«Бегуны» О. Токарчук.
Режиссер Илья Мощицкий.
«Бенефис Розы Хайруллиной».
Роза Хайруллина, Леон Целебровски, Сережа Чехов и Анастасия Юдина.
В рамках VII Международного летнего фестиваля искусств «Точка доступа».
И я уйду; один — без никого,
без вечеров, без утренней капели
и белого колодца моего…
А птицы будут петь и петь, как пели.
Тема ухода роднит два спектакля основной программы VII Летнего фестиваля искусств «Тоска доступа». Это «Бегуны» Ильи Мощицкого и «Бенефис Розы Хайруллиной» (проект актрисы).
«Бегуны» — это история одной девушки со странным диагнозом, патологической неспособностью оставаться на одном месте. Девушка постоянно путешествует — переезжая с места на место, не обзаводится домом, имуществом, не покупает вещи и даже книги читает только в тонком переплете…

Сцена из спектакля.
Фото — Александр Игнатович и Полина Назарова.
Спектакль поставлен по мотивам одноименной книги Ольги Токарчук, получившей в 2019 году Нобелевскую премию с формулировкой «За воображение, которое с энциклопедической страстью изображает пересечение границ как форму жизни».
Роман по форме напоминает сборник рассказов и новелл. Режиссер Илья Мощицкий нашел интересный театральный эквивалент этому намеренному отсутствию целостности. Спектакль начинается в 10 утра в специально созданном для этого телеграм-канале. Он (как и книга) ведется от первого лица. Но в театральном прочтении создается полное ощущение слияния персонажа и актрисы. Героиню спектакля, как и играющую ее актрису (Екатерина Крамаренко), зовут Катя. Она делится детскими фотографиями, показывает содержимое своего холодильника. Выходя из дома, снимает, как бегут ее ноги вниз по ступенькам. Актриса будто накладывает личность героини на свою собственную, не погружается в нее, а ее погружает в себя, и происходит странное слияние, скрещивание двух миров: того, что Ольга Токарчук создала в своей книге, и того, который окружает зрителей спектакля «Бегуны».
Сообщения от Кати в Телеграм поступают с навязчивой регулярностью. Просто невозможно прочитать их все. Рассказ о себе, о своем детстве, воспоминания, наблюдения из жизни или просто размышления… В условиях информационной перегруженности, когда ты и без всякого театра получаешь 100 500 сообщений ежеминутно — по работе, от друзей, родственников, коллег и боссов, — необходимость наблюдать за жизнью героини во «внеурочное» время вызывает яростное раздражение. Но когда, наконец, начинается офлайн-часть спектакля, понимаешь, что это чувство в тебе было вызвано неспроста. И именно о нем, собственно, пойдет речь.

Сцена из спектакля.
Фото — Александр Игнатович и Полина Назарова.
Вечером вместе с Катей (пока дистанционно) ты отправляешься на вокзал, садишься в электричку и оказываешься где-то во Всеволожском районе, в загадочном лесопарке, который становится живой декорацией спектакля. На территории старинной усадьбы Приютино сохранилась летняя сцена. Здесь начинается вторая новелла «Бегунов». На сцене — артисты Алишер Умаров и Анастасия Балуева. На нем — классические брюки, белая рубашка и жилет; она — в матово-голубом длинном платье на тонких бретельках, в волосах романтический завиток. Бесконечно красивые, стоят они на сцене под открытым небом в окружении зеленых деревьев. Зрители располагаются прямо на лужайке, они смотрят немое кино. В руках у них — гаджеты, на экранах которых можно читать титры; в ушах — наушники, заменяющие тапера; перед глазами — прекрасная картинка.
Актеры молчат, их реплики мы читаем, будто мысли, благодаря нашим смартфонам. Сцена строится на контрапункте. Герои спокойны, движения их картинны, размеренны, лица почти неподвижны. Внешне они напоминают каких-то дореволюционных аристократов. Но содержания их реплик (которые мы читаем с экранов) транслируют неврозы современной жизни с ее стремительными темпами технологического прогресса и ежедневно возрастающей информационной нагрузкой, с нестабильностью экономической ситуации и страхом перед завтрашним днем. Каждая фраза отзывается у зрителей стопроцентным узнаванием. Реплики рисуют раскаленный мир, от которого хочется сбежать. Сбежать немедленно, безвозвратно, не оборачиваясь.

