«Триумф времени и разочарования». Г. Ф. Гендель.
Дирижер Дмитрий Синьковский, режиссер Елизавета Мороз, сценограф Сергей Илларионов.
«Онегин». П. И. Чайковский.
Дирижер Дмитрий Синьковский, режиссер Сергей Новиков, сценограф Александр Купалян.
Нижегородский театр оперы и балета им. А. С. Пушкина.

С того момента (конец декабря 2021-го), как художественным руководителем Нижегородской оперы стал Алексей Трифонов, а главным дирижером Дмитрий Синьковский, в театре более не случается рядовых премьер. Всегда что-то встряхивает местную публику, заставляет критиков грузиться в поезда и самолеты, а затем долго обсуждать прекрасное/ужасное (это уж от вкусов зависит) событие. Две первые оперные премьеры сезона, случившиеся в Нижнем Новгороде практически подряд, дают как раз отличный повод для разговора о прекрасном и ужасном.

Сцена из спектакля «Триумф времени и разочарования».
Фото — Анастасия Пономарева.

«Триумф времени и разочарования» — репертуарная редкость, истинное сокровище. Гендель вообще не слишком частый гость в нашем отечестве: кажется, он слишком рационален для широкой публики, всегда предпочитающей на театре открытые проявления страстей, — оратории же, по сути представляющие собой музыкальные философские диспуты, способны подвигнуть на поход в театр лишь квалифицированных меломанов, которых всегда немного. В 2018 году эту же самую ораторию (но с другим вариантом перевода названия — «Триумф времени и бесчувствия») поставил на Малой сцене Музыкального театра имени К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко Константин Богомолов. На сцене была разыграна история с убийцей-маньяком, певцы пели одно, а в титрах шел юмористический трэш — тогда это еще было новинкой для оперы. Важно, что времена были другие — и в спектакль, где нет хора, а есть только четыре роли, были приглашены четыре зарубежные звезды, три контратенора и тенор. За пультом стоял Филипп Чижевский, и фантастическое музыкальное качество спектакля принесло ему десяток номинаций на «Золотую Маску» (две «Маски» — за лучшую работу дирижера и лучшую мужскую роль — и были получены). Собирать звезд для последующих показов оказалось непросто, и спектакль быстро исчез из репертуара. Но в истории остался.

Сцена из спектакля «Триумф времени и разочарования».
Фото — Анастасия Пономарева.

Нижегородский «Триумф» осуществлен в совершенно иных условиях — что называется, с опорой на собственные силы. Квартет действующих лиц теперь включает лишь одного контратенора — это Андрей Немзер (его персонаж — Разочарование), остальные партии распределены следующим образом: Красота — Диляра Идрисова (сопрано), Наслаждение — Яна Дьякова (меццо), Время — Сергей Годин (тенор). При этом причудливый музыкальный рисунок воспроизведен так тонко и так точно, Дмитрий Синьковский со своим оркестром так понимающе транслирует свойственное Генделю поразительное сочетание отстраненности и пылкости, что этому спектаклю тоже безусловно припасено место в музыкальной истории нашей страны.

Несомненным правильным решением было ставить «Триумф» не в старинном здании театра, а в Пакгаузах на Стрелке, где создан современный концертный зал. В дни спектаклей там убирают первые ряды партера, остается порядка 300 мест в амфитеатре — и там отовсюду все видно и слышно. Когда Нижегородская опера десятилетиями не напоминала о своем существовании — никто и не оценивал достоинства старого здания; сейчас 28 рядов плоского партера, где ничего не видно уже в середине зала, всеми признаны сущим кошмаром — но кто ж построит театру что-то приличное в наше время? Ну вот, единственный возможный ход — важные премьеры убирать в Пакгаузы. И Гендель там освоился как родной.

Сцена из спектакля «Триумф времени и разочарования».
Фото — Анастасия Пономарева.

Перед началом дискуссии четырех персонажей (а тема разговора высоконравственна — Время и Разочарование убеждают Красоту, что думать надо о душе, а не о земных радостях, Наслаждение с ними не согласно) режиссер устраивает незапланированное Генделем обсуждение вопроса, что же такое собственно Красота: в фонограмме звучат мужские и женские реплики («когда мне принесли сына», «когда я увидел море»). Затем следует уже собственно придуманный Генделем (точнее его либреттистом кардиналом Бенедетто Памфили) спор.

