«Лес». А. Н. Островский.
Русский драматический театр Республики Башкортостан.
Режиссер-постановщик Николай Дручек, художник-постановщик Владимир Мартиросов.

В этом мире чаще всего ночь, свет — искусственный. Справа — остатки портика с колоннами, в глубине видны деревянные кресты на могилах, как крыши. Слева — винтовая кованая железная лестница, она ведет на площадку, вид с которой должен, наверное, впечатлять, но это вид на зрительный зал. Представление еще не началось. Не то представление, что для нас, а то, что происходит каждый день в усадьбе Пеньки, где помещица Гурмыжская в качестве первой актрисы осуществляет режиссерскую функцию, набирая труппу. Режиссер Николай Дручек играет в психологический театр средствами театра представления. Но спектаклю Гурмыжской внутри спектакля Дручека еще не придуман тип.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Персонажи играют в кладбищенском театре Гурмыжской с разной степенью успешности. Происходит формирование труппы. Кто-то, как Буланов, еще не умеет подыграть партнерше, а не то что выйти на монолог или даже заявить о себе. Буланов пока прячется за колонной, увертывается от Карпа. Кто-то, как Улита, уже готов сам вести партию, преследовать свои цели и достигать их в этом «театре». Улита тоже вроде скрывается за колонной, но делает это так, чтобы никто не забыл, что она там. Но их ухищрения меркнут, когда появляется прима — Гурмыжская, она покажет мастер-класс, и Улите останется только подыгрывать. Каждодневный театр, смена масок, способность к игре — в этом мире залог выживания. Театральность как повседневность, а не как праздник.

Персонажи все время балансируют в игре, преследуя прагматичные цели, и при этом актеры уфимской труппы отчетливо дают нам понять, где персонаж вступил в «игру», а где остался без прикрытия «роли». Гурмыжская так умело входит в образ и выходит из него, что диву даешься от фееричности этих метаморфоз. Ирина Агашкова — в роли Раисы Гурмыжской, которая в своей роли сгорает от безответной любви. Гурмыжская (не Агашкова) готова репетировать с Булановым, подсказывать, как режиссер, учить его роли с показа, пока до тугодума Буланова дойдет, какую позу принять, какие розы подать, что сказать. Буланов в начале этакая фитюлька, конфузится и не то чтобы актерствовать не умеет, просто еще нет распределения. Как только станет понятно, что Гурмыжская отвела ему роль первого любовника, он тут же приободрится, плечи расправит, шаг расширит, да и голос попробует понизить. В сцене объявления о помолвке Гурмыжская привычным жестом сажает его себе на колени — мол, облагодетельствовала сироту, — но Буланов сменит мизансцену и властными движениями усадит ее себе на колени. Гурмыжская удовлетворенно улыбнется — она не ошиблась в распределении.

И. Агашкова (Гурмыжская).
Фото — архив театра.

Театр Гурмыжской нельзя назвать любительским, настолько профессионально каждый из ее «актеров» следует выбранному рисунку роли, и понятно, что профессионалам Несчастливцеву и Счастливцеву будет непросто вписаться в труппу с уже утвержденными амплуа. Кладбищенский театр Гурмыжской готов играть легкие водевили, тривиальные драмы, но никаких высоких жанров — трагедии или комедии — не предполагается. Хозяйка не может позволить свершиться смерти (несмотря на то что ее театр на кладбище) или чтобы над ней смеялись. Профессиональные актеры не попадают в ее жанр, потому что готовы жертвовать и страдать ради самой игры, а не преследуя конкретную цель.

Идея, что актеры в силу профессии вынуждены менять маски, оказываясь более подлинными, искренними и благородными, не нова, но сейчас она звучит сильнее. Способность к игре спасает всех в этой истории, степень убедительности тут — важная составляющая успеха.

Несчастливцев появляется из зрительного зала на ходулях, приподнят над землей, но на сцене снимает их и становится как все, лишь чуть-чуть другим. Именно его сила убедительности в сцене с Восмибратовым достигает цели — она не в деньгах, а в том, чтобы заставить купца подыгрывать ему, вступить на путь актерства. Дуэт трагика и купца разыгрывается буквально по точкам — чем ближе к рампе, тем убедительней пафос Несчастливцева, тем слабее сопротивление Восмибратова. Когда купец вдруг заговорит с тем же пафосом, что и трагик, используя те же широкие жесты — достать кошелек так, чтобы с галерки было видно, — то дело сделано: он стал партнером трагика. Несчастливцев неприкрытым пафосом приводит купца в столь сильное замешательство, что Восмибратов, сам того не желая, подыгрывает ему, отвечает в том же тоне и даже стремится переиграть трагика. Купцу это удается, он срывает аплодисменты, он горд тем, что оказался способен на великие чувства, к которым взывал Несчастливцев. Подход к купцу сработал, потому что он в своей жизни к такому пафосу не привык. Но тот же способ — обращение к большим чувствам благородной души — не срабатывает с Гурмыжской. Оно и понятно, она сама кого хочешь переиграет, перетянет одеяло на себя, возьмет высокой патетикой и мнимым благородством, и поэтому подход племянника с просьбой денег для Аксюши не срабатывает.

