2006 год. Стучат колеса поезда «Москва—Саратов». В купе со мной — три дородные женщины. Саратовские предпринимательницы едут домой с закупок в Москве. Увидев мой диетический обед, громко фыркают, возмущаются и выкладывают на стол жареную курицу, яйца вкрутую, пышный белый хлеб и прочую классику. Свежие огурцы и колбасу режут кусками с мое запястье толщиной — ешь, чё-то ты бледненькая совсем. На робкие попытки возразить снова фыркают — прям! И подпихивают, подпихивают. Дымится в стаканах черный чай, сахар вприкуску, какие-то ароматные невозможные булки. Так я узнала, что такое саратовское гостеприимство.

А потом они долго вытаскивают на платформу огромные клетчатые баулы (божечки, где это все поместилось?) и пихают мне бумажку с номером телефона: звони обязательно, у нас баня своя, мы тебя сводим, отпарим хорошенько, чё-то ты бледненькая, Кааать.

Бледненькая я потому, что еду на первую свою режиссерскую лабораторию в профессиональный театр. С легкой руки Олега Лоевского, конечно. Пьеса Василия Сигарева «Волчок». Я знаю, что уже две актрисы отказались от роли. Режиссерского диплома нет. До этого работала только с детьми. Сегодня у меня день рождения. Кой черт занес меня на эти галеры? Но в театре меня встретила Люся.

Что было бы со мной, если бы не Саратов? Не знаю, что-то было бы, конечно. Но не то и не так. Этот жаркий пыльный город, повально торгующий и щедрый (неизменный разбитый асфальт, тополиный пух, покосившиеся заборы, гогеновская палитра Крытого рынка, ледяные арбузы в августе, ледяные колдобины вместо тротуаров зимой), пропарил меня таки безо всякой бани, привязал к себе, споил и приворожил. В Саратов нужно ездить, чтоб изучать то, что называется «русская душа». Здесь все избыточно, шумно и щедро. Любить так любить, стрелять так стрелять. И особенно это чувствуется в театре, конечно. Сейчас я понимаю, как мне повезло, что первый режиссерский опыт случился именно в Саратовском ТЮЗе имени Юрия Петровича Киселева. И особенно повезло, что театр меня принял и пригрел. Наверное, потому, что с большей частью могучего тюзовского братства я оказалась одного роста. «Вы наш режиссер? Какая прелесть!» — пробасила роскошная артистка Чупикова¹, пихнула мне в руку шоколадку и прижала к необъятной материнской груди. Но я не испугалась, ведь у меня уже была Люся.

Друзья мои! Если вы не выпивали с саратовскими артистами на берегу Волги, не танцевали в парке Липки с артистом Чернышовым², не ели уху или плов в гримерке артиста Емельянова³, не пели под гитару с артисткой Цихан⁴ — то мало вы знаете о щедрости русской души, ох, мало. Может, это вообще особенность волжских городов или русских театров, не знаю, никого не хочу обидеть, но понимаете, он был первым, этот театр. А еще я обещала Люсе…

Люся, Людмила Ивановна Шишкина, по мужу Стороженко, в то время уже четыре года работала в театре помощником режиссера. Но в ней безошибочно угадывалась бывшая травести. Маленькая, крепкая, быстрая без суеты, ловкая, с озорными ясными глазами, Людмила Ивановна с легкостью командовала и богатырями-монтировщиками, и артистами, и режиссерами, и администраторами, да и в дирекции к ее мнению прислушивались. Людмила Ивановна пользовалась таким безусловным авторитетом и любовью, умела так взглянуть, так выразительно затянуться неизменной сигаретой, что сразу становилось понятно, что делать и куда идти. Людмила Ивановна, для близких Люся, на долгие годы нашего сотрудничества с Саратовским ТЮЗом стала моим наставником, другом, защитником, крестной мамой, просто — очень дорогим человеком. Мы многое пережили вместе — радости и потери, болезни и творческие взлеты. Ради меня Людмила Ивановна вернулась на сцену и замечательно сыграла в спектакле «Зимы не будет» по пьесе Виктора Ольшанского. Невероятный был у них дуэт — Паша Маленькая и Паша Большая (еще одна роскошная актриса ТЮЗа Любовь Николаевна Кочнева). В жарком августе 2008-го после репетиции мы каждый день покупали на рынке здоровенный арбуз и тащили его домой (я тогда жила у Люси). Прохожие, глядя на нас, ржали. Наверное, это действительно было смешно — две маленькие тетеньки с гигантским арбузом. Арбуз нарезался ломтями и отправлялся в морозилку, а мы с Люсей — по разным комнатам под спасительную прохладу вентиляторов. Через несколько часов встречались на кухне, чтоб съесть по куску ледяного арбуза и покурить. Все молча. Вот была жизнь!

