«Кармен». Ж. Бизе.
Пермский театр оперы и балета.
Режиссер Константин Богомолов, дирижер Филипп Чижевский, сценограф Лариса Ломакина.

Хорошо, что все и всё уже описали: тампон, ежик-еврей, финальная резня бензопилой… Так что обычной рецензии вроде и не нужно. На вопрос «как поставил г. Богомолов оперу Бизе „Кармен“?» ответ простой — никак. Он не ставил оперы Бизе и, думаю, никакой другой оперы никогда не поставит. То, что мы видели, раньше называли «музычно-драматычным» спектаклем, и, учитывая густой одесский колорит, это наиболее полное определение. Как и в драме, он делает некое авторское высказывание по поводу «Кармен». И источником здесь становится исключительно сюжет либретто (с музыкой у постановщика напряженка). В принципе, с самого начала Богомолов лихо заменяет Мериме на Бабеля, и дальше понеслось: еврейка Кармен, русский солдат Хозе, его сестра Микаэла из архангельской деревни («Так ты сестрат»? — пошутила моя коллега), съемка фильмы «Тореадор», большой немецкий актер Эскамильо Херцог, страсти в клочья и финальное «убивство» всеми мыслимыми подручными средствами. Так что по жанру практически — сериал, «мыльная опера», если угодно.

Сцена из спектакля.
Фото — Никита и Андрей Чунтомовы.

При этом Богомолову удается простебать (зачеркнуто) задеть, ранить, уязвить, унизить, ерничая высмеять, травестировать такое количество тем, сюжетов, нац. групп и общественных конвенций, что диву даешься! Евреев, сионизм и Холокост, украинцев и Одессу, православие и народность, революционный пафос и киношный процесс, «новую этику», фем-оптику, безмерную толерантность и квир-тематику (куда ж без геев и трансвеститов), всеобщую российскую пьянку, эйджизм, свадьбы по залету, тов. Кехмана, особую любовь к стриптизерам… Заодно и вампучную нашу Оперу Иванну, и штампы современной режиссерской оперы. Ну и куда без маньяков, со времен «Триумфа» в Стасике и нашумевшего интервью супруги постановщика стало ясно, что они, маньяки, — особая семейная любовь. Серьезно покоцанная и приправленная гитарными переборами партитура Бизе порезана в окрошку с народными песнями и плачем, блатным одесским шансоном, песней Кима «Губы окаянные» из «Пяти вечеров», песенкой Красной Шапочки из фильма с музыкой Рыбникова («…и зеленый попугай»)… Может, что и забыла. Да, высокую поэзию Тараса Шевченко, Владимира Маяковского и, прости господи, БГ про «Город золотой», употребленных примерно так же, как и все остальное. Складывается ли все это в единый пазл? В том-то и дело, что нет, фарш невозможно провернуть назад.

Нас когда-то учили, что говорить об искусстве желательно языком и лексикой этого самого искусства. Итак, попробую, хотя заранее прошу прощенья. Амплитуда моих ощущений по ходу дела была такова: весело-весело, смешно до колик, скучновато, не смешно, противно, почти рвет. Из зала, вдоволь насмеявшись и повеселившись, я выходила обосс… ной, обоср… ной и отпизж… ной. Совет в таких случаях «расслабиться и получить удовольствие» не сработал. Утешало только то, что я в компании с самой «Кармен». Надо у нее учиться, этой прекрасной и загадочной даме в принципе уже ничего не страшно. Будем стойкими и мы.

Константин Богомолов — конечно, великий тролль нашей эпохи, я только удивляюсь, что он с его фантастическим остроумием и острословием до сих пор не в каком-нибудь шоу на Первом канале. Впрочем, его чувство юмора — слишком для них специфично и даже изысканно, главная аудитория Богомолова — наша театральная и около тусовка, а «Гвоздь сезона» — ну правда, вершина! Хотя если бы кто сказал, что режиссеру дадут сделать отнятую московскую церемонию на базе оперного театра в Перми, с использованием оркестра, хора, балета, артистов двух местных театров плюс приезжих (при мне, правда, никто пока не доехал), а также руководителя оперной труппы в качестве шансонетки, — я бы покрутила пальцем у виска. Но, как говорится, не зарекайтесь, живем в забавное время.

Сцена из спектакля.
Фото — Никита и Андрей Чунтомовы.

Помнится, несколько лет назад, возглавляя Экспертный совет «Золотой Маски» и отведя финальное заседание, длившееся 5 часов, я отправилась на богомоловского «Идеального мужа», продолжавшегося ровно столько же. Осталась под сильнейшим впечатлением. Меня захватили энергия и полифония сложносочиненного театрального текста, сочетание высокого и профанного, а главное — показалось, что передо мной человек, которого мерзости современной нашей действительности ранят точно так же, как и меня. Потом были и другие его драматические спектакли, и оперный дебют в МАМТе — «Триумф времени и бесчувствия» Генделя, принятый мною (кстати, опять была в экспертах) если не безоговорочно, то с живейшим интересом. Это был опыт неофита. Богомолов придумал параллельный музыке (возвышенной и небесной) шокирующий сюжет. Но он выглядел уместным еще и потому, что нарратива в привычном понимании у оратории Генделя не было. И контраст «верха» и «низа», звука и визуала служил крепким стержнем всей постановки.

