«Скамейка. Просьба о любви». А. Гельман.
«Театр 18+» (Ростов-на-Дону).
Режиссер Валерий Воронин.

Ростовский независимый «Театр 18+», молодой, амбициозный, упорно гнущий свою линию и не стесняющийся в выражениях, работает с такими же молодыми драматургами, в том числе и с местными. И вдруг ни с того ни с сего берет к постановке «Скамейку» А. Гельмана, которая написана 44 года назад…

Было, конечно, подозрение, что спектакль не будет «социально-бытовой драмой», как тогда именовали пьесу. Да и в те времена она игралась как трагикомедия, а сейчас переживает второе рождение.

Ставил в Ростове Валерий Воронин, актер молодежного театра, на счету которого несколько отличных режиссерских работ, в которых слово никогда не играло главной роли.

Спектакль начался до того, как зрителей пустили в зал. Точнее во внутреннее фойе, где по случаю премьеры были расставлены стулья. А до приглашения занять свои места включили видео, и двое молодых людей с экрана стали переговариваться, готовя публику к предстоящему зрелищу.

— Слышь, Светк, чо!
— Чо?
— А чо тут реально будет-то?
— Прикольно будет, чо!
— А-а… А где?
— Где-где! Здесь, на скамейке, чо!
— А-а… А когда?
— Когда-когда! Сейчас, чо!

Забавная пара, простачки с хитрецой (Светлана Башкирова и Алексей Дронов). Она в карнавальном колпаке, он в блескучей шапчонке. Типичные дзанни с деревенским говорком, но не с южным, а скорее зауральским. Через минуту, сунув головы в аляповатую рисованную картину (такими приспособлениями пользовались фотографы в парках), дзанни пригласили зрителей расположиться в импровизированном зале, наказав экспонаты руками не трогать.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Да кому бы и в голову пришло их трогать! Даже если бы и разрешили. Какие-то калечно-увечные фигуры. Одна, слава Богу, в глубине, а другая на переднем плане, не то черной краской выкрашенная, не то битумом облитая. Сцены нет — это ведь не зал, напоминаю. Поэтому прямо перед зрителями — скамейка с неизбежной надписью «здесь были…». Она секционная (одной частью можно отъехать в противоположную сторону). На колоннах фойе висят таблички: «Телефон», «Белки», «Фонтан» и почему-то «Война». Очень будоражит воображение.

Дзанни по-хозяйски располагаются в этом условно-парковом пространстве. Теперь их можно рассмотреть в полный рост. На обоих широкие галстуки с надписями: у Светки — «Не спорь с женщиной», у ее партнера — «В шоке». Да уж… У них — свои отношения: дурачатся, танцуют, целуются. Они определенно договорились о правилах игры, подсаживаются к столику с настольной лампой, замирают в пионерском салюте, носятся от стены к стене, в последнюю секунду выпархивая из-под ног основных персонажей. Тот, который «в шоке», вконец обнаглев, позволяет себе впрямую обратиться к Нему, запутавшемуся в собственных именах: «Ну, ты попал!» — и получает в ответ: «Пошел ты в…, пионер».

Беспардонная парочка переводит в ернический план действительно драматичную историю двух неприкаянных людей, которые, в отличие от дзанни, общих правил общения выработать не могут. У каждого свое горе. Ей одиночество невыносимо («так тяжело одной»), вот Она год назад и пригрела, прямо скажем, завалящего мужичонку. А Он патологический ходок. Несимпатичная иллюстрация к фразе И. Ильфа «он вел горестную жизнь плута».

«Зачем вам мое имя, если я вся перед вами?» Она приводит Его в восхищение своим вопросом. Но имена все-таки проклевываются. Ее зовут Вера, и, видимо, это неслучайное имя.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Замечательная Светлана Лысенкова существует в ритме качелей: что вверх, что вниз — все равно сердце замирает. Стремительно меняются состояния, настроения: глухая обида (не вспомнил, мерзавец!), недоверие, колючая ирония, внезапная жалость, брезгливость к вранью, отчаянное, абсолютно нелогичное желание наступить на прошлогодние грабли и снова обласкать беспутного Колю-Лешу-Федю. Когда Вера разрывает на себе чулки-сеточку (продукция родной фабрики), кажется, что обманутая, уязвленная женщина полосует собственную живую ткань, и это больно.

А вот обросший разными именами «ниоткуда не командированный» был бы более интересен, если бы оказался в чем-то уязвим. Борис Вернигоров играет опытного провинциального соблазнителя, не имеющего никаких данных к этой привлекательной для дам среднего возраста роли. Он (все-таки Федор Кузьмич), как угорь, легко выскальзывает из силков очередного разоблачения. Кажется, на этот раз пригвожден, раздавлен. Но нет — отряхнулся и тут же сплетает новую байку про жену и работу.

Вправду, любовь зла. А про нее ли нам тут рассказывали? Ведь этот мужчина и эта женщина виделись год назад четыре часа и сейчас — два. Вот и вся «совместная биография». Может, поскольку «так тяжело одной», хочется к кому-то прислониться — и все дела? А если все же про нее, тогда «поговорим о странностях любви (другого я не смыслю разговора»).

В поведении Веры заметен трагический зазор между естественной для любого человека потребностью любви и отчаянным старанием полюбить то, что подсунула ей судьба. Она — это очевидно! — хочет видеть в залетном искателе приключений то, чего в нем нет.

Но отчего же так сопереживаешь смешной, еще моложавой тетке в коротком цветастом платье и с заколками-цветочками в волосах? Ей немного и надо: чтобы мужик не врал, приходил домой каждый вечер, а она бы готовила обед и ставила на стол бутылочку. И почему бы этого не иметь? Законная женская мечта-минимум. Она же максимум.

Как-то незаметно подцепил нас режиссер на лирический крючок. Последний вальс, в котором главные герои составляют пары с молодыми парковыми пересмешниками, приносит с собой невесть откуда взявшуюся надежду на жизненную удачу. И улыбка Веры расцветает сквозь слезы. Призрак незабвенной Кабирии витает над финалом этой встречи. Беззаконная сентиментальная нота настаивает на своем праве занять пусть скромное, но безусловное место в парковом аттракционе, в жанре которого лихорадочно пульсирует вся история.

Лирический мотив, правда, прорывался и раньше. Песнями Алексея Никульникова (кстати, нашего земляка, он родом из города Шахты). Голос у него теплый, доверительно-бардовский, с грустинкой:

В моем дому все по уму,
Но почему вдвоем так тесно,
И так невыносимо одному?

И еще он пел загадочную песню про волшебные ключи в пустом кармане. В жизни, конечно, веселого бывает немного, но из воздуха соткавшаяся надежда — сама по себе персонаж и живет вопреки всему. И человек продолжает жить благодаря ей.