«Сирано де Бержерак». Э. Ростан.
Омский академический театр драмы.
Режиссер Александр Кузин, художник Александр Орлов.
Открывая 140-й сезон, омская драма вернула в свою афишу название, ставшее театральной легендой: на эти подмостки 40 лет назад в роли поэта-бретера выходил обожаемый публикой Ножери Чонишвили, и многим еще памятна прекрасная, чуть грустная «улыбка Сирано» (именно так называлась статья об актере, написанная Светланой Нагнибедой). Сегодняшний спектакль на легенду не покушается, но и не прячется в ее тени. Постановка дает «новую жизнь традиции» (по аналогии с программой, реализованной в Александринке): значимая именно для этого театра пьеса заново рождается в ином времени, в оригинальном художественном решении, для других зрителей.
Александр Кузин выбрал из четырех существующих переводов пьесы Ростана вариант Юрия Айхенвальда, сделанный специально для «Современника» (постановка Игоря Кваши и Олега Ефремова, 1964 г.). Этот перевод, в отличие от версий Т. Щепкиной-Куперник и В. Соловьева, мало известен публике. Сильно сокращенный текст Айхенвальда был взят Ефремовым, когда в 2000 году он вернулся к пьесе Ростана («Сирано де Бержераку» суждено было стать последней, увы, неоконченной работой режиссера, спектакль выпустили уже после его смерти, и шел он недолго). Была еще постановка Горьковского (Нижегородского) театра в конце 1970-х… Вот и все. А ведь перевод Айхенвальда при своем появлении был встречен восторгом критики! Авторы рецензий на спектакль «Современника» подробно разбирали услышанный со сцены текст, восхищенно цитировали запомнившиеся строки… Так что премьера омской драмы — это еще и новая жизнь замечательного поэтического произведения.
Руслан Шапорин (Сирано), Михаил Окунев (Де Гиш).
Фото — Андрей и Никита Кудрявцевы.
Считается, что Айхенвальд создал вольную версию французской героической комедии, сделав заглавного героя похожим на своего современника — русского, даже еще конкретней — советского поэта-интеллигента, противостоящего прозаической действительности. Тогда, в 1960-е, фигура поэта имела вес в общественной жизни, поэты выступали на площадях и стадионах и верили в силу слова, способного изменить мир. Спектакль Кваши и Ефремова — как и перевод Айхенвальда — был заряжен мощным гражданственным пафосом, а у заглавного героя был четко артикулированный конфликт с властью.
Что интересно: спустя полвека этот же самый текст ложится в основание спектакля, который всякой публицистики напрочь лишен, это, скорее, чистое искусство. Причем, курсивом можно выделить обе части словосочетания: «чистое» — потому что в определенном смысле замкнутое на себе, «искусство» — потому что сделано исключительно мастерски.
Взяв в соратники художников Александра Орлова (сценография), Ирину Чередникову (костюмы), Евгения Ганзбурга (свет), режиссер сотворил зрелище изумительной красоты. Орлов удачно применил к стихотворной пьесе, в которой так важен ритм, свою излюбленную сценографическую идею: черные балки, повторяющие вертикали кулис и горизонтали падуг, двигаются относительно друг друга, диафрагмируя пространство. Это движение может быть тревожно-стремительным или торжественно-плавным, и всякий раз волнует. На фоне монохромной геометрии — роскошь костюмов. Чередникова потрясающе работает с силуэтом, кроем, фасоном исторического костюма XVII века, создавая оригинальные, необыкновенно стильные одеяния. Цвета выдержаны строго — черный, белый, серый (шинели), золото и серебро отделки и прихотливого набивного рисунка на ткани, неожиданный всполох — красное платье Роксаны. Непривычно для современного театра, но исключительно уместно в этом решении выглядят парики — дворяне, как известно, коротко не стриглись. (Надо сказать, актеры омской труппы носят парики на удивление естественно, и растрепанные гривы очень идут хулиганистым гвардейцам-гасконцам!) Усилия режиссера по пластике Ивана Калинина (к слову, трехкратного чемпиона Европы по арт-фехтованию) привели к тому, что в идеальном пространстве, созданном исключительно из прямых линий, возникли витиеватые, как росчерки пера на линейках-строчках, движения актеров. По нескольким ступеням, разбивающим плоскость планшета, легко, пружинисто перемещаются люди, искусно сражаясь на шпагах, и это фехтование — конечно, рифма к тонким и остроумным словесным поединкам, без которых немыслима пьеса Ростана.
