«С Чарльзом Буковски за барной стойкой».
Pop-up театр.
Режиссер Семен Александровский.

«Одна искра может весь мир подпалить», «писать, в конце концов, важнее женщины», «мне нечего сказать о человеческих взаимоотношениях, кроме того, что они не удаются» и еще десятки остроумных мыслей писателя, провокатора и философа XX века Чарльза Буковски услышит зритель, сев за барную стойку, надев наушники и включив плеер с почти часовой непрерывной записью голоса, читающего тексты автора о жизни, смерти, женщинах и творчестве. Бар, стакан пива, исповедальный монолог Буковски в наушниках и случайные посетители — вот и все, что нужно для того, чтобы новый спектакль Семена Александровского состоялся.

По форме все происходящее — это site-specific: место действия, бар, оказывается принципиально важным для встречи с писателем, вся жизнь которого прошла за кружкой пива или стаканом чего-то крепкого. Любопытно, что с Чарльзом Буковски за барной стойкой Александровский уже встречался — шесть лет назад в клубе DUSHCE на Лиговском проспекте при традиционных для моноспектакля обстоятельствах. Сцена, зрительный зал, актер, роль. Режиссер играл Генри Чинаски (альтер эго писателя). Минимум реквизита: пишущая машинка, бутылка виски и стакан. Спектакль назывался «История обыкновенного безумия», и для Петербурга образца 2011 года его место действия — бар — было почти сенсацией. За шесть лет лирический герой заметно повзрослел: в 2011-м его больше волновал эпатаж, шлюхи, геморрой и Бэтмен; Буковски версии 2017 года начинает свой монолог с размышлений об искре, потеряв которую, человек теряет себя. И если говорить о центральных линиях в творчестве Александровского (несмотря на то что режиссер всякую иерархию отрицает), то искра, топливо, которое движет человеком и меняет мир, а также призрачность всех границ — излюбленные темы режиссера.

Сцена из спектакля.
Фото — C. Ивлев.

Синтез документальности и художественности — то, что отличает его спектакли «Радио Таганка», «Топливо», «Другой город» и «С Чарльзом Буковски за барной стойкой». В каждом из них реальность оказывается импульсом к созданию художественного целого. Александровский, работая с документальным материалом, логически выстраивает его от начала до конца. За каждым реальным высказыванием чувствуется режиссерская воля, конструирующая каркас повествования по собственному усмотрению. Но решающая роль все-таки отдана зрителю, который в спектаклях Александровского и актер, и персонаж, и режиссер, и зритель одновременно.

Хайнер Геббельс в книге «Эстетика отсутствия», описывая свою работу над спектаклем «Вещи Штифтера», предполагает: «В отсутствие актеров вещи, театральные средства выразительности и сценические элементы сами превращаются в протагонистов». Если на сцене нет актера — зритель лишается возможности любой идентификации. Целью театра оказывается не презентация и репрезентация, а получение нового опыта. Александровский раз за разом исследует это предположение — вычитает из театрального целого одну из главных составляющих — актера. К слову, основной зрительской претензией к спектаклю «История обыкновенного безумия» была мысль о том, как не похож актер Александровский на своего персонажа. Претензия, кстати, довольно часто встречающаяся, когда речь идет о воссоздании образа некоего известного человека на сцене или в кино. В «Топливе» Максим Фомин, исполнитель роли Давида Яна, мастерски вычитает самого себя, актера Фомина, из спектакля. Он произносит текст максимально отстраненно, не изображает, не играет известного физика и уж тем более не вживается в образ, а, скорее, пропускает мысли реального человека через себя, как через рупор. Отказывается от себя как актера. В «Топливе» этот прием доведен до максимума, в новом спектакле режиссер идет дальше — актера нет вовсе, вместо него — только голос, выразительно произносящий текст. Весь спектакль происходит в нашем воображении.

Головы зрителя режиссеру достаточно, чтобы играть спектакль. Делать с сознанием зрителя все, что он хочет, в очередной раз доказывая: театр может существовать без сцены, без зрительного зала, без актера, без роли. Театр не может существовать только без зрителя. И без режиссера — человека, который конструирует действие. И посредники им не нужны.