Петербургский театральный журнал
Блог «ПТЖ» — это отдельное СМИ, живущее в режиме общероссийской театральной газеты. Когда-то один из создателей журнала Леонид Попов делал в «ПТЖ» раздел «Фигаро» (Фигаро здесь, Фигаро там). Лене Попову мы и посвящаем наш блог.
16+

4 февраля 2013

ПОЧЕМУ НЕЛЬЗЯ ЧИТАТЬ ЭТУ СТАТЬЮ

И. Вырыпаев. «Танец Дели».
ТЮЗ им. А. А. Брянцева.
Режиссер Дмитрий Волкострелов, художник Ксения Перетрухина.

На «Танец Дели» Дмитрия Волкострелова в ТЮЗе идти надо. Но лучше это делать в том случае, если о пьесе у вас остались лишь смутные воспоминания, рецензий на спектакль вы не читали и фильма Вырыпаева не видели. Причем фильм и пьеса — еще ладно, а вот статьи точно читать нельзя. Потому что критики — спойлеры.

Тюзовский «Танец Дели» — это комбинация приемов, которые Волкострелов уже давно использует. Как и в «Злой девушке», здесь на первое место выходит даже не отношение актера к тексту (не говоря уж об исполнении роли в привычном смысле слова), а его нейтральное воспроизведение. Как в «Shoot/Get Treasure/Repeat», важно соотношение видеопроекции и живого плана. Поэтому вся смысловая нагрузка приходится на слово.

«Танец Дели» состоит из семи мини-пьес. Каждая — вариант развития событий в одной и той же истории: Катя полюбила Андрея, а он полюбил Катю, потому что ее танец Дели, увиденный им в Киеве, помогает ему принять все ужасы, страдания и боль этого мира. Когда Катя первой призналась в любви, Андрей наврал, что любит свою жену, но потом вернулся к Кате и сказал правду. Его жена Ольга отравилась, когда узнала об этом.

Важно, что место действия остается одним и тем же: безликий приемный покой в больнице, где меняются только рекламы лекарств. И каждая пьеса-вариация отличается от другой тем, что в события вклинивается смерть одного из персонажей, которая отменяет логику линейного рассказа. Например, Алина Павловна, мама Кати, то умирает от рака желудка в начале первой пьесы или в середине второй, то не умирает (ей сделали удачную операцию) в третьей, а в пятой она даже переживает свою дочь. Каждый персонаж в этом спектакле окажется за кулисами — в небытии. Каждый переживет смерть близкого человека. Постоянный рефрен: «Она умерла, а я ничего не чувствую». Но, несмотря на вариативное чередование смертей героев, события развиваются все-таки в хронологическом порядке — от признания Кати до смерти Андрея. Смерть становится лакмусовой бумажкой для всех интеллектуальных схем, которыми людям удобно руководствоваться в жизни. Можно ли «отпустить» Освенцим, строить счастье на чужом несчастье или превращать неподдельное страдание коровы на бойне в красоту, как это сделала Катя, переведя боль от ужаса, испытанного на индийском рынке, на язык прекрасного танца?

Сцена из спектакля.
Фото — С. Левшин.

Волкострелов, словно следуя логике Вырыпаева, предоставляет выбор: можно пройти в одну часть зала или в другую. Там зрители оказываются перед выгородкой из белых панелей, закрытой белыми жалюзи до пола. На них возникает видеопроекция: актеры, произносящие текст, крупным планом. Затем жалюзи открываются, и актеры читают текст уже на любительские камеры, которые стоят тут же. И здесь возникает сомнение: эти сцены отсняли заранее или все происходит в реальном времени там, за стеной белой коробки — приемного покоя? Куда ведет дверь в глубине — на другую, зеркально отраженную, игровую площадку или все-таки за кулисы?

Это сомнение держит зрителей в тонусе добрую половину спектакля, пока не выяснится, что сценограф Ксения Перетрухина сделала две идентичных коробки-кабинета из белых панелей с меняющейся рекламой лекарств или видами европейских городков. Для одной части зрителей жалюзи закрыты, для другой — открыты. В следующей сцене — наоборот. Видео и живой план чередуются с точностью метронома, пока в седьмом, финальном, эпизоде не станет видно сразу и видео, и актеров. Дверь открывается, догадка, что есть еще одна комната, подтверждается — видно жалюзи с другой стороны.

Сцена из спектакля.
Фото — С. Левшин.

Больше «ловушек» для зрителей не предусмотрено. Поэтому нельзя читать статьи о спектакле заранее — станет скучно уже на четвертой пьесе. Актеры принципиально ничего не играют, не дают своего отношения к тексту, произносят реплики «никак». Единственное, что они себе позволяют — улыбнуться оттого, что ладно их произнесли. На этот раз Волкострелов работал с опытными актрисами ТЮЗа, незнакомыми с его стилем, — Марией Сосняковой, Надеждой Шумиловой и Татьяной Ткач, но они присвоили такой способ существования не хуже молодых актеров Алисы Золотковой, Аделины Червяковой и Андрея Слепухина, занятых в «Злой девушке» — предыдущей работе режиссера в этом театре.