Что касается моего обещания. Оно исключительно внутреннее, самой себе. Гордая Люся никогда ничего ни у кого не просила. Для себя. Для других — да. Тут она становилась просто непобедимой, могла открыть дверь с ноги в любой кабинет, актерским своим талантом пользовалась по полной, но для себя — боже упаси. И мне ужасно хочется, чтобы о Людмиле Ивановне Шишкиной, о моей Люсе, знало как можно больше людей. А еще важно, что Людмила Ивановна — представитель редчайшего, исчезающего театрального «вида». Она настоящая травести. А это больше, чем просто амплуа, это, если хотите, диагноз, особая группа крови. Саратовский ТЮЗ уникален тем, что Юрий Петрович Киселев собрал в нем целую банду актрис-травести. Большинство из них все еще работает в театре, они давно совершили свой «переход» (от ролей мальчишек-девчонок к острохарактерным бабушкам, феям и чертям). Они до сих пор — огонь. Преподают, играют, воспитывают внуков, строят и ремонтируют, варят варенье и засаливают огурцы, играют на гитаре и поют, принимают гостей, переезжают, курят или недавно бросили, в совершенстве владеют обсценной лексикой, любят — и все это вкусно, страстно, сочно. Они столько пережили прекрасного и ужасного, но сохранили в себе способность удивляться и любить. Они невероятно красивые люди, эти взрослые девчонки маленького роста.

Август 2017 года был по-саратовски жарким. Мы собрались у актрисы театра Нины Федоровны Пантелеевой. «Надо посидеть!» — сказала Люся, и я не стала возражать. «Что принести, Людмила Ивановна?» — «Ничо не надо, я все купила, помидорчиков там, огурчиков». Это, конечно, были три здоровенные сумки, которые Люся не давала мне нести до тех пор, пока нам на дороге не попался выброшенный кем-то пыльный столик. «Надо Нинке взять, пригодится!» И Люся, передав мне сумки, решительно потащила на себе этот несчастный столик. Он был принят с радостными криками, немедленно отмыт дочиста и пошел в дело. Уселись во дворе — Людмила Ивановна, Нина Федоровна, Тамара Карловна Цихан и Андрей Лапшин, бессменный фотограф и видеохудожник театра (по совместительству коллекционер сочных матерных частушек). Над нами нависало большое абрикосовое дерево (ах, какое варенье варит из этих абрикосов Нина Федоровна!). Я достала диктофон.

Каким-то таинственным образом запись нашей беседы потом затерялась, и я была в отчаянии. А недавно так же неожиданно она нашлась. Целая жизнь прошла с тех августовских посиделок. Не стало Юрия Петровича Ошерова, художественного руководителя театра, любимого ученика Юрия Петровича Киселева, блестящего артиста. Он был душой Саратовского ТЮЗа, и принять его уход не получается до сих пор. Многое изменилось в театре и в жизни, но хочется вернуться в август 2017 года, к тому маленькому столику, щедро заставленному нехитрой закуской.

Катя. С чего все началось? Вы одновременно в театр пришли?

Люся. Да с какой-то совсем небольшой разницей. Полгода, год…

Катя. И вас, травести, было много, насколько я знаю.

Люся. Море!

Тома. Но я, когда шла в театр, и не подозревала, что буду травести.

Нина. А я, в отличие от Томы, все знала. У нас в деревне Красный Яр был народный театр, и я там играла. И Валентина Андреевна Тищенко, руководитель нашего кружка, дала мне почитать книжку Яковлева «Травести». Я закончила восьмой класс и уже знала, что точно пойду в театральный. А Валентина Андреевна сказала: «ТЮЗ делает набор. Будут набирать травести. И если ты сейчас не поступишь, то уже вряд ли попадешь куда-нибудь». Это был 1974 год. Я поступила тогда в театральное училище⁵, в 1978 году окончила и пришла в театр.

Тома. Я в театре с 1973 года. В ТЮЗ случайно попала. Вообще-то я в Москву поступала.

Нина. У нас занятия были серьезные, мы Станиславского читали!

