«Джинжик».
Театральная лаборатория Яны Туминой.
Режиссер Яна Тумина, сценография Кирилла Маловичко, Киры Камалидиновой и Маши Небесной.

Лейтмотив послеспектакльных обсуждений «Джинжика» формулируется, вне зависимости от зрительского возраста и опыта, одним словом — «как?» — во всех возможных интонациях, от придыхания до возмущения. И ладно, когда не перестают удивляться и спрашивать дети, но когда «как?» произносит каждый из умудренных и, казалось бы, все видевших критиков, понятно, что родился волшебный, ускользающий от понимания технических и художественных взаимосвязей спектакль.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Заимствованный из жизни исходный сюжет утратил реалистичность до такой степени, что все происходящее на сцене от первой минуты до последней кажется какой-то умелой, искусно сотканной выдумкой, способ воплощения которой не позволяет поверить даже в саму реальность первоначальной истории. Тем не менее, реальная история такова: в 2011 году бразильский каменщик нашел в море близ Рио-де-Жанейро покрытого нефтью и обессиленного магелланского пингвина, отмыл его, откормил, назвал Диндимом и выпустил в море. После чего пингвин стал возвращаться к бразильцу каждый год, проплывая ради встречи лишние 8000 километров и признавая из людей только его.

Яна Тумина использует исходный сюжет в традиционном для себя ключе, разворачивая локальную историю до масштабов притчи о судьбах замученной Вселенной, и переносит происходящее в посттехнологичное будущее. Человек превращен в функцию, подвластную распоряжениям искусственного разума, время от времени мерцающего абрисом идеального киборга где-то в вышине. Главный герой здесь не случайно не просто взрослый человек, а старик. Возраст — залог памяти, хранящей воспоминания о мире, в котором было человеческое, настоящее, залог мудрости, отраженной в понимании истинных взаимосвязей любой, в том числе и такой порабощенной приказаниями, жизни. Ведь этот Старик, коротающий свой век в крошечной комнатушке, еще и изобретатель, в каком-то смысле творец, умеющий найти применение выброшенным вещам. В зараженном, бурлящем нефтью море, среди устрашающей красоты парящих, будто медузы, пластиковых пакетов он ищет и находит — то гирлянду, то веревочку, то лампу для киноаппарата. Но лампа сгорает, взорвавшись милым облачком, и последний удел одинокой старости — снова назойливо жужжащий телевизор: сколько ни переключай программы, везде либо рапортуют, либо пугают, а все хорошие фильмы уже на финальном титре «FIN».

Состоявшееся фиаско человечества по сохранению своей, причем не только природной, среды обитания сухо и безжалостно транслирует голос киборга с нечеловеческими модуляциями. Намеренная обрывочность его будто бы заглушающихся сообщений не позволяет усомниться в том, что «уровень загрязнения воздуха» достиг предельного, от населения требуется «не покидать свои дома», а «правительство усилило контроль за лицами, не соблюдающими».

Яна Тумина ставит фактически политический спектакль о свободе внутри несвободы, вкладывая в него не только всю свою боль о Земле, но и боль о человеке, закованном в корсет из идиотических предписаний.

Перелом внутри грустной притчи об одиночестве неординарной личности как раз в глубоко личном и частном выборе — спасении и выхаживании пингвиненка, проигравшего борьбу с пластиковым пакетом и наполненным нефтью морем. Старик выпутывает птичку из пакета, как до этого выпутывал трепыхающуюся рыбку или гирлянду, и с этого начинается его собственный, частный путь к свободе и радости.

«Джинжик» — спектакль спрессованного авторства, где каждый из его создателей отвечает за свою территорию, но при этом участвует в появлении нерасчленимого на фрагменты магического зрелища. Декорация подбирается под видео, и наоборот — видео вылепляет новые пространства, а кукла местами намеренно опрокидывает иллюзии, созданные декорацией и видео. Сознательный, продиктованный режиссерским решением пространственный минимализм здесь — способ заполнить каждый сантиметр и создать многослойный, не поддающийся разгадке сплав технологий и рукотворности. Спектакль погружен в пространство за экраном с неясной геометрией: он то ли дно уходящей вглубь пирамидальной структуры с боковыми гранями, то ли линза из репертуара фокусников. Эдакий парафраз вроде бы легко понятного домашнего театра, вглядываться в который лучше с близкого расстояния. Спектакль и рассчитан на от силы пять-шесть рядов сидящих исключительно фронтально зрителей.

