О режиссерской лаборатории в Волгоградском Новом экспериментальном театре

В Волгоградском НЭТе (Новом экспериментальном театре) второй раз прошла лаборатория под руководством Олега Лоевского. К чести театра надо сказать, что коллектив оказался к эксперименту готов. И труппа, и цеха, и все службы театра достойно выдержали этот пятидневный марафон. Но самое главное (что бывает далеко не всегда), все три эскиза оказались настолько удачными, что директор театра Ангелина Шершень в финале лаборатории объявила, что все они будут взяты в работу. И это очень важное решение. В прошлом году, когда я познакомилась с некоторыми спектаклями НЭТа, стало понятно, что театр живет в своем легендарном прошлом (эпоха народного артиста РФ Отара Джангишерашвили, создавшего этот театр). До сих пор «визитной карточкой» театра является спектакль «Ромео и Джульетта», созданный в 1989 году, и первый Ромео сегодня уже играет одного из глав семейств. Все это, конечно, прекрасно, и легенду надо сохранять и подновлять. Но время движется неумолимо, театральный язык за эти десятилетия поменялся уже не раз, и пора доказывать, что название свое театр оправдывает. Итоги лаборатории это прекрасно продемонстрировали.

Сцена из эскиза «Герой нашего времени».
Фото — Евгения Калашникова.

Александр Огарев режиссер с таким бэкграундом, что меня всегда удивляет, когда он бесстрашно бросается в лабораторные опыты, и всегда восхищает результат. Наверное, он таким образом спасается от штампов, которыми не только актеры, но и режиссеры обрастают, как корабль ракушками. На этой лаборатории времени у него было совсем мало. А взял он для работы ни много ни мало — «Героя нашего времени». Правда, не роман Лермонтова, а пьесу Анастасии Букреевой. Это все же не инсценировка, как было указано в программке, а именно пьеса со своей композицией, совершенно отличной от романа. И главное, с сегодняшним взглядом на героев, сообразующимся с требованиями «новой этики». Словом, это для тех молодых зрителей, которые, читая роман сегодня, не могут понять и принять многие мысли и поступки его героев. Понятно стало и то, что люди постарше, наоборот, не смогут смириться с сегодняшним взглядом на лермонтовских героев. Это показало уже даже обсуждение эскиза. И здесь театру придется всерьез потрудиться, не отделываясь привычной фразой: «А если хотите точно по Лермонтову, почитайте роман, лежа на диване». Волгоградская театральная публика воспитана в традиционной эстетике и всякий нелинейный театральный текст воспринимает непросто.

Сцена из эскиза «Герой нашего времени».
Фото — Евгения Калашникова.

Огарев охватил своим эскизом театральное пространство большой сцены и даже зала. По зрительским рядам у него пробирался Печорин, на балконе над зрителем зависал Грушницкий, Вера со стариком мужем, который держался за скандинавские палки, брели через зал; все герои все время ходили по самому краю сцены, рискуя свалиться на головы зрителей первого ряда, и в самые рискованные моменты все прыгали в бассейн. В эскизе было много скрытых и явных цитат: рисунки самого Лермонтова на экране, изображение его картины вместо ковра, который Печорин перекупал у Мэри, врубелевско-лермонтовский Демон; гулкое эхо, которое все время напоминало о горах; монетка, которая подбрасывалась и со свистом возвращалась почти с небес; строки из драмы Лермонтова «Маскарад», которые прозвучали из уст Печорина (хотя, на мой взгляд, этот сегодняшний Печорин ну никак не мог их произносить). Методом игрового театра Огарев владеет прекрасно. Это была именно театральная игра, полная иронии, намеков, догадок, игр с цветовой символикой, самых разных типов театра, включая театр кукол. И, надо сказать, артисты с удовольствием купались не только в бассейне, но и во всей этой стихии игры.

Сцена из эскиза «Герой нашего времени».
Фото — Евгения Калашникова.