Тома. Подумаешь, серьезные, у нас Краснов⁶ был! В норильском кружке Дворца пионеров, ученик Киселева! Я знала, кто такой Киселев!

Нина. А я про Киселева не знала, это было очень смешно. На первом туре читала Слуцкого, «Лошади умеют плавать». Образование свое показывала. А меня сразу спросили: «Что-нибудь детское можете прочитать?» Я прочитала, вышла. Меня спрашивают: «Ну, как там слушают?» Я говорю: «Да не знаю, все серьезные такие. Только один дедушка так хорошо слушает, внимательно, так улыбается и вот прямо старается с тобой! Чудный дедушка!»

Тома. А мы из Москвы приехали с Райкой Пащенко⁷. В Москве познакомились, хотя обе из Норильска. Но в Норильске мы друг друга не знали. А я с мальчиком приехала поступать, с Сашкой. И тут эта пристала, маленькая такая.

Люся. А ты, конечно, большая!

Тома. Ну, на голову-то, извините, я выше. И потом Сашка поступил, а мы с ней нет. На этой почве мы с Райкой и сошлись. Остались в Москве, работали на молочном заводе, на Черкизовском, снимали квартиру. А на следующий год получаю телеграмму от Красновых (они тогда из Норильска сюда, в Саратов, возвращались): «Тома, Киселев делает добор. Приезжай». Я все бросила и приехала. И Райка еще попроваливалась в Москве и тоже приехала, и ее взяли.

Катя. А вы, Людмила Ивановна?

Люся. Я пришла не как травести. Я бы тебе фотографию показала…

Нина. Она героиней пришла!

Люся. Когда же я приехала в этот долбаный Саратов?

Катя. А вы откуда приехали?

Люся. Из Самары. Я в 1971-м пришла работать, значит, в 1969-м поступила.

Катя. И получается, собралась такая большая команда травести.

Люся. Ой, нас было очень много.

Нина. Вот в «Незнайке»⁸ нас сколько было? Четырнадцать человек.

Тома. Ну, мы там брали уже героинек некоторых, инженюшек, которые девочек играли.

Нина. Но десять травести было точно.

Катя. А кто выше котировался — инженю или травести?

Нина. Да у нас вообще этого не было!

Тома. Ну, некоторые героини смотрели на нас свысока — мол, это разве артистки? Ни сиси, ни писи, ни кожи, ни рожи…

Люся. А Киселев говорил так: «Этой банды боится весь театр. Не связывайтесь с травести!» Когда Виктор Клюкин ⁹ ставил «Считаю до пяти!»¹⁰, Киселев его предупреждал: «Витя, ты как придешь, сразу поставь себя, а то они тебе все разнесут». Люба Кочнева¹¹ потом рассказывала, что он после каждой репетиции приходил красный, садился в кресло и минут двадцать сидел: «Люба, я не знаю, что делать. Я ночь не сплю, придумываю, готовлюсь к репетиции. Приду — а они уже на площадке, сцену всю выстроили, все придумали. „Посмотрите, как?“ Я смотрю — нормально. Без толку с этими травести готовиться, буду я, Люба, ночами спать». Он очень переживал, боялся нас.

Тома. А мне казалось, мы с ним так полюбовно существуем…

Нина. Какой был спектакль!

Тома. Люська играла Кротика. Кротика!

Люся. Мы так любили этот спектакль!

Тома. У тебя там номер был музыкальный классный, очень смешной.

Катя. А между собой у вас не было конкуренции?

Люся. Ну как, она была, внутренняя, всегда. Но она была — за профессию. Переживали за профессию, за общее дело. Ушел этот театр. Играют теперь большие мальчики, большие девочки.

Тома. Или дети.

Катя. Мне кажется, ребенка можно хорошо сыграть, только если по-настоящему понимаешь детей.

Нина. Если хочешь этим жить, а не просто изобразить.

Люся. Вот говорят (я бы этих актеров своими руками удушила): «Будешь как все — зайчиков в ТЮЗе играть, если что!» Угроза такая. Ты, моя дорогая, еще попробуй зайчика-то сыграть!

Катя. Наверное, просто разучились это делать? Говорят — вот ужас, женщина играет мальчика. Но ужас — когда видно, что тетенька пыхтит и играет мальчика. А когда не видно, то это магия. Хотя у вас в театре и сейчас молодые актрисы играют мальчиков.

Нина. Просто они делают это совсем по-другому.

Люся. Через сердце не пропускают, понимаешь?