Яна Тумина впервые обращается к форме чистого кукольного театра, но предлагает совершенно революционное, собственное его понимание. Двух актеров-виртуозов скрывает не ширма или какое другое механическое препятствие — фактически их ничего не отделяет от зрителя, но их существование совершенно скрыто, неузнаваемо, неосязаемо. Выверенное до последнего сантиметра кукловождение Анны Сомкиной и Александра Балсанова опирается на уникальные технологии по совмещению театральной инженерии и видеопроекций. Трогательный мохнатый Джинжик, пугающийся первого знакомства, шевелится будто сам собой, а потом лихо, будто безо всякого чужого участия, вбегает в свой дом-холодильник. Старик, существующий постоянно в поясном формате — с руками Балсанова и втянутой в плечи головой-маской, — укладывается спать на ладонь и вдруг оживает, словно дух, зримо отделяясь от своего заснувшего тела. А чуть позже, вспоминая себя маленьким, Старик погружается в мир дикой природы, в котором его окружают рожденные памятью (и мастерской видеопроекцией), реалистичные и в то же время диффузные образы фламинго, зебры, попугая, слона и жирафа. Свет Василия Ковалева решает в этом спектакле все: он в ответе за видимость-невидимость, волшебство, точные переходы. Маска Старика в новой технологии терморезины — как застывшее в старости лицо, — обнаруживает полутона и меняет выражение за счет мельчайших поворотов головы. А Джинжик — мягкий, шустрый и норовистый зверек, которого хочется погладить и приручить.

Спектакль вызывает ощущения корейской вязки крючком или японской каллиграфии — доведенная до совершенства технологическая составляющая становится источником художественного явления, которое хочется лишь созерцать, не вдаваясь в хитросплетения узлов и рисунков. А хитросплетения его таковы, что только после спектакля можно понять, что экран на самом деле наклонен к зрителю и актеры работают почти что в камере, практически не слыша зал, что шустрых Джинжиков целых три, а лицо Старика — не маска, надетая непонятным образом на лицо кукловода, но отдельная кукла-голова, которую Александр Балсанов практически весь спектакль держит на мундштуке.

Спектакль без единого законченного предложения живет главным образом вздохами Старика, выразительным щебетом Джинжика, звуками нежного моря и моря заразного, угрожающе булькающего, шипением телевизора и приказывающим, требующим голосом киборга. Невербальному общению пингвина и человека противостоят формулы искусственного разума. Произнесение слов как таковое в этом спектакле — синоним механистичности, запрограммированности. Старик и пингвин общаются междометиями, намеками слов. «Джи-жик», — щебечет пингвин, прячась за дверцу своего холодильника. «Джинжик!» — угадывает Старик. «Мама, папа, я!» — радостно произносит Старик, вглядываясь в семейную хронику.

Однако идейная составляющая спектакля многогранней и сложнее, чем кажется на первый взгляд. Спасенный Джинжик покидает своего спасителя после прогулки к бурлящему нефтью морю — невозможна дружба с человеком, уничтожившим прекрасный мир. И Старик, вновь оказавшийся в одиночестве, тщетно зовущий друга, вдруг понимает свою силу и цель, которая в том, чтобы просто собирать мусор в океане. Пакетных «медуз» становится меньше, Джинжик возвращается, а в новостях сообщается о «вычищенных водных тропах, в которых наблюдается движение патагонейских пингвинов».

В режиссерском решении, определенном в программке как «антиутопия со счастливым концом», каждый отдельный человек способен повернуть мир вспять, помочь природе и себе, а правящему киборгу, запрещающему держать домашних животных, показать изящный «фак», просто лишь поправляя очки. И счастливый конец в том, что ничто не проходит бесследно. Вернувшийся Джинжик приносит старику ту самую лампу, которая подходит для того самого, сломавшегося в начале киноаппарата, и, запуская хронику, Старик снова видит родителей, видит себя маленьким и погружается в счастливый мир надежд и незамутненной радости.

Фактически посыл спектакля вторит гуманистической идее о превосходстве человека над механистичностью и бесчеловечностью любого свойства. Сила отдельного человеческого индивида, проявленная в деятельной заботе и чуткости по отношению к окружающему миру, в состоянии очищать океаны, но главным образом, и это гораздо важнее, очищать человеческие души. В этом смысле «Джинжик» — один из самых светлых по содержанию и совершенно волшебных по форме спектаклей, которые можно увидеть сегодня на российской сцене.

Премьерный спектакль «Джинжик» прошел в рамках XVIII Всероссийского фестиваля театрального искусства для детей и был поставлен в том числе на средства денежного гранта «Арлекина». Спектакль стал лауреатом фестиваля в номинациях «Лучшая работа режиссера», «Лучшая работа художника-постановщика», «Лучшая работа художника по свету», «Лучшая мужская роль» и обладателем специальной премии жюри «Эксперимент» за поиск новых выразительных средств современного театра для детей и подростков.

Фестиваль «Арлекин» проводится при поддержке Министерства культуры РФ, Союза театральных деятелей РФ, Комитета по культуре Санкт-Петербурга, Санкт-Петербургского отделения СТД РФ, Благотворительного фонда «Арлекин».