«Жизнь в красном цвете». Музыкальный спектакль по концертным пьесам Эдисона Денисова.
Театр-Театр (Пермь).
Музыкальный руководитель и дирижер Валерий Платонов, режиссер Марк Букин.

Эта премьера удивляет прежде всего «местом прописки» — кажется, что какая-то небесная карта случайно сдвинулась и отправила «Жизнь в красном цвете» из Пермской оперы на два километра западнее, в Театр-Театр.

Да, конечно, здесь уже приучили публику к мюзиклам, здесь идет «опера для драматических артистов» («Антигона», ставшая нынешней весной триумфатором «Золотой маски»). Поют здесь качественно, никто не спорит. Но Эдисон Денисов с его сложнейшими музыкальными конструкциями и абсолютным ригоризмом в работе?

Сцена из спектакля.
Фото — Никита Чунтомов.

Вопросы исчезают, как только вчитаешься в программку — это коллаборация музыки и драмы. Не театров (официального логотипа Пермской оперы на афише нет), но людей театра. Из Оперы (как искусства) пришел дирижер Валерий Платонов (десять лет прослуживший главным в Уфе, в начале века вернувшийся в Пермскую оперу и ставший инициатором немалого количества премьер, связанных с современной музыкой) и привел двух прим, чья известность давно выплеснулась за пределы Урала и России — сопрано Надежду Павлову и меццо Наталью Буклагу, а также нескольких музыкантов.

Театр-Театр предоставил «Сцену Молот», режиссера Марка Букина (ученика Бориса Мильграма) и актера Александра Гончарука. Сама идея постановки родилась у Валерия Платонова, которому в свое время Эдисон Денисов подарил немало своих партитур. Он пришел к Букину (что с прошлого года отвечает за репертуар «Сцены Молот») — и вместе они они придумали этот спектакль. «Жизнь в красном цвете» теперь входит в репертуар «Сцены Молот», но исполняться будет нечасто — певицы слишком востребованы, их ждут несколько российских оперных театров. Следующая серия должна быть осенью.

Сцена из спектакля.
Фото — Андрей Чунтомов.

В спектакле соединены ранее никем не объединявшиеся две концертные пьесы Денисова — «Голубая тетрадь» (1984) и «Жизнь в красном цвете» (1971). Идут они без антракта, одна перетекает в другую. Неизменна круглая сцена посередине и три больших экрана по стенам — по ним течет текст. «Голубая тетрадь» создана для сопрано и чтеца, «Жизнь в красном цвете» — для меццо. С ними работает небольшой ансамбль пришедших из Пермской оперы музыкантов, управляемый Платоновым.

В «Голубой тетради» звучат тексты Александра Введенского и Даниила Хармса. Надежда Павлова поет Введенского, занявший диванчик неподалеку от сцены Александр Гончарук читает Хармса. Все паузы, смены интонации, ритм — все прописано у Денисова, даже чтец (не только певица) становится еще одним музыкальным инструментом, подчиняющимся дирижеру. И Денисов, более четверти века назад покинувший этот мир, с помощью Платонова сплетает эту причудливую конструкцию звуков, где мучительная ирония скрипки соединяется с отстраненным звоном колокольчиков, а виолончель настаивает на своей свободе так отчаянно, что за нее становится страшно.

Сцена из спектакля.
Фото — Никита Чунтомов.

Чтец суховат, он произносит тексты Хармса как лектор на медицинском факультете — перечень недугов, что привели к кончине предъявляемый студентам труп. («Жил один рыжий человек, у которого не было глаз и ушей…») — и это абсолютно верное прочтение Хармса, он ставил диагноз стране и эпохе, за что и поплатился. Певица же ныряет в тот океан поэзии, что плещется в Введенском, где «лодка скачет как блоха», «лес рычит поднявши руки, лес волнуется от скуки» — и пропевает, длит фантастические его образы. Диалог Гончарука и Павловой, Хармса и Введенского, в этом спектакле выглядит как диалог сломавшегося разума и сломавшегося чувства (несмотря на общность ОБЭРИУ, все что мы знаем о рацио Введенского и т. п.). Никакие виновники катастрофы в спектакле, премьера которого вышла в ясном российском мае, не предъявлены. Достаточно картинки случившегося — без подписи.

Сцена из спектакля.
Фото — Андрей Чунтомов.

Вторая часть спектакля — собственно «Жизнь в красном цвете» — основана на стихотворениях Бориса Виана. Наталья Буклага исполняет «песни», соединенные в концертную пьесу, на языке оригинала (тут-то публике и пригождаются настенные экраны, перевод очень важен). И если Надежда Павлова в значительной степени транслировала «театр переживания», включение сегодняшнего человека в окружавший обэриутов ад, то Буклага отчетливо работает на «театр представления».

Спектакль превращается почти в кабаре с вызывающе держащейся артисткой, на сцену водружается канализационный люк (откуда певица вдруг достает бокал и отпивает из него), а песни — при всем отличии мелодики — апеллируют к Курту Вайлю. Рассказ о деде, что изобрел атомную бомбу с радиусом действия в три с половиной метра, заманил в свой домик жаждавших заполучить оружие глав государств и снес домик с лица земли или повесть о пленном солдате, который выдал все что знал (а все считают, что ему лучше было бы умереть), идут в быстром и насмешливом темпе французской притчи. От этого тексты, в каждом из которых живет смерть, не становятся веселее — но в них есть энергия, которая напоминает о необходимости сопротивляться. Ну, и вспоминать хорошую музыку даже уже за гранью.

Сцена из спектакля.
Фото — Никита Чунтомов.