Н. Рихтер (Счастливцев), А. Степанов (Несчастливцев).
Фото — архив театра.

Несчастливцев в поиске драматической актрисы смотрит не на ту. Не замечает Гурмыжскую. Она ведь тоже от страсти в омут готова, только есть в ней практичность.

Раиса Павловна видит актерство в других, видит его в себе и ищет партнера себе под стать. Все герои в спектакле ищут себе партнера, и даже реплику сказать не могут, чтобы этого самого партнера не соорудить из любого подвернувшегося под руку. Но наши кочевые актеры не смогут стать партнерами друг для друга. Счастливцев смотрит на трагика, как на умалишенного, покачивая головой. А Несчастливцев почти не замечает товарища. Притом что актеры уфимской труппы Александр Степанов и Николай Рихтер прекрасно дополняют друг друга.

Счастливцев и с Улитой находится не в партнерских отношениях, он уже подыгрывает ей, уже и ручку целует, и вообще готов, но тут Улита, узнав, что они с Геннадием актеры, меняет манеру игры, отстраняется и оставляет Аркашку в растерянности.

Аркашка, сбросив маску Сганареля (он называется Сганарелем, когда попадает в имение), не становится из плута простаком, он остается самим собой, гордым человеком, способным вживаться в роль и моментально из нее выходить. Счастливцев еще не партнер трагику Несчастливцеву, смотрит на него, не скрывая удивления, восхищения и разочарования одновременно. Ему непонятна игра в благородство, но восхищение велико. Обида, что назначили слугой не в театре, а в жизни, сильна, но он идет за трагиком буквально загипнотизированно. Актерское кочевье их разведет, но сейчас Аркадий Счастливцев упоен и ошарашен высоким пафосом трагика.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Петр и Аксинья — скорее простаки, а не герои, драматизма в них мало, но для театра Гурмыжской как раз. Именно поэтому они не сбегут, а останутся под родительским крылом. Петр — веселый раздолбай, способный прокутить все и потом уж в омут. Он так азартно поет о веселой жизни, что понятно: его цель — повеселиться. Получится с Аксиньей — хорошо, не получится — придумает что-то еще. Аксинья — другая, сопротивляется всем ролям, пытается спастись, но выбрав себе в партнеры Петра, «идет» уже от партнера, принимает его манеру игры и тоже вписывается в кладбищенский театр. Аксюша, прежде чем забрать деньги из протянутой руки Геннадия, смотрит на Петра, а тот на отца, и только отец кивает головой, принимает решение за всех.

Геннадий Несчастливцев знает силу своего искусства и его слабость. Карп признает в нем барина даже после разоблачения, а Карпу на язык лучше не попадаться. Он строг и откровенен, сказали бы дерзок, но так выворачивается, не меняя равнодушного тона, что у Буланова кулаки бессильно разжимаются.

Труппа театра Гурмыжской находится в процессе становления, лишние — Несчастливцев и Счастливцев — уйдут в зрительный зал на высокой ноте обличения и радости товарищества: «Руку — товарищ!» А труппа Русского драматического театра Уфы — уже крепко сплоченный коллектив, способный к удивительным партнерским отношениям на сцене.

А. Бурмистрова (Улита), А. Болдырев (Буланов).
Фото — архив театра.

Ирина Агашкова в роли Гурмыжской — виртуоз актерской игры, в партнерстве с Анной Бурмистровой — Улитой они разоблачают своих персонажей, так понятны их поступки. Александр Степанов — Геннадий Несчастливцев — поэт своей роли. Николай Рихтер играет Аркадия Счастливцева скорее интеллектуалом с чувством собственного достоинства. Антон Болдырев в роли Буланова совершает поразительную метаморфозу от бестелесного, на трясущихся ножках приживала к самоуверенному нахалу, кажется, что к финалу спектакля он и ростом становится повыше. Григорий Николаев — Карп из той породы слуг, что любого хозяина перещеголяют в барстве и апломбе. Дарья Филиппова в роли Аксиньи умело балансирует от почти кошачьей влюбленности в Петра до готовности жертвовать собой на актерском поприще. Иван Овчинников делает своего Петра родственником Тихона из «Грозы» при деспотичной Кабанихе. Олег Сальцын — купец Восмибратов — вот настоящий партнер Несчастливцеву, хоть недолго, но он смог достойно поддержать пафос трагика. Кажется, что Восмибратов с большим удовольствием играл бы в труппе Несчастливцева, если бы тот ее организовал.

Иронично обыгрывая нашу способность играть разные роли в своей жизни, режиссер Николай Дручек доказывает повсеместность театральности как органического свойства любого человека, следуя за идеями Николая Евреинова, где театральность — инстинкт, помогающий выжить.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Почему театр Гурмыжской — кладбищенский? Потому что уйти с его «сцены» можно только к заднику, туда, где кладбище. И этим он отличается от театра, который делает Николай Дручек: из него можно уйти в зрительный зал и дальше в жизнь, куда и уходят трагик с комиком.

Спектакль был просмотрен на II Республиканском театральном фестивале «AРTылышФЕСТ» в Уфе.