Нина. Нет, мне кажется, что тут просто другой подход к работе. «Мы во все играем!» А нас заставляли верить.

Катя. Но это такой способ защиты, чтоб не сойти с ума — «я мальчик!»

Нина. Но это же ты на сцене мальчик. Шагнул на сцену — и веришь. Вышел со сцены — вышел из образа. Профессия, какое уж тут сумасшествие.

Тома. Я когда пришла в театр, вообще не знала, что такое травести. И поначалу кочевряжилась, пока не поняла, что любая роль — это образ. Я играю характер. Мальчик или девочка — неважно, это человек.

Нина. Ну, правильно! Что такое особенность травести? Да нет никакой особенности. Это просто острохарактерная работа.

Люся. Да и не обязательно характерная — разноплановая.

Катя. А у вас рост какой?

Люся. Метр сорок девять.

Тома. У меня ровно на десять сантиметров выше.

Нина.(гордо) Метр пятьдесят.

Мы долго хохочем. Произносим тост за профессию и характер. Потом долго молчим. Дымится и пахнет вареная картошка. Девочки мои закурили, притихли…

Катя. У меня складывается ощущение, что вы так же истово, как в театре, — и в жизни жили.

Люся. Ой-ой-ой.

Нина. Да молодые были.

Тома. Разве все расскажешь…

Нина. Это у нас Цихан, когда выпьет, спать хочет. А мы с Люсей наоборот. Люся, знаешь, как однажды машину остановила? Уперлась ногой в бампер: «Стоять!» И водитель остановился и подвез нас, хотя я сначала думала, он нас убьет. Ночами на Волгу ходили купаться. Веселились всегда всем театром, это было здорово. И праздники были красивые! Всегда всё устраивали красиво, помните?

Люся. Оооой…

Нина. И какие капустники! Ты же видела наши капустники?

Катя. О, да. И на все хватало сил. Вы же были очень загружены, как я понимаю…

Люся. Когда «Снежную королеву»¹² репетировали, мы приходили в театр к 10:00, а не к 11:00, а потом, уже после спектакля, еще ходили с Дрозниным¹³ пластикой заниматься. И занимались до часу ночи, а порой и до двух. Потом бежали домой, часа два-три спали. А к 10 уже на репетицию. И потом, после спектакля, опять на тренинг. Причем не было принудиловки, приходили все сами.

Катя. Сколько у вас спектаклей в месяц получалось?

Тома. Бывало и по тридцать.

Нина. Ну, по тридцать играли в каникулы. А так по двадцать точно выходило.

Люся. В субботу и в воскресенье играли два утренника и вечерний.

Нина. Могло быть и три спектакля в день.

Тома. В Питере на гастролях у меня было сорок два спектакля за месяц! Я это очень хорошо помню.

Катя. Как тут живой-то остаться?

Нина. Нормально.

Тома. И успевали съездить в Пушкин, еще куда-то…

Нина. И ночами еще пить в гостинице.

Хохот.

Катя. Эта энергия куда-то ушла.

Нина. Утеряна. Вот детишки. Их нужно завести, нужно потратить кучу времени и сил, чтобы они сделали что-то… От молодых энергия даже через рампу не перелетает.

Тома. Что-то не происходит.

Нина. Хорошие детишки, все в них есть, и упражнения, главное, делают, работают, а выходят на площадку — и все. И в зале тоже изменилось что-то. Дети очень много знают, они столько всего насмотрелись и наслушались уже в своем возрасте, перестали быть открытыми, наивными.

Люся. Перестали верить в чудо.

Катя. Я слышала, что травести — самые одинокие в театре. На личную жизнь амплуа не наложило отпечаток? Мальчики эти не помешали?

Все. Неееет.

Люся. Абсолютно.

Тома. Лесбиянками мы не стали.

Катя. При такой занятости в театре как успевать любить?

Все. Ооооо!

Тома. Еще как.

Катя. А Юрий Петрович Киселев не любил, когда вы личной жизнью занимались?

Нина. Ну, это он сердился, пока у него не родилась Машка. А у нас никаких помех не было рожать.

Люся. Нет, я получила… Нам тогда не разрешали беременеть, потому что намечались большие гастроли. Но мы всё не ехали. И я забеременела. Пришла к Киселеву, а он: «Нет, только не сейчас! У нас гастроли в Москву, во Францию!» Я говорю: «Я не могу, я девять лет держалась, у меня край!» Он: «Ну что ж, деточка, это ваше личное дело, что вы выберете. Но имейте в виду, сцена вас ждать не будет». И они, как назло, действительно поехали тогда и в Москву, и во Францию.

