«Человек из Подольска». Д. Данилов.
Ярославский театр драмы им. Ф. Волкова.
Режиссер Семен Серзин.

В Ярославской драме вышла премьера — на фестивале современной драматургии «Играем вместе» показали спектакль Семена Серзина «Человек из Подольска». Пьеса Дмитрия Данилова, ставшая лауреатом «Золотой Маски — 2018», приобрела в последние два сезона внушительную популярность — премьеры выходят то тут, то там, и очень часто это название берут в лаборатории. Успех «Человека из Подольска» можно объяснить разными факторами, в том числе и наличием заманчивых ролей, но все же главное ее достоинство, наверное, в точно переданном ощущении нашей сегодняшней жизни. Принято говорить о том, что сегодня театр абсурда уже не описывает нашу реальность, потому так редки ныне успехи пьес Беккета или Ионеско, но Данилову удалось в своей страшноватой комедии зафиксировать тотальную «перевернутость» нашей жизни, соединив парадоксальным образом ядовитый сарказм с подлинной интонацией сочувствия к обывателю, неизбежно попадающему под пресс тех или иных агрессивных идеологем. Кстати, в спектакле Серзина есть «привет» тому, старому, театру абсурда: в какой-то момент персонаж Виталия Кищенко, Человек из Мытищ, выходит на первый план, чтобы произнести монолог Поццо из пьесы «В ожидании Годо». Но, в отличие от Беккета, философского, экзистенциального, абсурд пьесы Данилова скорее социальный, хотя спектакль добавил в него постмодернизма и метафизики.

А.  Кузичев и В. Кищенко в сцене из спектакля.
Фото — архив театра.

Эта постановка — хороший знак для всей современной драматургии, которую театральный процесс последних десятилетий приговорил к малой сцене, к подвалам и маргинальному статусу. «Человека из Подольска» играют на большой сцене первого русского театра, на зал в тысячу мест. Конечно, в какой-то степени режиссер и его спектакль оказались заложниками этой ситуации — пьеса все же одноактная и в ней всего пять персонажей. И, тем не менее, проверка пройдена — режиссер довел абсурдизм пьесы до какой-то пиковой точки и убедительно визуализировал его; правда, пришлось добавить некоторого ретро-метафоризма, не очень свойственного довольно конкретному тексту.

У спектакля бесстрашное и выигрышное начало, в котором обнаруживается грамотный режиссерский текст, не равный, но созвучный тексту драматургическому. По сюжету, обычный парень Коля оказывается в отделении полиции безо всяких на то, казалось бы, оснований. Колю в спектакле Серзина играет Андрей Кузичев (в спектакле вообще звездный состав), он сидит на стуле, притихший и встревоженный, в осторожной позе, судорожно оценивая обстановку. Первый полицейский, немолодой человек в звании всего лишь старшего лейтенанта (Владимир Майзингер), ведет себя значительно, барственно: неспешно заваривает чай, тщательно и долго выжимает пакетик, наматывая его на ложку. Устраивается за компьютером и, игнорируя вопросы задержанного, начинает типичный допрос. Здесь и случается первая комическая ситуация, не продиктованная исключительно текстом: для первого полицейского клавиатура оказывается слишком неравным противником, с мучительным напряжением он тыкает прямым пальцем в клавиши так, как будто давит каких-то насекомых. Приходится звать помощника, молодого Михалыча — в спектакле этот персонаж расщеплен на две сущности: одна — молчаливый мрачный вышибала, а вторая — эксцентричный вертлявый глист (блестящая работа Ильи Варанкина). Помимо этого раздвоения, сводящего с ума главного героя (сложно понять, к кому все же обращается начальник), придумано еще много. Полицейские, требующие от задержанного уважения к Реальности (именно так, с большой буквы), не только орут и машут дубинками, не только заставляют исполнять с ними странный танец для тренировки мозгов, но и цепляют на Колю всякие электрические приборы, а в какой-то момент выходят на сцену в виде фольклорной группы — с балалайкой, в картузах. В довершение ко всему, настоящий живой козел сжирает Колин паспорт — впрочем, кажется, это происходит уже в кошмарном сне: реальность здесь очень сложно отделить от воспаленного бреда. Таким образом, полицейские в спектакле постепенно лишаются какого-либо жизнеподобия: они — фрики, дьявольская банда из «Мастера и Маргариты» с примесью сорокинской социальщины.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

С одной стороны, спектакль несколько спрямляет пьесу, делая ключевой перевертыш (в полиции не бьют, не подкидывают наркоту, а учат любить повседневность) слишком очевидным, наращивая китчевую пародийность; но с другой стороны, эта эстетическая определенность защищает его от двусмысленности. Он точно не про то, что надо любить свой город или уметь радоваться солнцу, он — про насилие и про то, что наша жизнь превратилась в гиньоль, в какую-то страшноватую оперетку, в дьявольский карнавал. Правда, именно чувства страха в спектакле не хватает, его жанровая природа сводится, так или иначе, к комедии. Полицейские хоть и являются символом насилия, но они слишком смешные, чтобы мы в зале воспринимали их как какую-то реальную угрозу. Помимо Владимира Майзингера здесь блестяще играет Агриппина Стеклова: ее Марина, капитан полиции — пародия на женщину-вамп. В спектакле есть виртуозная сцена: менты предлагают Коле послушать вместе «4.33» Джона Кейджа — и пока мужчины сидят, вытаращив глаза и пытаясь не заснуть, героиня Стекловой разваливается на стуле, распускает свои роскошные рыжие волосы и игриво бросает заколку под ноги перепуганному герою. Сложнее всего в этой структуре, предложенной режиссером, Виталию Кищенко: в пьесе его герой — это будущее Коли, человек сломанный, безвозвратно деформированный репрессивной системой; в спектакле же — он, во фраке и бабочке, персонаж инфернальный, чья интрига раскрывается лишь в конце. Финал, в котором именно он оказывается серым кардиналом, оборотнем, доводит ситуацию до абсурда — за торжество реальности борются персонажи ирреальные, многоликие. Такая концовка, правда, уводит спектакль от Данилова куда-то в сторону, к Сухово-Кобылину.