Сцена из спектакля.
Фото — Александр Игнатович и Полина Назарова.
И спектакль заканчивается твоим личным побегом, который, сам того не замечая, совершаешь вместе с вечно бегущей героиней. Вот ты уже сидишь где-то в лесу у костра и слушаешь, как пальцы неведомо откуда взявшегося шамана отскакивают от туго натянутой мембраны джембе. А вот и Катя. Она подходит к костру и начинает свой странный танец. Сама напоминающая пляшущий язык пламени, она плачет и безотрывно сморит на огонь. А потом, когда танец заканчивается, Катя делится своими внутренними переживаниями в нашем чате. На глазах у зрителей набирает сообщение, расшифровывающее и поясняющее, что именно значил ее экзальтированный пластический этюд.
Мы как бы становимся такими невидимыми наблюдателями, которых на время допустили подсмотреть за чужой жизнью или даже прочувствовать чужую жизнь. По пути обратно Катя не выходит из роли. Она сопровождает зрителей в чате, подсказывая, как добраться до электрички, рассказывая, кого она встретила в метро, и так далее — до тех пор, пока мы не увидим фото очередного в ее жизни самолетного крыла…
Ольга Токарчук постулирует в своем романе мысль об отсутствии объективной реальности. Она поэтапно показывает, как складывается наша действительность из публикаций СМИ, рекламы и прочих отражателей, которые выставляет современная цивилизация. Но если героиня «Бегунов» постоянно перемещается в бесконечном стремлении сменять эти отражатели, то Роза Хайруллина пошла еще дальше. Она убрала сам предмет (себя), оставив только зеркала.

Сцена из спектакля.
Фото — Александр Игнатович и Полина Назарова.
«Бенефис Розы Хайруллиной» играли на Новой сцене Александринского театра в два этапа: 6 дней депревационной подготовки и три показа.
Этап подготовки заключался в том, что Роза Хайруллина была изолирована в застекленном пространстве, где пребывала на виду у всех желающих, без средств связи и в полном одиночестве. Цель этого перформанса была обоснована желанием самой актрисы «разобраться в том, что она такое». То есть обнулиться, очиститься от всех наносных слоев, развоплотиться настолько, чтобы не просто перестать быть актрисой, но в идеале и перестать быть человеком, «превратиться в объект наблюдения или даже созерцания», как написано в аннотации. Такое стремление к неотчужденному, чистому присутствию, кажется, имеет ту же причину, что и патологическая страсть к постоянным перемещениям. Усталость от окружающей реальности, вынуждающей человека бесконечно воспроизводить самого себя, симптоматична для нашего времени. Но если в невротической тяге к постоянному перемещению видится страх смерти, то за желанием уйти, перестать быть, не существовать угадывается, наоборот, стремление к смерти. Впрочем, на поверку эти два явления суть одно и то же. Лишь разные стороны одной медали.

Сцена из спектакля.
Фото — Александр Игнатович и Полина Назарова.
По истечении 6 дней начинается сам бенефис. Зрители вполне традиционно сидят в театральном зале и ждут любимую артистку. Но любая жизнь на сцене является лишь жизнью двойника, утаивающего и скрадывающего подлинную жизнь. Поэтому после этой перфоподготовки Розе Хайруллиной было бы просто невозможно предстать перед зрителями, и она уходит. Уходит красиво. Многозначительно. Камера фиксирует ее миниатюрный силуэт, спускающийся по живописной лестнице, и транслирует это на экран перед собравшимися на бенефис зрителями. Роза уходит. А что остается? Остается ее 3D-модель. Посреди сцены висит странный объект, напоминающий кубистическое изображение человеческой головы. На него и проецируется 3D-модель актрисы, управлять которой может любой из присутствующих в зрительном зале. В самом начале выходит режиссер и оглашает небольшую инструкцию. Для того чтобы управлять Розой, необходимо сесть перед телефоном, установленным на авансцене. Приложение считает лицо, и 3D-модель оживится. Все слова, которые скажет зритель, будут произнесены губами артистки. Приложение считывает мимику, поэтому Роза может смеяться, петь, открывать рот, закатывать глаза и так далее. В целом, 3D-модель Розы Хайруллиной лишь отдаленно напоминает свой прототип. Говорить о каком бы то ни было сходстве можно лишь условно. Так и сам «Бенефис» носит вполне условный характер. Идея его проста. Актриса отражается в своем зрителе. Образ формируется за счет оценки другого. Другой становится тем самым зеркалом, в котором отражается человек.
Если исходить из того, что идея спектакля реализована из потребности самой Розы Хайруллиной (как было заявлено режиссером), то такой бенефис читается как честное высказывание, из которого можно узнать об актрисе больше, чем увидев ее в какой бы то ни было роли.