Нина. В Москве я за Люську Илюшу Снегирева играла¹⁴. Мне Краснов приносит газету, там статья про «Мальчиков», хорошо так пишут, и про Илюшу в том числе. И подпись — актриса Шишкина. Он: «Видала?» Я: «Владимир Александрович, ну если бы плохо написали, мне б стыдно было, а так — пусть Люська порадуется!»

Хохот.

Катя. Людмила Ивановна, это ваша любимая была роль?

Люся. У меня любимая роль была в «Четырех каплях»¹⁵, очень нравилась и тема, и все. Илюша в «Мальчиках». Колька в «Не стреляйте в белых лебедей»¹⁶. И Буратино¹⁷. Роли, которые мне очень нравились и… они как бы чуть-чуть получились. А какие у меня партнеры были, это ж с ума сойти! Счастье.

Нина. Я считаю, меня Балакин¹⁸ научил существовать на сцене. У меня был жуткий зажим, я всех боялась. И вводилась как раз в спектакль «Мальчики». Один раз сцену проходим, второй, Киселев уже нервничает: «Еще раз!» И вдруг Балакин берет меня за плечи, разворачивает. А там у нас железная лестница была наверх, и он меня об эту лестницу — шарах! «Тебе что, мне сказать нечего? Ты понимаешь, что у нас гениальная профессия — ты можешь мне сказать все, что думаешь, чужим текстом, и тебе ничего за это не будет!» И я поняла. Мне, видимо, этого шараханья об лестницу не хватало.

Тома. У меня был спектакль «Андрюс»¹⁹, и я играла Андрюса. Такой красивый одухотворенный мальчик. Юлька²⁰ была моя баба. Она у меня во всех спектаклях почти была партнершей. Я ее так и называла уже — «моя баба». Шутили.

Нина. А у нас с Надькой Лазаревой²¹ какая переписка была! В «Незнайке».

Люся. Ой, вот где мы… что только не делали!

Нина. Я была Цветик, а она Семицветик, и мы стихи друг другу писали. У нас была любовная переписка в стихах, сочиняли, чтоб нам было веселее.

Тома. Да, Светка²² была Незнайка, я — Знайка, Нинка — Цветик, Люська — Ворчун…

Нина. Красиво, да. Было два спектакля, в которых мы творили неимоверное что-то. «Незнайка» и «Белоснежка и семь гномов»²³. Когда на одной сцене собирались все травести…

Люся. А я в «Белоснежке» разве…

Нина. А как же, ты чё! Ты была ворчливый гном, то ли Пятница, то ли Четверг. Он все время не верил Белоснежке — дураки, чего все в нее влюбились?

Люся. А Белоснежки это героиньки были, и они все время менялись, а мы…

Нина. А мы над ними измывались как могли.

Катя. Как?

Нина. Щипали, смешили… У них была героическая сцена на первом плане, а у нас были такие кровати с высокими спинками, и мы из-за них выглядывали. И вот там творилось самое веселое. Что мы только не сочиняли, как только не смешили их.

Тома. У меня еще был любимый спектакль «Гуманоид в небе мчится»²⁴. Вася Лопотухин. Я очень любила этого парня, этот образ. Парик, ушки торчат…

Люся. А мне очень нравилось, как ты сделала старушку эту…

Тома. Какую?

Нина. В «Банкроте»²⁵.

Люся. В «Банкроте», да. Мне очень нравилось. Первая твоя работа после перехода. Не знаю, сама ты придумала или Немцова²⁶ подсказала…

Тома. Нет, это я сама. Она ту же роль делала, как она мне могла подсказать…

Нина. Да мы всегда друг другу подсказывали…

Люся. У Томки ухо из-под косынки торчало, и она все время прислушивалась, а получалось, что подслушивает… И получился образ такой… Так мне нравился! Сразу такой мощный переход.

Тома. А я обрадовалась, когда мне Краснов эту роль дал. И очень ждала, когда репетиции начнутся. Опять же — образ, характер. Я не боялась.

Катя. А переход — это страшно?

Люся. Страшно, конечно.

Нина. Когда в первый раз.

Люся. Мне чего только не предлагали — и зав. труппой, и в педчасть, и по связам с общественностью. Я сначала отказывалась — не буду я никем, пришла в театр актрисой, актрисой и уйду. Переспала ночь, перерыдала, потом пришла в театр, мы очень хорошо с Райковым²⁷ поговорили, и я перешла в помрежи.