Он происходит, вероятно, на кладбище: задняя стена угрюмого зала представляет собой колумбарий. Девушка в золотом платье, которая сначала прошагала по зрительному залу («одна из нас»? но платье уж очень яркое), оказывается в этом мрачном пространстве рядом с рыжеволосой Наслаждением (ох, как тут справиться с русским языком?), мрачным джентльменом-Временем и довольно бодрым джентльменом-Разочарованием. (Тут надо отметить, что для итальянского слова Disinganno нет точного перевода на русский, имеется в виду раз-очарование, утрата иллюзий, трезвый взгляд на мир. В последней английской редакции Гендель вообще назвал ораторию «Триумф Времени и Правды», там была однозначная Truth.)

Сцена из спектакля «Триумф времени и разочарования».
Фото — Анастасия Пономарева.

И далее в течение двух действий на сцене появляются иллюстрации того или иного возможного выбора героини: от кающихся грешников до раздеваемого до трусов «вытащенного из зала» зрителя («подсадной», кстати, легкое офигение от происходящего играл очень убедительно). Конечно, не обходится без тривиальных символов смерти (гроб тут как тут), старения (инвалидная коляска) и страха старения (зеркало). Но в целом эта патетическая дискуссия разыгрывается с таким живым чувством заинтересованности, что смотрится как реальный обмен мнениями в человеческом когда-то телевизоре (интересно, кто кого переубедит-то?). Так Нижегородский театр представляет Генделя не просто как вечного гения (никто и не сомневался), но как сегодняшнего, важного для всех автора. Так что — триумф Генделя, триумф Синьковского, триумф Нижнего Новгорода случился.

Со следующей премьерой все совсем не так. «Евгений Онегин» Чайковского знаком всем, публику не надо убеждать покупать билеты. «Куда, куда, куда вы удалились» вам напоет каждый третий житель страны, каждый второй напев опознает. На эту премьеру московский и петербургский люд ехал по двум причинам: во-первых, было интересно, что предложит Синьковский (барочный музыкант в последнее время пробует себя в непривычном для него репертуаре, и всем знакомые вещи звучат чрезвычайно неожиданно), а во-вторых, прошел слух, что Ленский останется в живых.

И действительно остался. Но по порядку.

Сцена из спектакля «Онегин».
Фото — Ирина Гладунко.

При открытии занавеса (эта премьера — на старой сцене, в девятом ряду партера надо бешено крутить шеей, чтобы разглядеть происходящее за чужими головами) мы видим традиционнейшую русскую усадьбу. Позже по сюжету станет ясно, что режиссер перенес действие из пушкинского времени во времена Павла I (в бальной зале Лариных обнаружится портрет императора), но первое впечатление — «классическая» постановка, то, что ценят школьные учителя. История течет, как предписано: утверждение квартетом «привычка свыше нам дана», визит Онегина и Ленского, письмо Татьяны. Живет девушка практически в бальном зале: огромная комната в четыре окна, в которой кровать под балдахином кажется весьма скромным предметом обстановки, заставляет думать скорее о Зимнем дворце, чем о провинциальной усадьбе (вроде Тригорского в Пушкинских Горах). Ну, не задумывается современный художник-реалист, как протопить такое пространство, да и ладно. Может, он пространство души Татьяны имеет в виду.

Но сразу после письма Татьяны начинается бал у Лариных! Простите — вздрагивает зритель, — а объяснение? А нет его. Бал. Гости танцуют (задействована балетная труппа), гости сплетничают, Онегин ни с того ни с сего начинает ухаживать за Ольгой. На стене висит большой портрет человека в мундире, и по чистой логике из девятого ряда кажется, что это должен быть отправившийся в лучший мир отец семейства, Дмитрий Ларин (опрос зрителей показал, что большинство так и подумало). Но оказывается — нет. Вот Ленский устраивает скандал и собирается плеснуть красным вином в Онегина; тот уклоняется, и жидкость попадает на портрет. И вот тут Ленского арестовывают — потому как оскорбление величества.

Сцена из спектакля «Онегин» Е. Ясинская (Татьяна).
Фото — Ирина Гладунко.

А в следующей сцене идет объяснение Онегина и Татьяны. И происходит оно в императорском многоярусном театре.

В либретто ситуация толкуется так: семья Лариных приехала в столицу хлопотать за Ленского, и узнав, что Онегин — следователь по делу Ленского (!), Татьяна ищет с ним встречи. Ну, тут ничего удивительного нет — представления о дворянской чести сейчас самые разные у разных слоев населения, так что отчего бы Онегину не служить в Тайной экспедиции? (Понятно, что проекция: сейчас многие бог весть где служат и считают себя практически дворянами.) Но проблема в том, что режиссер ставит оперу, а не некую драму по пушкинским мотивам, а в опере своя логика есть прежде всего у музыки. И вот выдирание сцены объяснения Татьяны с Онегиным и приклеивание ее на новое место — это операция натурально франкенштейновская. Этой вставкой разрушается и логика «бал — дуэль». А так — забавно придумано, что ж. Хор «Девицы, красавицы, душеньки, подруженьки» поет в этом самом многоярусном театре (видеотрансляция), а из лож в коридор выходят Татьяна и Онегин и объясняются (Онегин при этом сидит и полирует ногти, а Татьяна стоит — но это тоже из обычаев нового дворянства).

