«Жизнь мертвецов».
Один театр (Краснодар).
Автор идеи Сергей Чехов, режиссеры Сергей Чехов и Елена Холодова.

Что такое иммерсивный спектакль? Это вторжение в личное пространство, которое ты сам допускаешь. А уж насколько умело театр пользуется этим разрешением — дело мастерства. Такое вторжение имеет эффект отчасти развлекательный (пощекотать нервишки), отчасти — проверки смелости (вызов зрителей из зала), отчасти — и это самое интересное — эффект самопознания.

«Жизнь мертвецов» сочинялась без опоры на текст. Сам спектакль-«бродилка» сложен из мозаики сцен и локаций: четыре группы по 15 человек ходят по различным помещениям, так что у каждой группы — свой сценарий. И более того: за один раз (примерно за 2,5 часа) весь спектакль не увидишь — одна группа успевает увидеть только половину сцен. Чтобы получить информацию в полном объеме, нужно пройти два раза, а чтобы испытать все возможные последовательности — даже и четыре.

Но спектакль-калейдоскоп для того и мозаичен, чтобы по одному варианту можно было понять, как лично тебя касается «жизнь мертвецов».

Сцена из спектакля.
Фото — М. Чекалов.

Зрители перед началом спектакля собираются в буфете Одного театра (5-й этаж бывшего промышленного здания). Спектакль начинается в 22.00, когда здесь уже никого нет. Вслед за проводником спускаемся во двор — и заходим в то же здание с торца. Холодно, гулко. Здесь нас распределяют на группы и частями уводят наверх. Пять этажей вверх вслед за проводником, перед входом вновь выслушиваем указания: никакой съемки, держаться группой, молчать.

Вначале, когда заходишь в пространство страха (темнота, вспышки, крики, гулкий стук, безликие проводники, бесконечная пленка на стенах и в проходах), кажется, что попал в атмосферу квеста-ужастика. Испытание: вот за решетчатой дверью стоит и смотрит в упор жутковатая блондинка — а вот дверь открывается, и тебе нужно туда войти. Но никто тебя не трогает, не пугает нарочито, никаких бензопил.

Подходим к залу и в мигающем свете видим растяжки под потолком, цитата из Летова:

КОГДА Я УМЕР
НЕ БЫЛО НИКОГО
КТО БЫ ЭТО ОПРОВЕРГ

Все группы собираются в большом зале Одного театра и рассаживаются вокруг черной квадратной площадки, подчиняясь словам проводников: «Занимайте указанный сектор». Свет снизу. Никто никуда не спешит: ритм спектакля медитативный. Зрители сидят друг напротив друга, ожидая выхода артистов на площадку. Но восемь молодых актеров, все в черном, встанут за спинами сидящих и начнут читать русские заговоры с их пугающей ритмикой и архаичной образностью: по одному, по двое, все вместе. Затем запоют мрачную колыбельную, вступая по очереди. Нарастает темп — и вот артисты уже бегут вокруг сидящих, словно завершая ритуал посвящения зрителя в Иное. Жанр спектакля заявлен как «инициация».

Сцена из спектакля.
Фото — М. Чекалов.

Группы расходятся за своими Вергилиями. Движемся четко, побуждаемые металлическими голосами проводников: «Следуйте за мной», «Собираемся здесь». Временами звучит в динамике голос, объявляющий ту или иную стадию-станцию: «Разложение», «Некрофилия», «Психофилия».

Сергей Чехов поставил спектакль как исследование феномена смерти.

Вот Дарья Женихова подробно зачитывает стадии разложения трупа. Отвратительно, но в какой-то мере терапевтично: невольно узнаешь много нового о табуированной теме. Речитатив актрисы сопровождается музыкально-шумовой композицией на электрогитаре (Елизар Хавцев). Эта импровизация про разложение исполнена своего рода поэзии, хотя текст остается энциклопедичным.

Два отрывка построены как механизированный вербатим: артистки говорят текст, построенный на повторах, словно вкручивающий тебя в ситуацию. Эти эпизоды посвящены социальной смерти. Жива или мертва бабушка, 4 года лежащая в постели? Жив ли отец, которого ты считала мертвым, а он вдруг объявился? «Ты мертвый или ты живой?» Неестественная восходящая интонация, механические движения, видеоряд воздействуют помимо сознания, заставляя вспоминать собственный пограничный опыт.

Новелла без слов о самоощущении мертвеца в исполнении Богдана Галася стала, пожалуй, самой энергичной частью. Зрители рассаживаются в небольшой комнате по кругу и не сразу замечают сидящего на стеллаже перформера. Он спрыгивает на пол и исполняет нарастающий по темпу и интенсивности танец пробуждения — механистический, полукукольный, пугающий: мучительно-корявый танец живого мертвеца, почти сдирающего с себя кожу. И когда артист смотрит в лицо прозрачными пустыми глазами, а потом падает, почти дотягиваясь рукой до твоей ноги, — невольно отдергиваешь ее и морщишься.

Важным в области иммерсива становится эпизод «социального голосования». В маленьком пространстве зрители делают шаг вперед или назад, реагируя на утверждения перформера: «Сделайте шаг вперед, если вы считаете себя красивым. Сделайте небольшой шаг вперед, если вы ненавидите своего отца. Сделайте шаг назад, если вам когда-то хотелось умереть». Опыт интересный и страшноватый: не уверена, что я готова отвечать, даже шагом, на некоторые из фраз. И интересно узнать что-то новое о соседях по группе. Эта сцена скорее про социум и самопознание, чем про смерть.

И самая, наверное, сильнодействующая, хотя и простая история. Маленький зал, большой экран и камера, которая по очереди направляется на каждого из зрителей. Свет снизу. Смотреть на себя на большом экране в режиме онлайн страшновато и стыдно — словно обнажают на публике. Свое лицо кажется пугающим, чужим, опухшим. Я мертвый или я живой?.. В общем, тут у каждого свое кино.

Сцена из спектакля.
Фото — М. Чекалов.

В итоге все сходятся обратно, к квадратной площадке. В тишине крутится зеркальный шар, и начинается дискотека «мертвецов». Актеры в черном выходят в центр и расслабленно танцуют — а потом один подходит к тебе и берет прохладными пальцами за руку, ведет в центр. И тут уж твой выбор: переступить перегородку или нет.

«Жизнь мертвецов» весьма интересна как момент самопознания, как новый опыт для краснодарской публики, как по-настоящему вовлекающее действо.

Но все же есть ощущение, что спектакль так и остается лабораторией, действием незаконченным. При всей намеренной мозаичности действу все же не хватает целостности и каких-то смысловых акцентов; глобальные темы начаты и брошены, объединенные мрачным антуражем страшного квеста. И проблема даже не в том, что спектакль не дает ответов, но в том, что и вопросы, поставленные в нем, как будто бы слишком разные, не сливаются в один вопрос.

И — что делать со смертью? Что она? Как ее принимать? Выскакивает откуда-то из памяти ответ маленькой Джейн Эйр: «Я лучше постараюсь быть здоровой и не умереть».

Но это же не выход.