Нина. Когда критики пришли смотреть «Зою»²⁸, ко мне одна подошла и спрашивает: «Вы бывшая травести?» Говорю: «Да». «Всегда знала: травести могут сыграть все!»

Люся. Да!

Тома. Да! Совершенно точно. Потому что разные образы.

Нина. Дело в характере.

Люся. В судьбе человека.

Нина. Я переиграла столько, сколько ни одной героине не снилось. Потому что каждый мой мальчик — это судьба. Маленький лорд Фаунтлерой²⁹ — это же Мышкин, один в один! «Проданный смех»… ³⁰ Там судьбина какая! Это Фауст!

Тома. Вот что я еще любила — Беса. В «Маленьких трагедиях»³¹. Гриша Цинман³² был Фаустом, а я была Бес. На трапеции работала, ходила в цирк два месяца.

Люся. А вот смотри, спектакль был… про Квилпа, как он?

Нина и Тома. «Лавка древностей»³³.

Люся. Да. Гриша играл Квилпа, а мне дали роль слуги, мальчика рядом с ним. Ни слов, ничего особенного, я думаю: что тут делать-то? А потом мы сидели с Гришкой, разбирали, одни, без Киселева. И я говорю — слушай, Гришка, а что, если я вот при тебе и очень хочу быть таким, как ты, Квилпом? Гриша говорит — давай, посмотрим, что из этого можно вытянуть. Я сделала себе такой же костюм, как у Квилпа, один в один, только маленький…

Тома. Цилиндр…

Люся. Ну все как у него. И была песня Квилпа…

Нина. О своем кредо жизни.

Люся. Я говорю — слушай, Гриша, а давай я с тобой буду петь и танцевать. Мы с ним танец придумали сами — его не было. И когда Киселев пришел и увидел это все, сказал: «Слушай, какую я тебе роль классную дал!» (Смех.) И вот это я тоже очень любила, потому что это был такой острый характер. А поскольку вместе все сочиняли и придумывали, мы тащились, партнерство было такое сумасшедшее — глаз в глаз, и мы балдели. А вот с чего я начала курить…

Нина. «Бей, барабан!»³⁴ Она там беспризорника играла, и надо было курить.

Люся. «Бей, барабан!» да, но больше всего это спектакль, где Света Лаврентьева главную роль играла…

Нина. «Рыжик»? ³⁵

Люся. «Рыжик»! Мне тоже дали там роль — две-три реплики, на полстранички.

Тома. У нас у всех там такие были.

Люся. А уже сочинять научилась, во вкус вошла и что только ни придумывала. И на башке стояла, и… А Киселев сказал — или кури по-настоящему, или сыграй так, чтобы я тебе поверил. И я пошла по пути наименьшего сопротивления. Меня Райка Пащенко учила курить. У нее никаких нервов на меня не хватало, я как затянусь — так начинаю задыхаться, кашлять…

Тома. Так это Пащенко тебя испортила?

Люся. Да не Пащенко! Киселев говорил: «Ну, деточка, здесь без этого нельзя! Это же оторва, этот пацан прошел огонь, воду и медные трубы». Меня тошнило, но я училась. И надо было курить не сигареты, а «Беломор». Мне Балакин говорил — кури сразу «Беломор», потому что после сигарет ты «Беломор» в себя не вдохнешь. И вот я на сцене закурила «Беломор», взяла его так… по-пацански и закурила. И Киселев молчит. А обычно он слова не давал сказать, ты еще подумать не успеешь, а он: «Нет, не то!» А тут молчит. Я курю, говорю текст, а оттого, что он молчит и не останавливает, у меня уже рука задрожала и папироса куриться перестала, я вдохнула и закашлялась. Киселев: «Ну вот! А только хотел сказать — как хорошо ты играешь!» А я: «Я не играю, Юрий Петрович, я курю…» (Смех.) Ну и все.

Катя. Не бросали потом?

Люся. Никак. Потому что, пока спектакль идет, ты, если паузу сделаешь, потом на сцене вдохнешь и закашляешься.

Катя. Сейчас такое даже не представить.

Тома. А мне в «Гуманоиде» надо было свистеть. Там Лопотухин стоит перед классом, свистит, и тарелка приземляется. И у меня никак не получалось.

Нина. Я до сих пор не умею свистеть.

