнее очищение. Причащение и восхождение. Из ненастоящего мира муляжей, теней, племени звероподобных людей, механических кукол в мир подлинного сопереживания, соучастия и со-творения, со-творчества и полного единения двенадцати театров и зрителей.
«Светлые души», Мастерская Давида Бабаева, Киев
Спектакль неровный, спорный, подкупающе-искренний. Сделан он по мотивам рассказов В.М.Шукшина. Самые главные и сильные эпизоды спектакля рассказывают о простых вещах, простых радостях. О свете, сохранённом внутри. О счастье простого факта жизни. Герои спектакля – люди, родившиеся и живущие в деревне (видимо, режиссёру важно было это подчеркнуть, хотя, мне кажется, горожанам настроение и атмосфера спектакля будут очень близки и понятны), воспринимающие мир ясно и просто. Светлые, не раненые души.
Конечно, наверняка, и они страдают. И зависть, возможно, не чужда им, и злоба на окружающих. Но спектакль не об этом. Он про светлые моменты. Когда они сидят рядышком. Она (актриса Мария Грибачёва) спит у него на плече, спокойно и чутко. А он (актёр Дмитрий Оцупок) всё смотрит вокруг, на мир, залитый лунным светом. И мы видим этот мир его глазами, хотя никаких картинок нет на сцене.
Как меняется всё от ночного времени – ставшая исчерно-зелёной листва, облитая серебром. Странная и жутковатая тень на давно знакомой дороге – будто встаёт кто-то страшный, да всё не может оторваться от земли, прирос к ухабам и трещинам. И небо с редкими звёздами. И тишина, и нежность щедро разлиты в воздухе вокруг головы.
В теле появляются слова, но не стоит спешить говорить их. Так просто неверным звуком нарушить, сломать хрупкую нежность ночи. Упустить момент покоя и счастья, такой редкий в череде заполошных будней. И страшно, и не страшно, и губы сами начинают говорить сокровенное, в тщетной попытке выразить невыразимое, переполняющее душу. И слова прорываются наружу, они неточны, не верны, слишком однозначны, но единственно возможны теперь. «Стояла удивительная ночь» – звучат слова.
«Светлые души», Мастерская Давида Бабаева, Киев
Глаза актёра на сцене – больше, чем просто глаза. Порой один только взгляд может выразить больше, чем десятки или даже сотни слов. Тот, кто видел спектакль «Светлые души», открывающий фестивальную программу, несомненно, поймёт, о чём я…
Когда на сцену вышел исполнитель роли кузнеца Фёдора Грая – Евгений Овчаров, реакция зрителей не заставила себя ждать.
Его глаза, наполненные необъятной грустью, блестели так, словно на них вот-вот выступят слёзы. Его появление на сцене шло наперерез с атмосферой, заданной музыкой. А его медленные, тяжёлые шаги и кажущийся нелепым серый жилет с детскими рисунками стали дополнением к образу стеснительного, но прямолинейного кузнеца-актёра.
Контраст атмосфер и вызвал смех в зрительном зале. Хотя, наверное, не только смех, но ещё и сопереживание актёру-новичку, который не в силах побороть свой страх перед зрителями.
«Светлые души», Мастерская Давида Бабаева, Киев
Рассказ «Чудик» в полной мере обнажает перед нами конфликт различных восприятий окружающей действительности. Деволюция межличностных отношений порождает то, что мы увидели в образе снохи Чудика (актриса Александра Урбанская). Это человек, живущий в вечном скепсисе, зависти, ненависти. В её измерении, Чудик ниже домашней скотины, хуже сельского алкоголика! В обедневшей душе Чудик вызывает неприязнь и отторжение.
Не секрет, что соборность, родственные отношения на селе представляют краеугольный камень, на котором стоит вся русская жизнь. Поэтому, тем более странно наблюдать реакцию брата Чудика. Он, скрепя сердце, но фактически отрекается от брата! Совершенно немыслимое явление! Связь их крепка, безусловно, они поют песни, сентиментальничают. Однако, связи эти «провисают», не выдерживают проверку конфликтной ситуацией – брат Чудика пасует.