«Сирано де Бержерак». Сцена из спектакля.
Фото — Андрей и Никита Кудрявцевы.
Эмоционально насыщенную музыку к спектаклю сочинил Игорь Есипович, и ритм главной темы выстукивается барабанной дробью, которую выбивает Сирано, речитативом исполняя для Де Гиша свой знаменитый полковой гимн: «Это гвардейцы-гасконцы Карбона Кастель Жалу». Ритм, ритм и еще раз ритм. Самый короткий из существующих на русском языке переводов пьесы придал полетную скорость спектаклю, и усилия всех авторов сообщили ему удивительную стройность и соразмерность.
Такому великолепию формы должны соответствовать актеры, иначе выйдет комический эффект: спектакль «Сирано де Бержерак» будет, как Кристиан, хорош только внешне… И труппа омской драмы соответствует. Есть прекрасный ансамбль, есть отлично сыгранные роли. Масштаб этих ролей не важен. Замечателен в небольшой роли кондитера Рагно Моисей Василиади! Славный добряк, смешной и трогательный с клоунскими рыжими волосами (в последнем акте они седые), вдохновенно, но чуть стесняясь, с мягкой извиняющейся улыбкой, помогая себе взмахами руки, читает нараспев свой рифмованный «Рецепт миндального печенья». Даже Сирано отвлекается от сочинения письма возлюбленной, чтобы послушать собрата-поэта. В маленькой и не очень выигрышной (мало действий, одни сетования и наставления) роли еще одного друга Сирано, Ле Бре, Олег Теплоухов сыграл незаметную драму человека, который не меньше одинок, чем Бержерак, но переносит свою ненужность молча, стоически. Удалась вся гвардейская компания: разбитная, грубоватая, веселая банда под предводительством великана Карбона (Давид Бродский сыграл этакого Портоса).
Закономерно на первый план выдвинулся надменный граф Де Гиш в исполнении Михаила Окунева. Этот поклонник Роксаны готов потеснить своих более молодых и менее знатных соперников — и Кристиана, и даже Сирано, так он значителен, весом, уверен в себе. Скрипучие ядовитые интонации, чуть брезгливая гримаса на лице, как будто его сиятельство отведал лимон, минимум жестикуляции — Де Гиш Окунева любит принимать выразительные позы на авансцене, смотреть не на собеседника, а в зал. В финальной сцене актер очень лаконично и точно передает всю гамму противоречивых чувств своего жесткого и умного героя: слегка завидуя свободе Сирано от условностей, понимая исключительность его судьбы и ординарность — при всем внешнем величии — своей, Де Гиш отдает должное сопернику. Тут и превосходство, и ущемленность, и комплексы, и гордость… «Да вы почти поэт!» — говорит удивленная Роксана. «Вот именно — почти».
Руслан Шапорин (Сирано).
Фото — Андрей и Никита Кудрявцевы.
Роксана Натальи Рыбьяковой — златокудрая красавица, именно такая, как написал Ростан! В начале — причудница, кокетка, порхающая как бабочка, щебечущая как птичка. Журчащая речь, переливы звонкого тоненького голоса, длинные завитые локоны. Потом мы видим очарованную таинственной силой любви поэта взволнованную женщину, а на фронт приезжает новая Роксана — с гладко убранными волосами, с глубоким страстным голосом. Рыбьякова сильно играет сцену убийства Кристиана. Она жутко кричит от горя, убивается над телом — и это не выглядит перебором, безвкусицей, потому что роль выстроена железно, и к такой высокой точке актриса пришла в необходимом внутреннем состоянии. Абсолютное попадание в материал и классно сделанная роль, большая удача спектакля.