Ради чего в «Кармен» весь этот фонтан стеба, цинизма, иронии — вопрос торчащей занозой встает сразу, как только проходит эйфория веселья. Что сегодня волнует Константина Богомолова? Да, похоже, ничего особенного. Чисто поржать, как говорит молодежь молодая. Когда Хозе в финале всевозможными средствами убивает Кармен, на титрах (главный режиссерский прием) возникает надпись: «Хор не вмешивается. Потому, что в хоре нет евреев». Это правда кому-то смешно? И это итог?

Вообще, автор спектакля не выдерживает взятых им самим темпа, ритма и плотности высказывания, во втором действии все ощутимо проседает и ни к чему не ведет. Все кульминации остаются в первой половине. У Богомолова явно нет опыта обращения с людскими массами на сцене — хор чаще всего находится в стоячей мизансцене (практически цитирую его титры). В самом начале массовка появляется и двигается в утрированно еврейской пластике, но потом режиссер об этом забывает, и все ходят как обычно. Вызывает вопросы и техника мизансценирования, принцип «все встали на авансцене и поем, глядя в зал или на дирижера» выглядит странно рядом со сценами, где все действуют и поют вполне себе живо.

В смысле актерской игры пермские солисты доставили немало удовольствия, хочу верить, именно после работы с режиссером. Наталья Ляскова не похожа на всех провинциальных Карменсит, виляющих бедрами и стреляющих глазками, у нее абсолютно законченный образ комиссара и железной стервы, в общем, Клара Цеткин, Розалия Землячка и Лариса Рейснер в одном флаконе. На месте и Борис Рудак (Хозе), богобоязненный тихушник. Совершенно шикарен Энхбат Тувшинжаргал (Эскамильо) в роли большого немецкого киноартиста и любовника Кармен, сцена с постепенным опьянением в Куплетах — просто супер! Как всегда блеснула Надежда Павлова (Микаэла), вокалом прежде всего, роль ей досталась неказистая. Все они, включая Константина Сучкова (Моралес) и Тимофея Павленко (Цунига), показали высокий класс сценического существования, развеивая мифы и легенды, бытующие об оперных певцах в среде драматических критиков. Не упоминаю известных актеров пермского Театра-Театра, им, что называется, по штату положено. Только скажите им кто-нибудь, что правильно произносить «Одеса», а не «Одэссса».

Сцена из спектакля.
Фото — Никита и Андрей Чунтомовы.

О главном. Богомолов, как и некоторые его коллеги, явно считает оперу чем-то странным, старомодным, пафосным и ненастоящим. Ну, не случилось в детстве. Или просто глухота (не в физическом смысле), сталкиваюсь с этим постоянно, наблюдаю даже у очень умных людей. Людям, мыслящим исключительно в логике вербальных смыслов, абстрактное искусство музыки не заходит. Были, как известно, «унтерменш», так и для них опера — недожанр, который нуждается в подпорках, улучшении и постоянных словесных объяснениях. Им невдомек, хотя, казалось бы, чего проще: музыка (тем более великая) обладает магическим свойством быть проводником мыслей, эмоций, чувств, смыслов, подтекстов, ассоциаций. И рассказчиком, иногда в параллель сюжету. В театре она ответственна за художественное время, дает самое важное — развитие и процесс. Но нет. Из-за недоверия начинаются манипуляции. Если не удается ее совсем уж кастрировать, то надо перекрывать рассказами в микрофон, титрами на экране, танцами (кстати, удачно поставленными Алексеем Расторгуевым), любой сценической суетой… Чем угодно, лишь бы не слышать. И это печально. Вероятно, у хорошего дирижера Филиппа Чижевского были свои резоны с этим соглашаться. Скажу только, что гитарные вставки и наигрыши в партитуре Бизе меня не корежили, хотя и ничего не добавляли. А вот целенаправленная работа с ритмом, свежими акцентами, особой остротой звучания — порадовала. Некоторых солистов оркестр все-таки заставлял форсировать звук, были и неточности в интонировании. Но это все — такие пустяки в сравнении с общей сложнейшей, но падающей конструкцией спектакля, который сделан талантливым человеком, но по ошибке зашедшим не в ту дверь. Не того театра.

Не хочется думать, что послепремьерный хайп, который мы наблюдаем в сетях, или, скажем, более прагматичные цели (про гонорары в Пермском оперном СМИ поведали перед самой премьерой) были основной причиной похода Богомолова на «Кармен». Порог чувствительности и допустимого на сцене — у всех абсолютно разный, и эта постановка заставляет зрителей поделиться на два лагеря: оскорбленных за высокое искусство и циников, которым все «по барабану», и постмодернизм рулит. Вроде как третьего не дано — тем, кто не желает оказаться ни в той, ни в другой группе, ох, непросто. В этом смысле — провокация Богомолова отлично удалась.