Знаете, преимущество «чудиковской» формации — в безграничном всепрощении, в «пофигизме» в лучшем смысле этого слова. Злая ирония и грубость растворяются в герое, которого играет Сергей Сосновцев, бесследно. Трогательно видеть, как Чудик без потерь изничтожает волны негатива, направленные в его сторону от снохи – они не трогают его душевного состояния. Чудик в мире со всем миром. Что ему гневные слова злобливой снохи? Ему важнее машинка, подарок племянникам, который становится в один ряд с дарами волхвов. Чудик не плюнул брату на порог и не вытянул площадной бранью сноху – он сумел остаться настоящим человеком. Обнял брата крепко-крепко, сморгнул, может неловкую слезу, понял и простил всех на свете — в общем и в частности.
«Самоубийца», Народный театр «Левый берег», Тутаев
«Что-нибудь за 10 рублей про душу»,
или на что тратят и о чем поют в Тутаеве
ЛИД: 10 рублей, надо вам сказать, неплохие деньги были во время оно. Можно было изрядно покутить, с цыганами и шампанским. Очевидно, что театр «Левый берег» (что в славном городе Тутаеве), потратил на свой спектакль сумму вполне сопоставимую – одних кожаных сапог сколько на сцене было! И это, судари мои, не считая добротнейших костюмов (по виду – чистая шерсть), пышных цветастых платьев с оборками и рюшами, диковинных шляп и настоящих цыган! Но впрочем, обо всем по порядку. Попробуем представить себе предполагаемую смету спектакля «Самоубийца» (пьеса Н. Эрдмана) из расчета на 10 гипотетических рублей!
Скорее всего – бесплатно.
Началось все прекрасно. Началось все как будто бы в психиатрической лечебнице. Толпа смотрела кино, хохотала, лохматила соседские затылки, толпа неистовствовала, лягалась, а потом пустилась в пляс. Пижамы в тонкую вертикальную полоску, приглушенный сорокасвечовый свет, деревянные табуретки. И танец волнами – около 20 танцоров, двигаются удивительно, органично, то в одну, а то в другую сторону, то накатывают, то отступают. Как прилив, меняющий рисунки на песке. Как рука, перебирающая кубики. Они размывают кинозал, с которого началась сцена, и строят коммуналку – место обитания главного героя спектакля – господина Подсекальникова. Все действо происходит под бодрую, высокого темпа музыку времен НЭПа, по ощущениям – разудалые скрипочки, банджо, веселый аккордеончик. Вот вспыхнули лампы – и сразу же погасли. Наступила ночь и сон, угомонились танцоры, встали рядком в левой части сцены, превратились в декорации. В центре сцены появилась двуспальная кровать. И не спится на ней Подсекальникову. Ему, временно безработному, хочется колбасы. А жене его хочется спать. Такой вот первый конфликт.
Спасибо автору. Тоже бесплатно.
Вы знаете, мне совершенно не нравится писать о том, о чем мне не нравится. С другой стороны, мне ужасно нравится писать о хорошем и приятном. Вот, например – язык, которым говорят персонажи «Самоубийства» — он прекрасен! «Я, может быть, через эту трубу наше будущее различаю», «Курьеры хотят стрелять, а тир – закрыт!», «Вы человек военный, тиром заведуете». Очень напоминает Зощенко – такой же легкий и точный стиль, смешной и ироничный.
Уууу, ну тут рублей на 6 то и на все 7!
Ну, или вот костюмы, конечно… О, они были чудесны! Они появились сразу же после пижам – рубашки, халаты, платья! Очень удачно и стильно оделся сам мосье Подсекальников – серая рубашка, брюки в тон ей, темно-коричневые подтяжки – все очень ладненько смотрелось на его крепкой и нестарой фигуре. И было это уместно и хорошо. А как мне сообщили доверенные источники из коллектива «Левого берега» — у Подсекальникова планировался вообще-то другой костюм, тоже очень шикарный – представьте себе цвет темного кирпича, тонкая полоска, свободный крой, ммм!!! Закачаешься! Жалко, у ребят не получилось привезти его – я уверен, что палитра спектакля очень бы обогатилась еще одной творческой краской. Думаю, даже Леонид Утесов не побрезговал бы надеть такой замечательный костюм на какой-нибудь свой концерт.