Кто какую играет роль, в «Танце Дели» Волкострелова неважно: танцовщиц — три (Аделина Червякова, Алена Бондарчук и Алиса Золоткова), Андреев — двое (Андрей Слепухин, Иван Стрюк), Пожилые женщины и Алины Павловны в исполнении Марии Сосняковой, Надежды Шумиловой и Татьяны Ткач тоже постоянно меняются. Только Александра Ладыгина во всех пьесах остается Медсестрой в белом халате. Она и оказывается протагонисткой спектакля: постоянным наблюдателем, проводником из одной сценической коробки в другую — идентичную, но с другими лицами. Разницы же нет никакой — все ничего не чувствуют, все даже не беспокоятся об этом, а только наворачивают километры слов.

Волкострелов предоставляет, конечно, выбор между двумя точками зрения, и можно сходить в другой зал, увидеть сцены, только что бывшие на видеопроекции, вживую. Но это не более чем иллюзия выбора, смыслы от этого не изменятся.

Такой вот театральный минимал.

Комментарии 4 комментария

  1. fialta

    Если бы не видела спектакля, упрекнула бы автора в пустом пересказе. Но так как видела — отличный текст! Добавить нечего. Единственное, что идти надо, если других работ Волкострелова не видели, ибо приемы кочуют из спектакля в спектакль и уже порядком надоели.

  2. Марина Дмитревская

    Соображение первое. Не нужно никого обманывать: такое делается за три дня на лаборатории как читка. Такое мы видели. Много. Часто. Не хуже, но с меньшей важностью лица. Никаких смыслов эта пустота не родит. В данном случае (в отличие от «Shoot/Get Treasure/Repeat», где много содержательного и интересного) король — абсолютно голый. «Фокус» с живым планом и следящей камерой разгадывается после первых трех эпизодов. Смысл фокуса неясен: не все ли равно следить за живой читкой или за читкой на экране? Это смыслов не прибавляет.

    Соображение второе. В «Shoot/Get Treasure/Repeat» дано столько вариантов взаимоотношений камеры и актера, видео — и живого лица, что режиссер сам себя невольно обобрал: каждый следующий раз будет эксплуатацией того, что мы уже видели.

    Соображение третье. Чтобы превратить боль в красоту и блаженство, боль надо чувствовать. Только после этого ее можно рассказать. Рассказать о боли, не чувствуя ее, нельзя. Если боли не чувствуешь, то красота и блаженство недостижимы. Слова по всем этим поводам сами по себе ничего не значат и умножают стеклянную пустоту. А в «Танце Дели» именно стеклянная, безжизненная пустота, созерцание которой скучно.

    Соображение четвертое. Не моё. Кибирова.
    Даешь деконструкцию! Дали.
    А дальше-то что? А ничто.
    Над грудой ненужных деталей
    Сидим в мирозданье пустом.

    В данном случае сидим не над грудой деталей, а просто в пустом. Даже и деталей-то нет.

  3. gala_spb

    Всегда интересовалась Вырыпаевым, и всегда не могла его до конца принять (или — понять?). Все время останавливало ощущение пустоты, которое появлялось в результате. И вот, его фильм «Танец Дели» в первый раз не вызвал этого ощущения, я так прониклась историей, так вдруг увидела живых людей, с их болью, с их мыслями, сложностями, мнениями, которые я м.б. до конца и не разделяю, но готова обдумывать. И текст Вырыпаева, всегда очень интересный, оказался для меня еще и живым.
    Я сразу же пошла на спектакль, чтобы, не потеряв ощущения от фильма, увидеть это историю под другим углом. И увидела — того же Вырываева, каким он был (для меня) до «Танца Дели», пустым, отстраненным, неживым и бесчувственным. Если бы я не видела только что фильм, подумала бы: «Ну, все как и всегда!».
    Мне показалось, что сам Вырыпаев изменился, а Волкострелов — нет, режиссер не увидел этого изменения и остался в тех же границах.

  4. Алексей Пасуев

    Я, наверное, самый прозорливый — приём с двумя сценами разгадал где-то к середине второй пьесы. А вот откровенно скучать (права Софья) начал действительно где-то с четвёртой. До этого, не скрою, с огромным интересом следил (на экране и в живом плане) за работой Волкострелова с актрисами старшего поколения — как они, впитывая его эстетику, меняли её и, одновременно менялись сами — это дорогого стоит. Но спектакль не об этом — а опять о фальши и пустоте — посредством фальши и пустоты. Масло масляное. Тупик.

Добавить комментарий

Добавить комментарий
  • (required)
  • (required) (не будет опубликован)

Чтобы оставить комментарий, введите, пожалуйста,
код, указанный на картинке. Используйте только
латинские буквы и цифры, регистр не важен.

 

 

Предыдущие записи блога