Сцена из спектакля.
Фото — Александр Игнатович и Полина Назарова.
На сцене создана особая атмосфера. Приглушенный свет, прекрасно-тревожная фоновая музыка. Речь передается в приложение с задержкой. Поэтому после каждого произнесенного слова или фразы зрители вынуждены делать паузу. Это придает размеренность и возвышенность их будто заранее подготовленной речи. Каждый, кто побывал Розой, выходит из зала, сопровождаемый камерами. Его изображение, как немногим ранее изображение Розы, так же транслируется на экранах, установленных на сцене. Здесь все равнозначны друг другу. Как, в сущности, и в жизни. Каждый уйдет.
«Перестать быть, не существовать» ?! «Стремиться к смерти?» (свят-свят)
Это как?! Точны ли употребляемые слова?
Условно могу их применить в жизни мирской, не проектной: забиться в темный угол домашнего шкафа, уйти под одеяло, не открывать входную дверь, не выходить из спальни.
Медитировать.
Молчать, биться головой о стену, скрежетать зубами. Плакать, стонать, не отвечать на звонки, не пить снотворного, не спать. Не есть.
И думать, думать. О себе, как о человеке, о себе, как актрисе.
Ну, или выйти из Москвы и двигаться в сторону Тибета.
Сидеть же молча в стеклянной клетке на стуле в пространстве императорского театра, замечать на себе взгляды проходящего мимо или смотрящего пристально, слышать его (их) реплики, терпеть «заточение», принимать себя в образе «зверька» в клетке – физически, конечно, трудно. Но не более того. Признаки «очищения», их, простите, как считать?
Стеклянный куб в Александринском театре напоминает нам тропинки Тибета? Одиночный путь? Не напоминает.
Это – игра. Актриса Роза Хайруллина, заключив договор с фестивалем «Точка доступа» , играет.
Как обычно, только роль у нее без слов. И не стоит лукавить, подверстывать что-либо внесценическое, из духовных практик.
В первой части проекта своего имени – играет, сидя на стуле, скорбно молчащую женщину. (шесть съемочных дней)
Во второй части проекта — женщину, уходящую восвояси.(3 съемочных дня по 1,5, от силы 2 минуты).
Зритель не дотошный, не лабораторный – обманут.
Он не искусал глазами пресс-релиз, не вник в словеса про «обнуление» , купился за 2900 на вполне трафаретное: «Бенефис Розы Хайруллиной». Ну, прочитал по-простому. Как про Соломина. Или Немоляеву.
Или Петрова/Матвеева/Козловского.
Что он увидел, присев в зрительный зал? Видео-профиль, видео-спину актрисы, фигуру в целом, лестницу Новой сцены:1,5 минуты.
Увидел также чудище на экране – изображение, которое иначе как «пожарные так и не доехали», аттестовать нелегко.
Услышал микрофонное бурчание себе подобных. Из публики. Ей, публике, уготовано было выходить на сцену и что-то там вещать. Что-то любое, пришедшее в голову. О себе. Или же просто взять лежащую на столике у микрофона книжку сказок Перро и зачитать фразу, главку.
Кто-то, помнится, вышел со словами : «Сказки ПЬеро».
Нет уверенности, что такого класса одежонка украшает тельце проекта.
Иные высказывания не глубже. Все по 39. ))