Табуретки. 2 рубля, 50 копеек. Обворожили плотника.
Мне ужасно нравится писать о приятных вещах. Например, как чудесно, чудесно, с какой-то непередаваемой грацией, присущей исключительно полненьким жизнерадостным женщинам двигалась возлюбленная любезнейшего Калабушкина (еще один персонаж пьесы, сосед: усы и шевелюра – перец с солью, рвач и эпикуреец, герой-любовник и остряк-тяжеловес). И вот она была чудесна, уместно комична, душиста и розовощека. Ужасно нравится писать о приятных вещах… вот про табуретки, например. Прекрасные табуретки, очень добротно сделанные (светлое, некрашеное дерево, отверстия в сиденье, чтобы можно было удобно брать их одной рукой), они своими пропорциями напоминали кубики. Табуреток этих было много, штук 25, из них составлялись декорации ко всем сценам спектакля, как из конструктора. И ребята работали с ними ловко и хорошо, как мне показалось – все перестройки были решены танцами, лихо и весело.
Гитара для цыган. 50 копеек.
Ну вот, теперь последний абзац. Сам спектакль мне показался – долгим, излишне подробным, докучливым. В какой-то момент я поймал себя на мысли, что хочу, чтобы этот Подсекальников уже, наконец, застрелился. Но он, разумеется, этого не сделал… неприятно писать о неприятном… 10 рублей явно потрачено, для моей души – не спето…(разумеется, это не касается прекрасных цыган – трио, состоящее из молодого парня, красавца и гитариста и двух цыганок – ярких, темпераментных, изобильных дам в пестрых юбках и шалях: пели они замечательно).
А так – ну да, они все старались.
«Двенадцать», театр «мАрт», Санкт-Петербург
«К барьеру», или Сны о двенадцати
На расставленные полукругом у сцены стулья актеры театра мАрт усаживаются, выходя прямо из зала. Не из-за огороженного пространства кулис, нет, — только что они были среди нас, совсем рядом, кажется, всюду. Полукруг сидений наводит на ассоциацию то ли с клубом анонимных грешников, то ли с диковинным кинозалом, в котором экран – полупрозрачная дымка, вуаль, визуализующая сны, что видят люди в этом кинотеатре.
Сон: по дороге, неважно какой дороге, шагает Ангел с огромными белыми крыльями. Тревожный гудок, вспышка фар – и Ангел сбит проезжающим по пути автомобилем. Из него выходят путешественники – двое из вышеописанного полукруга выбирают себе костюмы на стоящих тут же вешалках, «одевают роль», и словно по дуэльной команде «сходитесь!» выходят на сцену навстречу друг другу. Двенадцать раз. Герои: заблудшие души, слепые, врачи, матери, мужья и жены проходят испытание пограничной ситуацией. Ведь никогда не знаешь, как себя поведешь, если тебя вызовут к барьеру. Время здесь остановилось – пространство будто отбросило героев на край света, где они ищут Путь, находят Ангела и, не заметив, убивают его.
«Что это», «ты убил его», «я убийца», «бред какой-то», — шоковая истерика героев сменяется механичной уверенностью в собственной правоте и в праве на побег от ответственности. К слову, на седьмом фестивале красной нитью проходит тема ценности человека, ценности его жизни и души.
ВидЕния театра «мАрт» объединяет Ангел, встреченный каждой парой героев на пути. Они не одни встречают этот знак, этого посланника, испытание-инициацию. Это не индивидуальное свидание с судьбой тет-а-тет, здесь все происходит при свидетелях-соучастниках. Ангел, который погибает и не может подняться не от физических ран, а от удара о людскую гордыню и взаимную злобу многолетней выдержки. В мире героев спектакля «Двенадцать» почти нет любви. Есть плотское влечение, есть превосходство, есть страх и слепота. Причем слепота, опирающаяся на нежелание просто посмотреть вокруг, просто увидеть ближнего своего.
