«Пять вечеров». А. Володин.
Театр им. Камала.
Режиссер Айдар Заббаров, художник Булат Ибрагимов

В финале этих «Пяти вечеров» не произносят легендарное «Только бы войны не было». В финале этих «Пяти вечеров» Тамара обнимает Ильина (кстати, совершенно трезвого) со словами: «Теперь у нас все будет иначе». А в конце первого акта она танцует странный ломаный танец под татарскую песню 90-х. И это, кстати, лучшее место в спектакле…

В «Пяти вечерах» Театра Камала Ильин не раз обращается к залу, рассказывая ему свою жизнь фрагментами володинских автобиографических записок, плотно нафаршированных при этом чьими-то чужими «своими словами». Он то исповедуется в своих чувствах, то вспоминает, как его «везли на Север», то произносит неясной природы мелодраматические тексты о письмах Тамары, которые много лет носил/возил с собой, а потом они куда-то пропали. Пьеса перекомпонована, никаких пяти вечеров в ней нет, как нет и рифм, перекличек: Ильин на вокзале рассказывает Кате, как они сидели в грузовике и он услышал: «Вот такая у тебя будет бесчувственная жена», — и тут же, теми же словами Тамара рассказывает про проводы Славику в своей комнате на Восстания, 2, квартира 22…

Л. Хамитова (Тамара), А. Бурганов (Слава). Фото - Риф Якупов

В этих «Пяти вечерах» Тимофеев приходит в последнюю сцену явно влюбленным в Тамару и приносит гвоздики, которые боязливо прячет в портфель. А на вокзале Катя опрокидывает рюмку за рюмкой, в то время как Ильин не пьет. Наверное, он мусульманин…

Действие этих «Пяти вечеров» происходит в отчетливые 1960-е. Здесь Тамара и Зоя ходят в чернобурках и уже явно социально «оттаяли» от войны, культа и жесткого послевоенного быта. В этом смысле как-то поздновато и не очень мотивированно возвращается Ильин: почему в 60-е? Очевидно, десятилетия откорректированы под возраст исполнителей (прекрасных, надо сказать, исполнителей — Люции Хамитовой и Минвали Габдуллина). Но уж если изменили эпоху, дайте же понять, почему Ильин звонит в гастроном на углу Пестеля и Литейного не из телефона-автомата как это было в жизни и в пьесе конца 1950-х, а просит Катю соединить его через коммутатор, по междугородке? Я думаю, это придумано для того, чтобы зритель посмеялся над прыжками и ужимками подслушивающей разговор ядреной девушки Кати (Гульчачак Гайфетдинова), но вряд ли это серьезный аргумент для исторических анахронизмов.

Л. Хамитова (Тамара). Фото - Риф Якупов

И почему из магазина Ильин идет с современными экологичными бумажными пакетами, о наличии которых в 1960-е не подозревали, укладывая в авоськи развесное масло в пергаментной обертке? Из этих пакетов Ильин вываливает на Тамару груду подарков, буквально осыпает ее богатствами — от духов до браслета… И тут она окончательно понимает, что явился принц, которого она так долго ждала из далеких странствий. И тут она кидается ему на шею, как Деду Морозу на елке, и по-детски повисает, поджав ноги: щедрость Ильина растопила ее сердце…

Л. Хамитова (Тамара), И. Хайруллин (Тимофеев). Фото - Риф Якупов

При этом в спектакле много володинского. Это лирическое, уязвимое, нелепое причудливо смешано в спектакле Айдара Заббарова с чертами открыто-эмоционального, красочно-определенного, всегда жанрово артикулированного татарского театра, любящего и мелодраму с люрексом, и румяную комедийность. И чтобы никакого второго плана, а все было явно, все проговорено (тут как раз Володин нервически шевелит носом и подергивает ногой — это не его). Иногда что-то в спектакле напоминает даже об индийском кино (недаром Катя говорит Славе: «В Индию бы тебе»), но на весь этот жанровый коктейль странным образом вдруг равнодушно и «нездешне» взирает от арьера сцены холодная громада круглой серой Луны в «оспинах» погасших кратеров. Именно у подножия мертвого светила размером с дом притулился, выстроившись в линейку на авансцене, теплый человеческий мир с зажженной елочкой, горящим торшером, радиолой, диванами и холодильником. Мир милых людей «татарского происхождения, советского вероисповедания, христианских ценностей» (ведь примерно так говорил о себе Тевье-молочник?). Луна не светит романтически этой жизни даже тогда, когда Ильин в первой сцене, глядя в воображаемое окно именно на нее, вспоминает свою первую любовь, «звезду» Тамару. Не погасла ли так же? Люди сами обогревают и освещают свой мир: любовью, радостью, песней, танцем, катанием на коньках по всей большой сцене театра Камала (и слышен скрип льда под полозьями), мелодрамой-комедией (вот Катя в кровь расцарапывает лицо Ильина, защищая Славу…), ожиданием счастья и счастливым финалом, так ненавистным Володину…