Трудно сказать, удалась ли в полной мере роль Кристиана Егору Уланову… Решение этого персонажа кажется достаточно хрестоматийным, может быть, даже поверхностным. Кристиан красив (внешность актера вполне соответствует) и глуп — это обстоятельство обыгрывается забавно, с удовольствием. То Уланов в потешную стойку встанет, готовясь к поединку с Сирано, то, схватившись за голову, почти взвоет: «Глуп я до смерти, как пробка»… Но кроме красоты, обаяния и юмора Кристиану и играющему его актеру, как мне кажется, необходим редкий дар — излучать немую, не способную высказать себя любовь. Вот с этим пока что проблемы. Остается надеяться, что спектакль проживет долго, и этот дар придет к способному актеру с опытом.
Руслан Шапорин, как говорят, в жизни немного напоминает Сирано — он человек конфликтный, боевой и взрывной, как неистовый гасконец, которого ему выпало играть. А внешне актер и впрямь похож на известный графический портрет реального Сирано де Бержерака — сравните и убедитесь сами. Впрочем, и того, и другого сходства было бы мало, не будь у Шапорина таланта, темперамента, энергии, пластичности, сценической харизмы, мужественности! И это все есть, и, опять-таки, всего названного недостаточно, чтобы по-настоящему хорошо сыграть Сирано… Я смотрела спектакль два раза подряд, и от первого раза ко второму Шапорин сделал огромный шаг, сыграл глубже и ровнее, проникновеннее и сильнее. И, конечно, с ролью Сирано можно актерски и человечески расти, что артист, несомненно, и будет делать. Пусть пока что, словно не справляясь с волнением начала спектакля, Шапорин как-то без энтузиазма гонит со сцены Монфлери, тускло и скороговоркой проборматывает монолог «О Носе». Зато уже дуэль в стихах ему удается лучше, он обретает широту движений и вдохновение. Думаю, артисту надо не бояться пауз и, не теряя напряженного ритма, давать возможность самому себе парить вместе с текстом, плыть по его волнам. Ю. Айхенвальд, переводя Ростана, подарил ему свои лирические стихи — глубокие, потрясающие любовные излияния, размышления о самой природе любви, и произносить их со сцены — актерское счастье.
«Сирано де Бержерак». Сцена из спектакля.
Фото — Андрей и Никита Кудрявцевы.
Сцена у балкона Роксаны, ночная и лунная, выстроена в спектакле очень красиво, и уже сейчас Шапорину в дуэте с Рыбьяковой удается добиться полноты звучания сердечных струн (артист не склонен к сентиментальности, но лирическая стихия ему не чужда). А в финале, когда на пустой площадке в тревожном луче света метался Сирано — Шапорин, размахивающий шпагой направо и налево, бьющийся с невидимыми противниками — бесчеловечностью, ложью, трусостью, подлостью, — я, признаюсь, была по-настоящему растрогана. Режиссер увел всех персонажей со сцены, оставив героя в одиночестве, не дав ему надежды на реальное торжество и даже переставив местами фрагменты текста, чтобы последними словами была автоэпитафия: «Я кончил пятницей. Итак, в субботу был убит поэт де Бержерак». Поэт в нашей прозаической действительности может добиться — ценой жизни — только духовного превосходства, а все реальные материальные преимущества будут у его успешных врагов…
Чистое искусство предполагает герметичность, сосредоточенность на самом себе, равнодушие к злободневности. Так что определенная абстрактность, обобщенность месседжа свойственна омскому «Сирано», хотя, казалось бы, в наше время понятие «бог успеха», которому поклоняются «все» и которому отказывается служить один, идущий особым путем, поэт, наполняется вполне реальным смыслом… Об этом вдруг может сказать старинная пьеса… Александр Кузин сказал о другом — об утверждении вечного идеала Красоты, о великой поэзии и любви.
У Сирано может не быть носа (играть нынче с носом — даже какая-то эстетическая неловкость…), но должен быть личностный потенциал (как у Гамлета: если такого актера нет в труппе — пьесу эту вряд ли стоит брать), перекрывающий все и всех. Иначе — костюмы и парики… Из текста я поняла про эстетику спектакля, но не поняла (за всеми превосходными степенями) — есть ли на сцене у Руслана Шапорина то, что делает его безусловным героем, а не персонажем?