Двенадцать месяцев или двенадцать апостолов, — пространственно-временной или библейский цикл. Завершив его, души — тени собираются все вместе, темные вытянутые силуэты, будто сошедшие с офортов Гойи. Ангел уходит. Как его вернуть? Как его позвать, если не можешь знать, что подскажет тебе завтра твоя гордыня? И кому нужен Ангел, если есть другие удовольствия? Чистая совесть стала слишком дорога. Забвение дешевле, а слепота эстетичнее. Выход за ограду зоны мнимого приличия и комфорта — просто путь Сталкеров. Которых среди двенадцати героев из зала нет. В апостолах в Гефсиманском саду тоже не нашлось. И света фар порой недостаточно, чтобы разглядеть это в себе, ибо возможно, что это твой сон.
«Двенадцать», театр «мАрт», Санкт-Петербург
Явь о «двенадцати»
Искусство создаёт реальность, искусство есть сама реальность. Оно самосбывается, изменяет мир. 12 зарисовок создают опасный прецедент, опасную канву поведения. «Двенадцать» — бытописует нашу действительность, но гипертрофирует её, смещает смыслы. Искусство не должно диктовать, навязывать, да. Оно даже не должно быть зеркалом. Но «притчевость», вектор движения сопутствует настоящему искусству. «Двенадцать» — песня во имя разрушения, разве это нужно? Разве это нужно бедным душам нашим?
«Двенадцать» – пьеса-телевизор, модный ныне тренд однобокой злободневности. Визуализация. Она рисует быт, но не даёт ответы, не даёт точек схождения. Это чистая реляция почти-алгоритмическим языком. Внимательный зритель чётко выделит некую программу, по которой создаются зарисовки:
1) Ангела сбивает машина;
2) Комментарии о его состоянии, спор о вызове скорой помощи, назревание скандала;
3) Переход на личности, взаимные обвинения (как вариант, говорят о посторонних вещах);
4) …
5) PROFIT!!!!!
И-и-и, что? Мы должны быть шокированы черствостью, злобой и циничности людей, если даже автор пьесы (Олег Богаев) не допускает вариативность реакций, а гребёт под одну гребёнку? (Болезнь 84 процентов?) Не всё так просто, о нет. Многообразие человеческих отношений, рефлексий не загнать под такой простой алгоритм. Если, конечно, это не пасквиль, заведомо очерняющий.
Возможно, так оно и есть, но и ангел, казалось, запрограммирован, выполняет будто лабораторное исследование. Последней сценой, ангел, получив нужную ему эмпирику, встал, и пошёл. Всё, дело сделано, бегом на доклад в вышестоящие инстанции!
Да. И «Двенадцать» не без светлых пятен – вызывает симпатии герой Юрия Круглова – тихий, затюканный мужичок, который, однако, замечает, что это не просто человек, а крылатый ангел. Но всё равно ничего не делает – слишком слаб духом. Дедушка с бабушкой (Юрий Ерофеев, Ольга Заплатинская), последние из двенадцати – выведены, несомненно, в центральные персонажи. Их реакция на сбитого ангела, хотя и частично подчиняется вышеописанному алгоритму, выгодно отличается от других – они не отказались от ответственности за отъятие жизни, чем возможно, побудили ангела закончить эксперимент. Согласие разделить грех друг с другом («50 лет вместе прожили»), разделить его с миром, во всём признаться достойно с точки зрения религии, общечеловеческой морали. Может показаться, что они нашли выход. Но всё же такие «божии одуванчики» просто смирились – для многих герой, посыпающий голову пеплом слишком мало для жизненного ориентира. Слезливая бездеятельность, тот ли это шаблон, которому мы должны следовать?
Да, спектакль получился очень полемичным, и вопросы, которые к нему можно задать, аппроксимируются к вечным человеческим вопросам: кто мы, где мы, зачем мы живём? Возможно, он вызовет у вас волну неприятия или наоборот, холодное осознание порочности века, в которой мы живём, но посетить его следует обязательно. Коль скоро, театр «мАрт» отправится на гастроли, или если вы петербуржец – посетите! Получите наслаждение от оригинальных и минималистических декораций, от игры актёров… Задумайтесь. Просто задумайтесь.
