«Саша, не бойся!». По книге Е. А. Ельчина «Сталинский нос».
А-Театр.
Режиссер Сергей Азеев, инсценировка Константина Федорова и Сергея Азеева.

На сцене площадки «Скороход» — два человека, актеры Анна Лебедь-Кочеткова и Стас Демин-Левийман, и две куклы (автор Татьяна Стоя). Одна из них — Саша, мальчик, мечтающий стать пионером, другая — бюст Сталина, который большую часть спектакля повернут спиной к зрителям, но его присутствие важно для всего спектакля. Он — как охранник в Паноптикуме: не важно, смотрит ли он на самом деле, важно, что он может смотреть в любой момент.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Сюжет спектакля основан на книге Е. А. Ельчина «Сталинский нос» (инсценировка Константина Федорова и Сергея Азеева). Это книга для детей, и многие фразы в ней вне спектакля звучали бы слишком в лоб, однако мастерство артистки Лебедь-Кочетковой и общая атмосфера постановки не позволяют тексту выглядеть банально. Уже после цитаты «Советскому человеку не нужно четырех стен. Можно одной обойтись. Поставить к ней и расстрелять» она становится особенно жуткой. В том числе и благодаря огромному костюму Сталинского носа, из-за которого видны только ноги и руки. Слышно, как его хозяин затягивается трубкой и выдыхает из огромных ноздрей клубы дыма, — в полумраке вся конструкция напоминает едва ли не страшного дракона.

Спектакль же начинается с дня настоящего пионера — с физкультуры. Уже через несколько секунд тела актеров как будто перестают принадлежать их персонажам, и они двигаются, словно марионетки. Их движения становятся все резче, пока они не начинают бить себя при каждом новом движении, как будто хотят разделить себя надвое, не доверяя всему, что вокруг, начиная с собственного тела, которым как будто управляет кто-то другой.

Эта тема раздвоения будет поддержана режиссером и композиционно: эпизоды, относящиеся к реальности (как, например, в сцене с соседом, который пишет на работающего в НКВД отца Саши донос, чтобы получить его комнату), будут перемежаться со сверхъестественными, относящимися к фантазиям Саши Зайчика, которые приводят его в кабинет Сталина, где он просит освободить отца, и Сталин, конечно же, освобождает и наказывает тех, кто посмел совершить такую ужасную ошибку.

Этой тотальной паранойей в спектакле страдают буквально все: взрослые боятся детей, дети боятся других взрослых, тела боятся своих хозяев, а люди боятся своих тел. Даже Демин-Левийман испугается своей куклы, когда отца арестуют прямо накануне приема Саши в пионеры, где отец должен был как герой страны повязывать красные галстуки, а Саша — стоять рядом со знаменем. И вот, в очередной раз представляя, как он придет к Сталину, Саша размахивается и отбивает бюсту Сталина нос. И бюст впервые повернется к залу, а нос упадет вниз, после чего Демин-Левийман затолкает куклу Саши под стол, а сам оббежит вокруг бюста, как и в начале спектакля в зарядке-самоистязании, словно наказывая себя за проступок ребенка-куклы. Затем он и сам нырнет под стол, и ощущение оцепенения от свершившегося ужаса не покинет зал уже до конца.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Кукла Саши является способом отстранения персонажа Демина-Левиймана. У его персонажа нет имени, но он начинает произносить от лица Саши клятву пионера, а затем отказывается от нее: «Я не буду это говорить». И тогда на сцене появляется кукла. Кукольное тело становится для Саши-персонажа способом не только говорить о своей травме, но и выражать ее визуально: режиссер вводит в спектакль сложные движения, которые Демин-Левийман рисует куклой в воздухе. Саша-кукла совершает прыжки, парит в воздухе, тянется к высокому зарешеченному окну справа и, сжимаясь в комочек, падает в темноту.

Анна Лебедь-Кочеткова играет всех остальных персонажей. Дополняя свое белое платье платком или шапкой-ушанкой, офицерской курткой или телогрейкой, она воплощает череду измученных взрослых и запуганных и озлобленных детей. Перед Сашей и зрителями появляются нервный дерганый сосед, тетя, отказывающаяся взять Сашу домой после ареста отца, потому что теперь он — сын врага народа, взъерошенная учительница, пожимающий всем руки директор, мальчик-еврей Филькенштейн, чьих родителей уже расстреляли, другой одноклассник, бросившийся на учительницу… И даже сам Сталинский нос, сняв костюм которого, Лебедь-Кочеткова превращается в энкавэдэшника, который работал раньше с отцом Саши. У него уставший, безжизненный голос, и он рассказывает, что мама Саши, американка, приехавшая строить коммунизм, на самом деле не умерла в больнице — отец написал на нее донос, но от него не обязательно отрекаться. Чтобы стать пионером, нужно всего лишь шпионить за другими детьми или… покинуть их общество. Но ведь Саша этого не хочет, верно? Да, он не хочет. И Саша послушно и медленно выходит за дверь.

Теперь Лебедь-Кочеткова снимает форму энкавэдэшника и остается, как и в начале спектакля, только в белом платье. Она собирает реквизит и складывает его на стол, затем берет на руки принесенного ей Сашу, словно ребенка, и под «грустную пианинку» и идущий на проекции снегопад рассказывает о том, как замерзающего Сашу, ушедшего искать отца, приютили со словами: «Пока постель моего сына свободна, можешь жить у меня».

Сцена из спектакля.
Фото — Антон Маханов.

Это был бы хороший финал для детской книжки, где добро все-таки побеждает. Но режиссер создает другую реальность — мир, где никто не может никому доверять, и где реальность чередуется с фантазией. Сцена, в которой взрослый может помочь ребенку, а ребенок может довериться взрослому, — это лишь мечта Саши, который в один день стал сиротой и доносчиком, согласившись работать с НКВД, расправившимся уже с обоими его родителями.

Это лишь сказка, которую Лебедь-Кочеткова хотела бы рассказать маленькому Саше на ее руках. Но Демин-Левийман, с самого начала похожий на взрослого Сашу, уже не появится на сцене. И грустная фортепианная музыка довольно быстро перетекает в мелодию «С чего начинается Родина». А Родина в спектакле начинается в бесконечной очереди на Лубянку.