То, что Вы, Марина Юрьевна, не поняли про Шапорина, говорит о качестве (очень слабом, вероятно) моего текста, никак не об актере. И если в тексте под названием «новая жизнь ТРАДИЦИИ», непонятно, почему у Сирано нос — видимо, мне нужно вновь поступать на факультет, где имею наглость преподавать и внушать студентам, что писать стоит о спектакле, который видел сам. Что ж, пойду работать над своим профессиональным аппаратом, шлифовать мастерство.
Женя, мне кажется, что блог предполагает обсуждение, вопросы, проблемы, иначе мы все окажемся наедине с собственным носом… Я — не о качестве профессионализма Шапорина, а о том лирическом воодушевлении, личностной подкрепленности образа (дело не закулисном бретерском характере…), которой лично мне так часто не хватает в нынешнем «исполнительском» театре и без которого некоторые пьесы теряют всякий смысл. Не могло быть Горя от ума без Юрского, Идиота без Смоктуновского, Гамлета без Высоцкого. Возможен Сирано без Шапорина или с другим актером? Зритель ведь все равно будет радоваться Сирано, кто бы его ни играл, но меня безо всякой задней мысли искренне волнует — подкреплена ли роль чем-то, без чего Сирано может оказаться просто ряженым. Недавно сильным моим впечатлением стала именно личностная подкрепленность Хлудова-Окунева в Омском «Беге». Не будь ее — спектакль тоже оказался бы декоративными картинами и мы испытывали радость или недостаточность лишь от персонажно-актерского богатства труппы. И к Окуневу это качество пришло не вдруг. Я про это хочу понять, а не про профессионализм. Личностно — не обязательно связь с современностью (понятно, что спектакль «сам в себе»), это все же внутреннее «не могу не сказать». Задаю вопросы, интересуюсь, а не пишу мнение и не обсуждаю, кому из нас и куда надо пойти учиться и шлифовать мастерство. :)))
А разве спор не решен текстом Автора? «Закономерно на первый план выдвинулся надменный граф Де Гиш в исполнении Михаила Окунева. Этот поклонник Роксаны готов потеснить своих более молодых и менее знатных соперников — и Кристиана, и даже Сирано, так он значителен, весом, уверен в себе».
Так это значит — неправильное распределение…:)))
Радуюсь, заглянув в блог, качеству рецензии о Сирано — вот уж человек знает, о чём пишет. Текст одушевлён, что соответствует материалу, при этом картина спектакля никакая не благостная.
И вдруг автора и театр одёргивают. Ну давайте теперь соваться в «личностный потенциал» актёров — что за страсть такая. О художественных проявлениях чего бы то ни было — на здоровье, но только о них! Иначе транслируется неладное с нашим собственным личностным потенциалом. Александр Марков играл Сирано — но вряд ли он бы принял такой переход на «личности» относительно любого коллеги.
Надежда Александровна,под личностным потенциалом (что подчеркнуто мною в комменте специально!!!) я не подразумеваю закулисности и личной жизни — вот уж не грешна. И не о качестве текста речь — неужели непонятно? О личностной обеспеченности роли. А у Маркова как раз все было личностно подкреплено собственной рефлексией, внутренней болью художественных сражений с императорским театром и пр. и пр., уходами-возвращениями… Это транслировалось: была махина дурного спектакля — и в ней бился живой интеллигент, разбивая голову… Ваш пример — как раз подтверждение моего тезиса.
Мне представляется, новая жизнь традиции должна являть себя не только через костюмы (хотя они, действительно, здесь хороши, а мы, что говорить, соскучились без «костюмной» классики), и приклеенные (иногда совсем некачественно, как, например, у Рагно замечательного М.Василиади) парики. Если театр берет такую высокую планку как едва ли не новое обращение к эстетике «плаща и шпаги», он должен соответствовать ей во многих отношениях, и прежде всего может быть это особое искусство звучания стиха на сцене. Пока стихи не «летят», не слышно их музыки, и потому не могу согласиться, что этот опыт «чистого искусства» во всем уже удался. Другое дело: верю, что дело это наживное, ведь знаю, что у актеров этого театра возможности немереные. Но не сказать этого им, считаю, неверным.