«Колбаса/ Фрагменты», Молодежный театр «Les partisans», Ижевск
Сдержанность снаружи, вибрация внутри
Классический праздничный стол буквой «П», герои, сидящие двумя симметричными рядами друг напротив друга, сноп света сверху. Пение, такое слаженное, – тоскливое и успокаивающее одновременно. Вроде все так нехорошо, тревожно, муторно, и вдруг в тишине умиротворяющий и вечный напев, который перебрасывает в какую-то древнюю древность, когда в деревнях лепили из глины свистульки и вышивали приданое в светлых горницах с товарками.
Симметрия в исполнении, симметрия в сценографии. Деревянный поддон, прислоненный к столам. Нехитрые декорации, но как органично в них живут персонажи – застолье, загон поросенка Борьки, который периодически представляется и забором, на фоне которого происходят «разборки».
Органичны и персонажи – «пацанчики» в кепках и спортивных костюмах, маманя в красном платье и розовых резиновых тапках, бедный Сашка, в свитере на пять размеров больше. И гости, которых видно и слышно только в нужный момент. Опять же в сценах выяснения отношений между главными героями опущенные головы остальных актеров ассоциируются с плетнем, возможно, даже с тем, что был вокруг домика Бабы Яги – с насаженными на колья людскими черепами.
Свет – яркий, когда произносятся тосты, и тусклый, когда у героев случаются душевные терзания. Как и с декорациями – минимум средств, но максимум результата. Так и представляется маленькая деревянная каморка, которая заставляет забыть о «мобильниках» и курении, и отсылает в ночную деревенскую старинную горницу с лучиной.
Актеры такие естественные и простые, практически ни разу не повысив голос на «полную катушку», тем не менее, донесли до зрителя свои переживания и тревоги. А то, бывает, актер надрывается-надрывается весь спектакль, а проку никакого. Тут же все наоборот – четко и спокойно, но сильно! Сдержанность снаружи, вибрация внутри.
Очень трогательный Сашка (актёр Святослав Соколов), сутулый, нелепый, добрый и доверчивый. Пожалуй, один из самых ярких персонажей. Хотя, нет, не так. Самый яркий из ярких. Потому что и матери (Лариса Хлебникова и Инге Зорина), и отец (Антон Свавильнов), и дядя (Павел Сергеев), и Руслан (Валерий Златкис) с Катей (Анна Богданова), и жених (Александр Сунцов), да, в общем, зачем перечислять, если можно просто сказать – все — яркие.
Хотя нельзя не отметить и Руслана – с таким хрупким (если так можно выразиться) бритым затылком, и такой высокий, и именно так, как надо держащий руки в карманах «треников»… Не знаю, конечно, но у меня лично прямо защемило сердце от его внешней «крутости», и внутренней уязвимости.
С моей точки зрения – спектакль прекрасен по всему – и по режиссуре, и по сценографии, и по игре актеров.
Но для меня есть единственное «но». Не понятно, какие вопросы задаются зрителю этой постановкой? Над чем должен он поразмыслить дома, когда первое впечатление от игры пройдет? Ведь, по сути, мы увидели самый настоящий кусок из настоящей жизни, той, которой живут сейчас миллионы семей в России. Есть ли выход из этого? Какой выход предлагает режиссер? Или же это просто тупик, и нет никакого «света в конце туннеля»?
P.S. И колбасы, и фрагментов хватило сполна! В самом лучшем смысле! Спасибо!
«Колбаса/ Фрагменты», Молодежный театр «Les partisans», Ижевск
Колбаса из бедного Борьки
«Колбаса-любовь, колбаса!
Колбаса-любовь, просто колбаса!
Сергей Шнуров
Флешбек – приём в кинематографии и литературе, отсылающий нас к предыстории рассказа. Спектакль «Колбаса» построен на использовании этого приёма – сюжет развёртывается вокруг нескольких лет, с пост- и пред-историями, связанными воедино боровом Борькой.
