«Красная птица». Павел Рассолько.
Театр «Практика».
Режиссер Войтек Урбаньски, декорации и костюмы Маргариты Аблаевой.

Первая премьера «Практики» при новом худруке Иване Вырыпаеве — спектакль «Красная птица» по пьесе белорусского драматурга Павла Рассолько в постановке польского режиссера Войтека Урбаньски. Это своеобразная одиссея минского аутсайдера-интроверта, пытающегося вписаться в современный ему социум посредством то пива, то легких наркотиков.

Зовут его Паша, как и автора пьесы, только пишет он музыку. Рассолько, кстати, ее тоже писал, и, учитывая, что текст «Красной птицы» автобиографичен, тоже такую вот странную, ну, как, примерно, гвоздем по кирпичной стене, музыку. Жанр такой — IDM, Intelligent Dance Music. «Интеллигентная танцевальная музыка». Только тут Паша никакой не интеллигент — он на решетке работает, заливает ее бетоном. Одевается соответствующе: клетчатая фермерская рубашка, простые, как спецодежда, джинсы. Типичный вид колхозника. Наверное, из всех республик бывшего Советского Союза только у нас сохранилось это обзывательство: колхозник. Колхозник-преколхозник. Это, пардон, уже из пьесы Павла Пряжко влезло. Но ведь Рассолько у Пряжко и учился, чему тогда удивляться? Разве что тому, как точно белорусскую реальность воссоздает на московской сцене польский режиссер Войтек Урбаньски. Но он просто следует за текстом, не пытаясь что-то сочинить поверх него, не занимаясь излишним приращиванием смыслов. В пьесе и без того есть все, стоит лишь это услышать.

«Красная птица». Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Вот и Паша-персонаж говорит так, словно сам же и прислушивается к сказанному. Чтобы показать это, актер Павел Михайлов даже голову наклоняет, дабы лучше долетел отзвук от произнесенных слов — спектакль играется в пустом, как внутренность колонки-динамика, блэк-боксе. Три черных скамьи и три экрана помех движению не создают. Да и нет, собственно, никакого движения — перед нами хорошо поставленная актерская читка, отчасти проиллюстрированная кадрами документальной видеосъемки. Минск магистральный и Минск маргинальный, где попадающие в кадр люди порой перемещаются синхронно действию в тексте.

Так же люди попадают и в жизнь Паши и выпадают затем из нее. Некоторые, да и он сам, — из радиоэфира, другие — на асфальт и под колеса. Просто не все способны уследить за процессами, происходящими в его сложносочиненных композициях. Которые, к слову, «идут на той же скорости, на которой обычно работает человеческий мозг», как говорят его кумиры из группы Autechre.

Разумеется, есть люди, мозг которых работает быстрее, они слышат все, что происходит в его музыке, и поэтому она им кажется занудной. Но чаще ему попадаются те, чье серое вещество работает еще медленнее, и они вообще не могут сориентироваться в том, что он творит — для них слишком много событий.

«Красная птица». Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Вот и Сергей — правильный, вроде, парень, и музыку он слушает правильную. И тоже ее пишет. Тоже электронную, хотя и не сложней рингтона для мобильника. Сергей, каким его показывает Григорий Калинин, парень-то неглубокий — чуть внешнего лоска и легкое, по касательной, скольжение по поверхности всех тем и предметов. Он даже классику жанра — Kraftwerk — сводит до уровня телефонных позывных. А романтический ужин в ресторане с невинной, на все смотрящей широко распахнутыми глазами простушкой Леной (Надежда Иванова) — к сомнительному просмотру телевизора в специально, на одну ночь, снятой квартире. Но девочка не знает, что ее ждет, а зритель — только догадывается по «соболезнующим» замечаниям Миши.

Дальше возникают персонажи еще проще: «шустрый парень Миша», тоже музыкант, как представляет его Сергей, но на своей волне, мажорной. Укуренный «гопник на районе» в исполнении Антона Федорова со всеми характерными жестами и интересами. Рефлексы прибившегося к нему малолетнего пацана Вовы (Артур Мухамадияров) вообще обозначены случайно вырвавшейся в эфир песней Игорька «Подождем твою мать». Мать он как раз не ждет, а, воспользовавшись ее отсутствием, ворует из дома золотую цепочку. Толкнув ее с Мишей на вокзале, выпивает пива, курит «чай», отчего, поехав крышей, попадет под колеса автомобиля, в котором мчит после романтического вечера в ресторане к ним же на «стрелку» давешняя парочка.

«Красная птица». Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Вся эта короткая и немногословная пьеса построена и развивается по законам музыкальной композиции с ее политональностью и контрапунктами. Но композиция эта создана диджеем, на вертушке которого, как и положено, две пластинки — одна играет тише, другая громче. Начинается с линии Паши-Сергея, в которую вводится Миша с его «чаем». После чего Паша уходит на второй план, громче выступает Сергей, но уже с Леной, после вновь звучит трек Паши уже с радиодиджеем (Егор Рыбаков). Периодически, как и в любом сете, какое-то время играют обе линии-пластинки. И в этот момент — момент неопределенности — расправляет крылья, бьется и пульсирует та самая «красная птица», которую ловит в своих доморощенных, через усилок на кассетную деку записанных экспериментах Паша. Это и момент рождения трагедии. Ницшеанской, но сведенной на сугубо бытовой уровень, когда эта самая птица «начинает клевать тех, кто ее не видит». Неподготовленного, например, к встрече с ней тинейджера Вову. Она — последнее, что видит он в своем наркотическом бреду.

Собственно, и каждый актер в «Красной птице» играет не как музыкант, который весь с головой в своей музыке, а как диджей, который делится с нами лишь своими эмоциями от прокручивания диска с композициями чужого сочинения. В этой метафоре — попытка показать, как донес до «Практики» Войтек Урбаньски основные принципы школы своего учителя Вениамина Фильштинского. В этом же направлении — актер не равен своему персонажу — работает сегодня и сам Иван Вырыпаев.

И выпущенная «Красная птица» легко вписывается в текущий репертуар «Практики» —аккурат между вырыпаевскими «Иллюзиями» и теперь уже предпоследней премьерой театра — «Кеды». Демонстрируя «Кедам», на какой еще уровень можно вытащить текст, если не слишком увлекаться творчеством Лаймы Вайкуле…