Кроме того, совсем не считаю «закономерным», если это спектакль о красоте, поэзии и любви, выдвижение на первый план графа де Гиша М.Окунева. Выходит в середине первого действия на авансцену такой де Гиш-Хлудов, и Сирано Руслана Шапорина, приятный, но который и так пока не притягивает внимание ничем особенным, кроме пресловутого наклеенного носа (это при том фантастическом тексте поэтических поединков, которым одаряет Ростан своего героя в начале пьесы), совсем теряется на этом фоне. Сирано может быть каким угодно, но он не может не обладать масштабом личности, превосходящей всех присутствующих, иначе его особое, против всех условностей, трагедийное существование неубедительно и вообще не очень интересно. Не говоря уже, что при таком де Гише, умном, сильном, одиноком, серьезно любящем, возникает очень много вопросов по поводу его взаимоотношений со славными гвардейцами, да и самим Сирано.
В общем, хотя в спектакле много «случившегося» — и, в первую очередь, красота сценографического окоёма спектакля – мне представляется, что сегодня, во времена удушающих нас социальных конвенций разного уровня, надо отчетливо доказать право театра делать спектакль о Сирано де Бержераке в эстетике герметичного, замкнутого на себе искусства. Слишком актуален сейчас смысловой потенциал ростановского героя.
В тексте о спектакле всё есть, что нужно в этом смысле. Автор просто не размахивает бревном. Я предложила не пример, и в мыслях не было, конечно. Я предложила постесняться, больше ничего. К тому же Сирано всё=таки не Гамлет.
Да личностного потенциала в Руслане Шапорине для Сирано — много, навалом, бездна! Спектакль только начал жить, Руслан осваивает пространство и роли, и от спектакля к спектаклю углубляется в такие пласты, которые многим и не снились.
Эта беседа в блоге никак не настраивает на дружественный тон и веру в спектакль. При том, что блог читают многие люди. А участники беседы — люди, мягко говоря, небезызвестные, люди, имеющие вес, чьё мнение зачастую формирует мнение общественное. Сомнения критиков уже служат определённым настроем перед будущим просмотром спектакля.
И в отличие от Е. Тропп, которой я благодарен за хорошую, добрую и умную статью, и Г. Брандт, я лично не считаю, что де Гиш затмевает Сирано. Я очень верю в тройку главных героев: Сирано — Роксана — Кристиан, это центр спектакля.
У Ростана — точно не Гамлет. А в реальности — вполне себе. Современный театр просто вынужден не замечать (делать вид, что не замечает) того, кем на самом деле был де Бержерак. Ну вот представьте себе, что вот сейчас среди нас живет писатель-фантаст уровня, ну не знаю, Станислава Лема (и Уильяма Берроуза одновременно), но при этом тусуется с северокавказской диаспорой (уточню, не с самыми интеллигентными её представителями) и даже среди этих ребят слывет законченным отморозком, участвует в перестрелках и криминальных разборках, жестко и главное ТАЛАНТЛИВО и УСПЕШНО троллит РПЦ, РКЦ и вообще все Ц и властьпридержащих. До кучи — ветеран боевых действий + болен СПИДом. Новая драма хором курит в углу. 🙂 А’хисвоевьеменная пьеса. Вопрос — есть ли сейчас хоть малейший шанс найти контекстуально когерентного 🙂 исполнителя такой роли? Поэтому приходится подавать поэта «по частям». Чем и сам грешен.
Насчет носа. Спектакля я, к сожалению, не видел, но был удивлен поразительным сходством на фотографиях Руслана Шапорина в гриме с прижизненным портретом исторического Сирано де Бержерака. Думается мне, что нос возник именно из-за этого.
Это упоминается и в статье. Странно было бы режиссеру пройти мимо такого сходства и не подчеркнуть его. Сама форма носа в гриме отсылает именно к портрету Сирано — тогда как в других постановках, где используется накладной нос (во всяком случае, из тех, что я видел), его форма совершенно другая.
Очень любопытно прочесть подряд комментарии Андрея Гогуна (один полюс) и Паши Зобнина (противоположный). Рождается вообще фантастический герой — лицом смахивает на исторического, а творит все перечисленное Андреем.