«Свинота» становится, поневоле, доверенным лицом всего семейства: дружит с Сашкой (Святослав Соколов), помогает проводить ритуал отворота Кате (Анна Богданова), Михаил (Антон Свавильнов) разговаривает с ним о любовнице, семье, о чувствах. Руслан (Валерий Златкис) привёз его сам, наверно, чтобы лишний раз увидеть возлюбленную. Борька стал почти членом семьи из деревушки Усть-Сарапулька. Тем страшнее сцена заклания Борьки. Интеллигентный Катин жених (Иван Личидов) выглядит застенчиво, но, в багровом свете, будто залитый густой свиной кровью выглядит как маньяк, убийца над жертвой. Поедание колбасы из Борьки – словно акт каннибализма, выглядит ужасно. Интересно, но все прекрасно знали, что ждёт Борьку, что ему уготовано быть откормленным на убой.
Колбаса-любовь. Колбаса становится глубокой аллегорией круговорота жизни, аллегорией бренности, любви. Мы находим любовь, но бывает, делаем из неё «колбасу» — товар потребления, расходник. Чувствуете диссонанс ситуации? Бедный Борька стал жертвой пищевой необходимости, жертвой низменных и обывательских чувств. Убит и съеден тихий хранитель секретов, свидетель тайн, просто друг. Руслан также, во взрыве болезненного чувства к Кате, приходит убивать своего «Борьку» — любовь… Колбаса-любовь…
Отдельного упоминания достойны актёры. Их глубокое проникновение в характеры персонажей раскрывает перед нами героический эпос русской глубинки. Колоритный шутник-алкоголик-бездельник Витька, словно русский Арлекин, остер, находчив. Большое спасибо, актёру, сыгравшему Витьку – Павлу Сергееву. Вы живо напомнили некоторых знакомых мужичков, они именно такие. Так что здесь не было ни капли лжи.
В общем и целом, портреты были нарисованы насыщенно и правдиво. Казалось, правда, в день открытия, что гости из Ижевска – очередной театр самолюбивых актёров, которые не думают от зрителе, а только следуют цели личного духовного обогащения. Может, эксцентричная визитка была тому виной? Однако я рад, что сменил свое мнение на диаметрально противоположное – спасибо вам, друзья!
А вы, дорогие гости фестиваля и просто читатели, поаплодируем прекрасному любительскому театру «Les partisans».
«Джан», театр-студия «Alter ego», Уфа
Джан — душа, в поиске счастья. А что есть счастье?
Сперва кажется, что у каждого человека понятие счастья отличается, оно индивидуально. Для кого-то это семейное счастье — муж, беременность, ребёнок. Для кого-то это претворение сказок в быль, преодоление пространства и простора. Служба родине. Для кого-то это обычная уверенность в завтрашнем дне. А у кого-то нет ничего кроме свободы. А для иного счастьем является то, когда у другого его нет.
Постановка театра Alterego, Джан, глубоко сюрреалистичное представление. История Платонова рассказана с помощью символизма, эмоционального танца, и использования слова не в его прямом значении, а в качестве звука.
Предвоенная песня «Счастье моё» отлично передаёт настроение коммунизма, который вскоре достигнет своей наивысшей мощи и славы.
В качестве визуального рассказчика кроме выразительных танцев был так же экран — там история показана, наверное, с точки зрения Назара. Рассказ сопровождается сюрреалистическими картинами — герой бродит почти обнажённым в заснеженном поле. Потом в снегу играют девушки. Символ того, насколько потерян народ Джан?
«А не съесть ли нам кого-нибудь?», Молодежный экспериментальный театр «Сдвиг», Казань
Три мудреца в одном тазу…
Подходят тут ко мне ребята из Казани. Помощь, говорят, нужна. Декорации разобрать. А я чего, думаю, не помочь хорошим то людям? Так что просмотр спектакля театра «Сдвиг» «А не съесть ли нам кого-нибудь?» был для меня приятным не только благодаря действию на сцене, но и из-за отличной возможности на этой сцене побывать, пусть и в качестве технической службы.
На сооруженную посреди сцены платформу я выкатил на тачке первую фигуру. Установил ее. Поехал за второй. Всего таких фигур оказалось три – это были элегантные фрачники, совсем не тяжелые. После того, как я спустился со сцены и занял свое место в зале – фрачники ожили. Задвигались. Сначала неуверенно, потом – все свободнее и рискованнее. И вот первое междометие. И первая реплика: «я голоден, господа!»