Л. Хамитова (Тамара), М. Габдуллин (Ильин). Фото - Риф Якупов

При этом видно, как Айдар Заббаров, изрядно сократив пьесу и развернув «Пять вечеров» лицом к татарской традиции, совершает маленькие мизансценически-эстетические революции и, например, строит сцену не фронтально, а «в профиль»: Ильин сидит и говорит важные вещи в спину стоящей, замершей Тамаре, а расположены они оба боком к залу. Думаю, для любителей традиционного татарского спектакля эта мизансцена — потрясение почище Жолдака и Кастеллуччи. Но зал прощает отход от канона, воодушевленно воспринимая романтическую мелодраму открытых чувств. Здесь даже Слава по-настоящему влюблен в однокурсницу Лидочку, звонит ей с телеграфа (тоже через Катю, и Катя тоже подслушивает и понимает, что Слава получил отлуп).

М. Габдуллин (Ильин), И. Хайруллин (Тимофеев). Фото - Риф Якупов

«Жангабенистый» Ильин Минвали Габдуллина — плотный, добрый, обаятельный, позитивный, уверенный в себе человек. Не знаю уж, где он там страдал, какие у него комплексы неосуществленности и несвободы: на сцене не испытывающий особой вины, а лучащийся радостью при встрече с Тамарой человек, который был и готов быть «счастлив разнообразно и по разным поводам». Он и с Зоей радостен и мил, тем более Зоя — красавица-блондинка, и спектакль не унижает ее гастрономовской подсобкой и экзаменационными карточками: «Крахмал — это… Яйца укладывают в решета…» Нет, Зоя здесь — женщина, полная достоинства, такая же «звезда», как Тамара. Одна — беленькая, другая — черненькая. Обе прекрасны. Беляночка и Розочка. Что же не радоваться Ильину, если жизнь так хороша?

М. Габдуллин (Ильин), Л. Хамитова (Тамара). Фото - Риф Якупов

«Джульеттамазиновая» Тамара Люции Хамитовой прекрасна, она нисколько не загрубела на «Красном треугольнике», осталась чистым ребенком и ведет себя по-детски гордо и наивно. И я прекрасно понимаю, что, имея в труппе такую ломкую, печально-смешную, уязвимую лирико-драматическую актрису, как Люция Хамитова, нельзя было миновать «Пяти вечеров».

…Ее остановившееся дыхание при первой встрече с Ильиным (при этом она не в халате и бигуди, а в туфлях и при параде, хотя дома и ночью. Но принцев не встречают в бигуди…)… Ее незащищенность перед Тимофеевым (хотя тут он в исполнении Искандера Хайруллина настоящий друг и Ильина не сдает)… Ее детская радость, когда Ильин катает ее на пластмассовых санках (какое тысячелетье на дворе?) и осыпает дедморозовскими подарками… Но истиннее всего эта Тамара проявляется в странном танце середины спектакля (хореограф Олег Глушков): словно форма ломается и нет сил держать спину…

Впрочем, с Ильиным они танцуют совсем другой танец под татарскую песню «Месяц стал свидетелем нашей любви», Катя тоже поет под гитару грустную песню о любви. И в этом — очевидная режиссерская нелогичность: месяц, она же Луна — безжизненная планета у арьера — ни о чем не свидетельствует…

Сцена из спектакля. Фото - Риф Якупов

Здесь у героев нет биографий (Зоя не похожа на продавщицу, а Тамара на утомленного заводского мастера), а есть чувства. Здесь комедийность извлекается не из текста («Тамара Васильевна, вы меня взболтали — не поймешь, где желток, где белок, я теперь гоголь-моголь»), а из внешних комических ситуаций. Здесь драматизм — не совокупность исторических и человеческих судеб, он просто помимо сюжета живет в женской тревожности Тамары.

Это странное впечатление. Но, несомненно, впечатление. От артистов, от такого хода, совсем не напоминающего ход режиссера Заббарова, например, к толстовским «Казакам». Когда спектакль начинали репетировать, краем уха я слышала, что герои вообще будут ленинградскими татарами и даже переменят имена. Но ведь дело не в именах, и татары, наверное, знают, что такое подтекст, неслучившаяся жизнь и бигуди на голове дома ночью…