Если серьезно, я не просто люблю Сирано, я до внутренней дрожи чувствую его ярость, чуть ли не каждый день повторяю его последний монолог, чтобы было откуда брать силы: «Мои враги! Ложь! Подлость! Зависть!.. Лицемерье!.. Hy, кто ещё там? Я не трус! Я не сдаюсь по крайней мере. Я умираю, но дерусь!». К этой пьесе не архивное, а очень личное отношение, и от театра хочется того же — отваги, температуры кипения не ниже 40 градусов. И именно в этих градусах по отношению к реальной действительности дело. Чтобы точно знать — от кого ждешь бревна на голову и кто твой враг…
А я поддержу Гогуна. Что такое личностная наполненность. Нужна ли, например, «личностная наполненность» роли Де Гиша? И что, Окунев разве наполняет Де Гиша «лично-личностным»? не очень то верю. Не обязательно артисту искать Сирано в себе. Ему нужно искать его вокруг, увидеть, закрепить в себе и очень точно понимать, кто он сейчас, с кем и против кого.
В принципе не очень корректно нам рассуждать всем рассуждать о том, плох или хорош спектакль и Сирано в Омске, раз мы его не видели. Но все равно Руслана Шапорина я очень поддерживаю: красивому артисту вдвойне тяжело играть Сирано.
Прямо до мурашек расстрогало очень личностное проживание Мариной Юрьевной образа Сирано де Бержерака. Только есть одна непреодолимая неувязка. Главная составляющая жизни Сирано- необъятных размеров ЛЮБОВЬ. «Попасть в конце посылки» сверхзадачей для него не является.
Неувязки вообще-то не вижу, поскольку, видимо, составляющие своей жизни и ее сверхзадачу знаю лучше Просто человека…
И всё-таки самое главное — это нос. Вот основная «составляющая». Как жаль, что об этом режиссер подумал как бы вскользь. НОС — вот что лежит в основе всех психологических выпадов, мотиваций и прочего. Сирано — дитя Мелюзины… Ах, как бы заиграли краски!…
Эх…
Как всегда, я все больше про жизнь. Простите, что вторгаюсь. Просто вспомнила, как тогда, совсем давно папа получал от дяди Жоры (Н. Чонишвили) письма про его Сирано и как был в очередной раз безмерно счастлив за успех своего друга и любимого своего же артиста…
Зрительского почитания новому Сирано!
«Была еще постановка Горьковского (Нижегородского) театра в конце 1970-х… Вот и все».
А ещё была постановка Псковского театра в начале 2000-х и сейчас идёт спектакль в Дзержинском театре драмы (Нижегородская область). Теперь, кажется, точно — всё.
🙂
Спасибо, Андрей!
Ну, вот, по прошествии времени и я посмотрела этот спектакль и теперь уже могу высказаться по существу.
Дело вовсе не в Шапорине (который играл на «моем» спектакле очень неважно и уж точно не играл ни поэта, ни философа — ничего такого «возвышающего» в этом парне не было). Дело в неудачной, на мой взгляд, режиссуре — искусстве создания целого, создания мира. А мир в этом спектале не создан ну никак. Ритмично летающие абстрактные вертикали-горизонтали А. Орлова никак не вяжутся с пригнетающими актеров к земле париками, накладками… То есть, ритм пространства никак не сходится с ритмом актерским,текстовым (слова не слышны, омичи, обычно хорошо говорящие, вдруг плохо доносят смысл, стих стопорит действие, вообще весь первый акт непонятно,что происходит). Эти раздражающие нестыковки венчает торжественная музыка в духе 1950-х и среднестатистический способ существования — «вообще».
В общем, все диссонирует, все — поврозь, все отдельно. Второй акт вытягивает на себе Роксана — Рыбьякова, беря на себя как раз ритм движения, скольжения, произнесения, проживания… Но зачем, про что, а главное — почему так, — все эти вопросы, возникающие на спектакле, вынуждают не признать его ни в какой смысле удачей… И если он продолжает какую-то традицию, то по мне — традицию «мертвого театра»…(((