Спектакль мне очень понравился. Он был легкий, динамичный, смешной. И в какой-то момент – стал страшным. Когда очевидный лидер троицы героев, плывущих в окияне на плоту, вдруг в один момент скинул с себя маску цивилизованного человека и оказался он — зверь. Зверь, способный повести за собой. Вдруг – опять резкая перемена и снова смешно, легко и лихо. Зверь вытирает лицо белоснежным платочком и сочувственно заглядывает в глаза своим товарищам. Другой страшный момент — когда одного из трех героев уговорили стать жертвой – он лег на обеденный стол добровольно…
Пространство спектакля организованно очень камерно – на весьма поместительной сцене учебного театра сооружен квадратный помост, на котором и происходит все действие. Это плот, на котором дрейфуют участники пьесы. Четвертый участник – эдакий «бог из машины» – иногда появляется на сцене, незаметно вмешивается в действие, чуть меняет обстоятельства. Абсурдная пьеса, а вы как хотели?
Финал спектакля – страшен и пронзителен. Оказалось, на плоту все же была нормальная еда. И один из его пассажиров знал об этом. Но, как он сам объяснил свой поступок, – «Я не люблю горошек».
Конец спектакля. Актеры опять стали манекенами, неподвижными фигурами на сцене. Я опять с удовольствием помог их убрать – и вскоре в одиноком снопе света осталась лишь та самая, роковая банка консервов.
Критики спектакля – были не совсем благожелательны. Было сказано, что спектакль не рассказывает ничего нового, что так уже делали. Но я не критик, а просто зритель – и мне было смешно и познавательно, и понравилось. И Мрожека стоит все-таки почитать, думаю, это будет полезно.
«А не съесть ли нам кого-нибудь?», Молодежный экспериментальный театр «Сдвиг», Казань
«Сдвиг» вызывает сдвиг!
Обычно после своих спектаклей, после отходняка и нервов перед выходом на сцену, после куража и напряжения во время выступления, всегда хочется убежать за кулисы после поклонов и заорать во все горло, запрыгать так, чтобы каблуками пробить пол и провалиться на первый этаж. Разодрать на себе всю одежду, не в силах противостоять этому выходу адреналина и вытереть вспотевшее чело первым попавшимся под руку – будь то белоснежная манишка от костюма камердинера или тряпка для вытирания со стола.
Сегодня меня ждал сюрприз – так сделать захотелось после того, как я сама сидела в зрительном зале. Бежать и тискать актеров с признаниями в любви –п-ф-ф-ф –это глупый номер, всё равно не хватит слов, потому что когда хочешь выразить масштаб происшедшего в твоей голове/душе/сердце, выходит только бульканье, пузыри, заиканье и восторги из серии: «Мне так понравилось! Супер! Ребята! Вы молодцы!» И запаренные актеры несутся мимо в гримерку (возможно, чтобы проораться и продолбить каблуками пол в подвал), и вряд ли мои кудахтанья и «супер»ы донесут мои восторги.
Пользуясь своим служебным положением в «редакционном кабинете» я хочу публично признаться ребятам.
Это просто фантастически, безумно, дико, обалденно, нереально СТИЛЬНЫЙ спектакль!!! Стильное всё – начиная от туфель и глянцевых волос, заканчивая каждой репликой и поворотом головы. Все и всё «на стиле»!
И наш главный редактор, когда учила нас писать статьи, всегда говорила, что в любой рецензии должен быть поставлен вопрос – зрителям, читателям, режиссеру… Так вот, мой вопрос ребятам – как можно быть такими стильными?
У вас прекрасный вкус. В прямом и переносном смысле! И сам спектакль вкусный – не только герой, которым хотели отобедать его товарищи по несчастью, но и остальные – каждый по-своему! Если бы я была жюри, то впервые за историю фестиваля, случилось бы нечто беспрецедентное – «Лучшую мужскую роль» получили бы сразу 4 актера! И вообще, я бы от восторга сама бы съела всех четверых!
Спасибо и низкий поклон вам за вдохновение! Вы мои музы!