Тома. Мне режиссер говорит: «Цихан, я тебя с роли сниму!» Ну, и засвистела. А что делать — всему учились.

Люся. Раньше в театре ведь снимали с ролей, если из формы выходишь, или выговор с занесением в трудовую, если актриса вдруг взяла и покрасилась, никого не предупредив. Или пошла на пляж и загорела.

Опять молчим. Думаем о своем, но почему-то кажется, что об одном. Совсем как-то мне тут сейчас хорошо. Я понимаю, как сильно буду скучать по этому дню. Мне скоро домой, в Питер.

Люся. Ой, а помните первые наши гастроли в Петербург? Я хорошо помню, что была золотая осень, все купола горели, листья желтые, красные, это сказка была какая-то!

Нина. Мы, когда раньше ездили, как-то все время все вместе были, и у нас всегда была культурная программа. Райков говорил, что в каком театре идет, какие выставки, и мы обязательно бегали.

Люся. Мы же тогда целый месяц были и облазили все! Где мы только не были! И в Петергофе, и в Пушкине… Очень хорошо помню: большой парк, там церквушка. Мы же либо по утрам рано ходили гулять, либо поздней ночью, в остальное время репетировали и играли. И вот мы идем — туман, земли нет, и эта церквушка как будто плывет в воздухе… Колдовство какое-то. И все тогда в Санкт-Петербурге было каким-то волшебным, такая красота во всем была. И в том, как принимали нас, и то, что нам удалось посмотреть, с какими людьми встретиться…

Тома. Музей-квартира Пушкина на Мойке… Там удивительные люди работают. Я сколько раз была потом в Питере — обязательно туда приходила.

Люся. И теперь, когда меня спрашивают, какой город мне больше всего нравится, я говорю — Санкт-Петербург для меня самый красивый город. Может, сейчас он другой, более цивилизованный. Но Петербург это красота. И я помню, тогда мы очень много встречали коренных ленинградцев. Пожилые, но какие же они потрясающие люди, как они интересно рассказывали! Не кичились ничем, ни пережитой блокадой, ни голодом. Они как-то обо всем рассказывали трепетно, с таким глубоким уважением к городу, к людям. Помню, дедулька сидел на лавочке, а мы просто рядом присели. Начались вопросы, мы рассказали, что на гастроли приехали. А там вы были? А там? А в Юсуповском дворце? Нет. Он тогда был закрыт. А что там такого? И вот он все нам подробно рассказал, что смотреть в подвалах, на этажах. И мы так впечатлились, что начали просить устроить нам экскурсию в Юсуповский, и как-то нас провели.

Нина. Это уже вторая поездка была, когда в Юсуповский дворец.

Тома. Мы один раз в сентябре приезжали, другой в октябре.

Катя. На целый месяц?

Нина. А раньше так и ездили.

Тома. «Каплет дождик на Неве»… Песня у меня такая была.

Катя. Что-то мы загрустили.

Люся. С юностью прощаться грустно.

Тома. А чего с ней прощаться?

Нина. А она с нами!

Катя. Вы молодее всех.

Люся. Старушки-веселушки…

Мы еще долго сидели и долго говорили. И молчали. И пели песни, и выпивали, и смеялись. И они были круче всех — и Люся, и Тома, и Нина. Впереди много чего было, но мы этого не знали, и было нам хорошо.

Когда я звонила Людмиле Ивановне, чтобы уточнить некоторые детали для статьи, она засмущалась: «Не надо про меня ничего писать! И о театре мне не говори! Я его терпеть не могу!» А через пару минут уже горячо сетовала на то, как талантливому парню не хватает больших серьезных ролей, чтоб он мог расти, как ленится хорошая молодая актриса, как блестяще играет в одном из спектаклей коллега, — в общем, я снова узнавала страстную, честную, непримиримую Люсю, живущую театром. И думается, что театру в этом смысле здорово повезло.

Май 2020 г.