Следующая сцена («дуэль») — это, безусловно, апофегей постановки. Каменный мешок, в котором Ленский под конвоем Зарецкого ждет казни, — исполнить свой приговор должен, натурально, сам Онегин. (Ну а что такого? Нет, в школу режиссер не ходил. Ну или, может быть, по самым современным учебникам учился.) Онегин же, ведомый добрыми чувствами, ловко, как Джеймс Бонд, пристреливает Зарецкого вместо юного поэта, вручает тому мундир Зарецкого и отправляет в побег. (Вот как они себе это представляют? Как?) При этом пропевается канонический текст оперы — что, разумеется, добавляет дичи происходящему.

Сцена из спектакля «Онегин» К. Сучков (Онегин), Е. Ясинская (Татьяна).
Фото — Ирина Гладунко.

Столичный бал пару лет спустя — на заднике уже висит гигантский портрет Александра I. На этом балу танцуют Ольга с Ленским — ну, новенький император ведь отменил вообще все судебные решения эпохи своего отца, так что все смогли вернуться — и Ленский откуда-то, и Онегин из своих странствий. («Убив на поединке друга» — это он теперь про Зарецкого, ему все еще есть из-за чего угрызаться совестью.) Визит к Татьяне, объяснение, отказ — тут все стандартно; а вот финал опять дарит нам чувство… изумления, скажем так. В последней не сцене даже, а секунде уходящий Онегин сталкивается с входящим в комнату мужем Татьяны и вручает ему ее письмо, которое сохранил. Которое бедолаге Гремину, конечно, совершенно необходимо — тем более что либретто сообщает нам, что Татьяна «девственно грустит» из-за того, что «муж в сраженьях изувечен».

Поступает ли Онегин как подонок? Ну да. А что такого? Человек живет по понятиям нынешнего «дворянства». Того самого, что хочет убедить всех, что вот только так жить и можно, и правильно.

Понятно, что все эти предания из жизни следователя Тайной экспедиции теперь пересказываются в Нижнем и в столицах как анекдот. Ну и ладно бы с ними — что, разве в стране случилась единственная неудачная премьера в сезоне? Но проблема в том, что музыка — счастливый, спасительный Чайковский — тоже не спасает. И дело не только в вивисекторских упражнениях режиссера. Дело в том, что чуткий, умный, внимательнейший Синьковский, как выяснилось, «Евгения Онегина» не чувствует — и вот это главное разочарование вечера. На премьере оркестр грохотал, заглушая половину певцов. Какие там «лирические сцены»! Штурм унд дранг. Создавалось впечатление, что Синьковскому, который шутя расплетает сложнейшие конструкции барокко, мелодии Петра Ильича казались досадливо простенькими — и от этой досады он увеличивал темп и громкость. На втором спектакле стало получше — но все равно не идеально. А если «идеально» ждать не от Синьковского — тогда от кого?

Сцена из спектакля «Онегин» Р. Мамалимов (Ленский).
Фото — Ирина Гладунко.

Спасали ситуацию певцы: оба вечера главная четверка звучала весьма качественно. Из всей команды более всего запомнятся Константин Сучков — Онегин (и спето, и сыграно безупречно) и трогательный Роман Мамалимов — Ленский (молва донесла, что юный исполнитель вообще еще студент-первокурсник, и это потрясающе работало на роль: когда ту ерунду, что несет Ленский на балу, высказывает Онегину солидный джентльмен, становится как-то неудобно за героя. А тут — шея тонкая, губы дрожат, ресницы трепещут, мальчишка сходит с ума, и ты в это веришь. И с музыкой никаких проблем — лишь бы теперь не начали певца слишком загружать, лишь бы не испортили голос). Колоритная Ольга Наталии Лясковой явно лучше разбиралась в жизни, чем ее простодушная тезка в исполнении Валерии Горбуновой, — но каждая была хороша по-своему. И прохладно-царственная Татьяна Екатерины Ясинской, с первой сцены готовая к участи петербургской дамы, всю правду музыки и правду роли вынесла на своих плечах — будто и не важна отсутствующая поддержка со стороны режиссера.

Да, этот спектакль не посоветуешь смотреть с закрытыми глазами — перестановка сцен и разрушение музыкальной логики и так тебя достанут. Но если в вас достаточно жизненных сил, чтобы не сердиться на постановочные глупости, а смеяться над ними, — послушайте. Артисты того стоят.