«Лекарь поневоле». Ж.-Б. Мольер.
Театр Наций.
Режиссер Олег Долин, художник Евгения Панфилова.

Режиссер Олег Долин уже работал в Новом пространстве Театра Наций, выпустив там небанальную «Снегурочку» Островского, ориентированную на подростков, — с довольно мрачным, жутковатым даже царством берендеев. Полина Виторган в заглавной роли там перемещалась по сцене на скутере, в белоснежном платье в пол, и напоминала инопланетянку или какого-то андроида, а потом таяла от любви в буквальном смысле слова среди моря красных воздушных шаров. Очень эффектное было зрелище.

Сцена из спектакля.
Фото — Ира Полярная.

За последние сезоны Олег Долин успел зарекомендовать себя как специалист по комедии дель арте, выпустив сразу два похожих спектакля в этом жанре: прелестную «Зобеиду» Гоцци в Молодежном театре и менее удачную, на мой взгляд, «Женщину-змею» в Театре на Малой Бронной. Ключевую роль успеха или неуспеха тут сыграла площадка: одно дело — демократичный внутренний дворик РАМТа, где на открытом воздухе комедия масок чувствует себя вольготно, как у себя дома, а другое — пафосное и душное пространство Дворца на Яузе, убивающее все живое, — там как раз выпускали «Женщину-змею», пока основное здание на ремонте.

Вспоминаю об этом, потому что в Театре Наций режиссер продолжил свои изыскания в области площадного театра, только уже не итальянской комедии дель арте, а французской буффонады. Он поставил «Лекаря поневоле» не так, как его играли в придворном Пале-Рояле, с париками и фижмами, а так, как он мог бы выглядеть в каком-нибудь ярмарочном балагане. Ведь, собственно, и сюжет был взят Мольером из средневекового фаблио о Виллане-лекаре. Это незатейливый пустячок о пьянице и гуляке Сганареле, которого по ошибке, вернее, благодаря козням его жены, принимают за знаменитого лекаря. Но тот с легкостью выходит из положения: кормит клиентов псевдонаучной тарабарщиной и под сурдинку устраивает побег якобы хворой хозяйской дочки с ее возлюбленным.

Сцена из спектакля.
Фото — Ира Полярная.

На Малой сцене Театра Наций попытались воссоздать атмосферу площадного театра: отказались от декораций, зрительские ряды поставили кругом и постарались включить их в орбиту спектакля — действие происходит не только на центральной площадке, но и в проходах, на ступенях лестниц, за спинами публики. Актеры осваивают трибуны всеми возможными способами: залезают на верхние ряды, съезжают по перилам, выделывают почти акробатические трюки, как балаганные скоморохи. Зрителей тоже активно втягивают в представление: обращаются к ним за советом, призывают в свидетели, представляют в качестве бывших пациентов ушлого доктора. В общем, стараются сделать не наблюдателями, но соучастниками процесса, создать некую общность сцены и зала. Не сказала бы, что это однозначно получается. Во времена новой, все более изощренной партисипативности в театре такие лобовые методы не очень работают.

Молодая актерская команда — Илья Крикливец, Мария Лапшина, Глеб Пускепалис, Полина Виторган, Анастасия Голикова и другие — старательно держат форму буффонады. Они играют маски, типажи: простак, влюбленные, сварливая жена… Все их позы и жесты четко закреплены и карикатурно гротескны: если отчаяние, то с заламыванием рук, если злоба, то с потрясанием кулаками. У каждого и своя голосовая партитура, особенно яркая, с какими-то переливами и завываниями — у Марии Лапшиной, играющей женушку Сганареля образцовой клоунессой в огромных башмаках и в пиджаке с накладными плечами. В отсутствие декораций блестящие костюмы Евгении Памфиловой, выдержанные в стильной черно-белой гамме с редким вкраплением красного, становятся главным визуальным наполнением спектакля и создают четкую характеристику персонажей: майка-алкоголичка Сганареля, призывное декольте кормилицы Жаклины, длинное пальто хозяина жизни Жеронта…

П. Виторган (Жаклина).
Фото — Ира Полярная.

По идее, при таких жанровых рамках и поставленных актерских задачах спектакль должен искриться и пениться брызгами шампанского. Но пока, на мой взгляд, исполнителям не достает легкости, импровизационной свободы — они слишком старательно выполняют все указания режиссера, слишком усердно валяют дурака, и это сковывает, утяжеляет их игру.

Другой вопрос, которым озадачиваются, кажется, только занудные театральные критики: о чем и зачем это все? Нет бы просто радоваться и получать удовольствие, они все ищут скрытый смысл даже там, где его изначально не предполагалось. Мольер и сам считал «Лекаря», наспех собранного из разрозненных эскизов, всего лишь безделушкой, пустым фарсом для потехи публики, однако, этот «пустячок» затмил многие его великие комедии и стал во Франции одной из самых репертуарных пьес. Публика валом валила посмотреть на побои палками и послушать соленые шутки. Ну и посмеяться над горе-врачами, которых во все века недолюбливали.

Казалось бы, на фоне пандемии коронавируса тема самая что ни на есть актуальная. Но Олег Долин никак не заостряет ее злободневность, делая акцент на совсем другом. Настоящий диагноз якобы онемевшей девушки — это любовь, перед этим недугом мы все бессильны, и от него не помогут никакие лекарства. «All you need is love», — сообщают нам в финале радостным хоровым исполнением битловского хита. Тут публика веселеет и чуть не пускается в пляс. «Постойте, — возникает вредный критик, — кака така любовь»? История молодых Люцинды и Леандра в спектакле дана настолько пунктирно, скорее обозначена, чем сыграна, что про серьезность чувств даже не приходится говорить. А у самого Сганареля с его женой Мартиной — супружеская аллергия и раздражение в хронической форме. Так что финальное «All you need is love» кажется притянутым за уши и не обоснованным месседжем.

Сцена из спектакля.
Фото — Ира Полярная.

Новому спектаклю Долина не хватает второго дна, задней мысли, что не помешает даже комедии. В той же «Зобеиде» при соблюдении всех формальных требований жанра волшебной фьябы и сказочном хеппи-энде с поверженным злодеем и торжеством справедливости за всеобщим ликованием оставалась одинокая героиня с разбитым сердцем, которая только что навсегда потеряла свою большую и чистую любовь. И эта чуть заметная, но явная щемящая тема привносила в театр добра и радости щепотку трагической горечи. В «Лекаре» такой темы, такой контрастной ноты нет. Площадной театр, конечно, прекрасен сам по себе: игра ради игры, незамутненная буффонада, скоморошество… Но без приращения смысла и поверки сегодняшним днем он остается лишь тщательной реконструкцией, лишенной объема и пульсации жизни.