«Ак и человечество». По мотивам произведений Е. Зозули «Рассказ об Аке и человечестве» и «Мастерская человеков».
Камерный театр (Воронеж).
Режиссер Дмитрий Егоров, сценография и костюмы Евгения Лемешонка.

Представление «Ак и человечество» начинается при входе в театр: в тот момент, когда с вами здороваются милые обходительные девушки и протягивают лист бумаги, предварительно попросив его заполнить, — это необходимо для спектакля. На небольшом листе вопросы вполне дежурные: «Фамилия», «Возраст», «Род занятий», «Что вы любите?».

Далее зрители перемещаются в зал, и пока они рассаживаются, Анастасия Майзингер в образе уборщицы подметает пол, старательно собирая все бумажки в кучу. Бумажек много, да и публика как-то не спешит занимать заранее выкупленные места. Красивая девушка в мятом затрапезном халате чистит предполагаемую сцену, в уголке которой скромно, почти не шевелясь, сидит человек в черном. Отвернувшись от всех, он заполняет какие-то отчеты-ведомости, тихо прихлебывает чай из стакана в витиеватом металлическом подстаканнике. Это тот самый Ак — его играет Камиль Тукаев — один из главных героев истории.

Сцена из спектакля.
Фото — А. Бычков.

Вот все разместились, заполнив зал; смотрят внимательно на серую, точно обитую железом, сцену, на которой из реквизита — телефонный аппарат, черная доска и металлический шкаф. Вдруг выходят несколько одинаково безлико одетых людей и объявляют, что спектакля, оказывается, все еще нет. Ибо до начала действия необходимо произвести ряд мероприятий. Собрать анкеты — это первое. Второе — рассказать, кто есть таков Ефим Зозуля и сценическую обработку какого произведения мы будем смотреть. Третье — огласить, чего мы не увидим и не услышим. А не увидим, сколь бы ни старались, сцен насилия и разврата, не услышим матерной лексики. Кроме того, надо бы сказать, что постановщики никак не хотели задеть чувств верующих, защитников животных, указать на проблемы ЖКХ и МЧС, затронуть права гомосексуалистов, велосипедистов и т. д., и т. п. А очень даже напротив: хотели сделать спектакль духоподъемный в высшей степени, повышающий рождаемость, благотворно влияющий на стремление человека заниматься спортом, укрепляющий его все возрастающую любовь к Родине, улучшающий обмен веществ.

Гаснет свет, и пошли одна за другой одиннадцать картин из жизни человечества. Невеселые это картины. Страшные они, прямо скажем. История о том, как сначала учредили «Коллегию высшей решимости». Просто много развелось людей — необходимо чистить ряды живущих. Ничего не поделаешь — вынужденная мера. Однако производить процедуру следует максимально гуманно: выбирать наислабейших, предоставив им возможность добровольно уйти из жизни в течение 24 часов. Несколько человек приводят на допрос на предмет соответствия представителей старого типа общества новым нормам. Во главе комиссии — Ак. Герой Камиля Тукаева, элегантный мужчина с портфелем, тихонько входит, заботливо оглядывает присутствующих, проникновенно смотрит в глаза жертве, прислушивается к каждому вздоху молчащих и говорящих, извиняется за все подряд и многократно, а потом жестко оглашает вердикт. Вернее, нет — не оглашает. Кивает в сторону комиссии, и жертву устраняют. Сначала избранных, приглашая на казнь, аккуратно уводят в кулисы. Затем — откровенно цинично сажают в шкаф, каждый раз приставляя к нему желто-зеленый траурный венок. И всякий раз от жертв остается одно — обувь.

Постепенно туфлями, ботинками и сапогами заполняется вся сцена. Обувь летит сверху, выволакивается в мешках и сундуках справа и слева, достается из все того же — одного-единственного — металлического шкафа, отдельные пары гордо приносятся членами Коллегии.

Массовое истребление достигло таких масштабов, что вот уже и не страшно — абсурдно, даже смешно.

В спектакле Дмитрия Егорова палачи изначально смешаны с жертвами: артисты Екатерина Савченко, Андрей Мирошников, Михаил Гостев, Олег Луконин, Иван Маркушев обозначены в программке как «Человечество». Совокупный образ правых и виноватых, масса, толпа. В серо-коричневых одеждах они снуют туда-сюда, приговаривая, казня, оживляя и оживая. И уже, кажется, привыкаешь к этому броуновскому движению, как Ак принимает новый указ: вместо «Коллегии высшей решимости» ввести «Коллегию высшей деликатности». Теперь в дом друг к другу приходят не со смертельным вердиктом или похоронкой — с пожеланиями любви, счастья и добра.

К. Тукаев (Ак).
Фото — А. Бычков.

Мир во всем мире настает. Люди знакомятся, ходят на концерты, песни слушают, телевизор смотрят, сплетничают, по выходным пьют пиво. И хорошо. «Жизнь стала нормальной», — объявляет зрителям Камиль Тукаев от своего имени — не от лица Ака, предупредив, что у Ефима Зозули нет этого текста. А дальше предлагает аудитории сыграть в игру: несколько раз произнести фразу «Жизнь стала нормальной!» И почему-то простое это предложение вызывает хохот гомерический, идиотизм ситуации зашкаливает. Еще более абсурдным становится появление певца в красном костюме, который широко, по-советски шагая, улыбается и поет «Вы шумите, березы». Параллельно двое парней раскатывают ковер из ядрено-зеленой искусственной травы, нещадно маскируя недавно собранную с казненных обувь, появляются танцующие девицы, выходит напомаженная, чересчур чистая и выглаженная уборщица. Дальше — больше. Пыточный смертоносный шкаф превращается в туалет, из траурного венка выдергиваются цветы и вплетаются в другой венок — украшающий шляпу. Полюс ужаса и страха, гнетущего тоталитаризма сменился полюсом тотального гедонизма. Гламур явил нам свой make-up’истый look и трендовый прикид. Жить стало не просто нормально, но определенно лучше и веселее. Теперь люди встречаются, люди влюбляются, селфятся.

Только Ак не просто в депрессии или раздумьях. Он пьян. Пьян отчаянно. Он носится где-то наверху с бутылкой в руках, смотрит на прочищенную, прореженную, стерилизованную нацию и все больше и больше впадает в бешенство: это же не общество. В крайнем случае — недочеловеки, которые снова, от нечего делать, растягивая слова, попивая алые коктейли, грея пока еще живое свое тело на солнышке, заводят ленивые разговоры о возобновлении террора.

И наступает часть финальная: «Конец рассказа». Текст, состоящий из анкетных данных реально сидящих в зале зрителей, холодным списком напечатанных на машинке букв плывет по стене плача, где совсем недавно лежали даже не останки жертв репрессий — их остатки.

Публика, видя свои имена среди заранее приговоренных, сначала радуется: событие узнавания. Однако спустя несколько секунд наступает тишина: буквы продолжают неторопливо плясать, мерцая в темноте, а зрители упорно молчат. Молчат, осознавая: спектакль «Ак и человечество» Дмитрия Егорова слишком всерьез и чрезвычайно про нас. И как не было у него канонического начала, так нет у него и конца.