1 Татьяна Павловна Чупикова — ученица Ю. П. Киселева, актриса Саратовского ТЮЗа с 1978 г. Создатель и художественный руководитель японского детского театра «Асахи», педагог и актриса саратовского театра «Версия».
2 Алексей Николаевич Чернышов — актер Саратовского ТЮЗа с 2000 до 2019 г. С 2019 г. — актер театра «Около дома Станиславского» (Москва). Режиссер театральной студии им. О. П. Табакова при Саратовском ТЮЗе.
3 Валерий Николаевич Емельянов — заслуженный артист РФ, с 1982 по 2005 г. артист Саратовского академического театра драмы им. И. А. Слонова. С 2005 г. — артист Саратовского ТЮЗа им. Ю. П. Киселева.
4 Тамара Карловна Цихан (Тартер) — ученица Ю. П. Киселева, актриса Саратовского ТЮЗа с 1973 г.
5 Саратовское театральное училище им. И. А. Слонова.
6 Владимир Александрович Краснов — народный артист РСФСР, ученик Ю. П. Киселева, в разные годы работал в театрах Омска, Норильска, около сорока лет был актером и режиссером Саратовского ТЮЗа. С 2001 г. по приглашению О. П. Табакова работает в МХТ им. А. П. Чехова.
7 Раиса Андреевна Пащенко (Лосева) — ученица Ю. П. Киселева, актриса Саратовского ТЮЗа с 1973 по 1975 г, с 1975 г. — актриса ТЮЗа в Ростове-на-Дону.
8 Н. Носов «Незнайка», режиссер Ю. Ошеров.
9 Виктор Алексеевич Клюкин — заслуженный артист РСФСР, ученик Ю. П. Киселева, актер и режиссер Саратовского ТЮЗа в 1969–1996 гг., педагог театрального училища им. И. А. Слонова. С 1996 по 2008 г. — актер саратовского театра «Версия».
10 М. Бартенев «Считаю до пяти!», режиссер В. Клюкин.
11 Любовь Николаевна Кочнева — ученица Ю. П. Киселева, актриса Саратовского ТЮЗа с 1969 по 2017 г., сейчас на пенсии.
12 Е. Шварц «Снежная королева», режиссер Ю. Махаев.
13 Андрей Борисович Дрознин — профессор, заслуженный деятель искусств РФ, режиссер, работал в Саратовском ТЮЗе как педагог по сценическому движению и пластике спектакля «Снежная королева».
14 В. Розов «Мальчики», режиссер Ю. Киселев.
15 В. Розов «Четыре капли», режиссер Ю. Киселев.
16 Б. Васильев «Не стреляйте в белых лебедей», режиссер Ю. Киселев.
17 А. Толстой «Буратино», режиссер Т. Асейкина.
18 Олег Александрович Балакин — заслуженный артист РСФСР, ученик Ю. П. Киселева, актер Саратовского ТЮЗа с 1964 по 1981 г.
19 В. Пальчинскайте «Андрюс», режиссер В. Федосеев.
20 Юлия Сузина (Федотенкова) — актриса Саратовского ТЮЗа с 1973 г. до начала 2000-х гг.
21 Надежда Алексеевна Лазарева — ученица Ю. П. Киселева, актриса Саратовского ТЮЗа с 1973 г. до начала 2000-х гг.
22 Светлана Васильевна Лаврентьева — народная артистка РФ, ученица Ю. П. Киселева, ведущая актриса театра, супруга Ю. П. Ошерова, в Саратовском ТЮЗе работает с 1963 г., за это время сыграла больше 100 разноплановых ролей.
23 О. Табаков, А. Устинов «Белоснежка и семь гномов», режиссер В. Клюкин.
24 А. Хмелик «Гуманоид в небе мчится, или А все-таки она вертится!», режиссер Ю. Ошеров.
25 А. Островский, «Банкрот», режиссер В. Краснов.
26 Валентина Семеновна Немцова — заслуженная артистка РСФСР, актриса Саратовского ТЮЗа с 1947 по 1999 г.
27 Валерий Николаевич Райков — директор Саратовского ТЮЗа с 1995 по 2013 г.
28 С. Баженова «Как Зоя гусей кормила», режиссер А. Гончаров.
29 Ф. Бернетт «Маленький лорд Фаунтлерой», режиссер Ю. Киселев.
30 Дж. Крюс «Проданный смех», режиссер Ю. Ошеров, роль — Тим Таллер.
31 А. Пушкин «Маленькие трагедии», режиссер А. Кузнецов.
32 Григорий Семенович Цинман — заслуженный артист РФ, ученик Ю. П. Киселева, актер и режиссер Саратовского ТЮЗа с 1976 по 2009 г.
33 А. Свирский «Лавка древностей», режиссер Ю. Киселев.
34 С. Ермолинский, А. Хмелик «Бей, барабан!», режиссер В. Федосеев.
35 А. Свирский «Рыжик», режиссер Ю. Киселев.