А что все-таки Печорин? Какой он сегодня? В исполнении Михаила Инчина он пустой человек, забавляющийся порывистой и наивной влюбленностью княжны Мэри (Анастасия Фролова), воспользовавшийся последней страстью умирающей Веры (Ксения Посохова), издевающийся над глуповатым, но не подлым Грушницким (Евгений Михайленко). На обсуждении я сказала, что все-таки несправедливо, что во время дуэли с Грушницким Печорин стреляет первым. В романе — первый выстрел за Грушницким. Сейчас я понимаю, что в контексте пьесы Букреевой первым и должен стрелять Печорин. Пустому его сердцу не жаль никого. Конечно, в эскизе намечены только общие черты всех героев. Время для более глубокого анализа у режиссера и артистов будет.

Второй эскиз был поставлен Митей Егоровым по известной пьесе Коки Митани «Академия смеха». Режиссеру Егорову этот театр уже знаком. (После первой лаборатории в НЭТе идет его спектакль по пьесе Антонова «КЯППК».) Напомню, что действие пьесы Митани происходит в Японии, в 1940 году. И текст роли Цензора наполнен фразами «такое время сейчас наступило для всей нации, что весь народ должен сплотиться воедино…», «взять, да и закрыть все театры и запретить все спектакли…», «не время нам теперь веселиться и предаваться утехам…». Пьеса представляет собой напряженный диалог двух героев: Цензора — Мацуо Сакисаки, и Автора — Хадзими Цубаки. Ничего в ней нет, кроме встреч этих двоих. И здесь очень важно показать постепенное «втягивание» Цензора в процесс творчества. И если режиссеру удается сделать именно такой разбор, а актеру — сыграть этот процесс, то мрачная, почти беспросветная драма обнаруживает совершенно иную природу. И получается не про то, как цензура убивает искусство (хотя эта тема никуда не уходит), а про то, как искусство побеждает цензуру. Здесь — получилось.

Сцена из эскиза «Академия смеха».
Фото — Юлия Мукан.

Олег Алексеев сыграл честного и совсем не подлого чиновника, который поначалу почти оскорблен порученным ему делом. Эти вот его «не время предаваться…», «закрыть все театры…» — это еще и от возмущения, что его заставили заниматься такими никчемными вещами, как комедия, написанная каким-то никчемным автором. Главное, что блестяще удалось артисту: он отлично сыграл человека, абсолютно лишенного чувства юмора. Просто физически ощущались его интеллектуальные мучения и честные попытки вникнуть в то, почему людям бывает смешно. И чем серьезнее он играл, тем смешнее становилось действие. Автор (Максим Чекашкин) нервничал, суетился, пытался любыми путями добиться разрешения своей пьесы, и напряжение все время нарастало. Противостояние двух героев заканчивалось неожиданно: Автора мобилизовали на фронт, и все ценности для него поменялись мгновенно. Уже не важно стало, разрешат пьесу или нет. Тем более, было понятно, что нет. И пришло ощущение свободы.

Сцена из эскиза «Академия смеха».
Фото — Юлия Мукан.

Чекашкин прекрасно сыграл это освобождение, это свободное, ничем не стесненное дыхание. В последней сцене перед нами был другой человек. Уверенный в себе, достойно встретивший «удар судьбы». И вот тогда суетиться и заискивать начал уже Цензор. Этот эскиз не только о том, что такое противостояние цензуры и художника. Он об обретении свободы. И о том, как это опасно для власти. А как остроумно придумана музыка в эскизе! Известно, как японские ВИА всегда любили русские песни. То ли мелодический строй совпадал, то ли душевный… Словом, и тут все совпало. Очень известные русские мелодии, исполненные японцами, мягко аккомпанируют всем темам эскиза.

Сцена из эскиза «Космос».
Фото — Юлия Мукан.

Последний эскиз поставил Владимир Данай по пьесе Алексея Житковского «Космос». Режиссер очень точно определил природу конфликта героини, женщины, чье детство и юность пришлись на 90-е годы. А это ведь совершенно особая по стойкости порода русских женщин. Учительница английского языка Татьяна (ее отлично играет Екатерина Мелешникова) живет в абсолютно иной реальности, нежели та, которая ее окружает в городе Бугульме. (Бугульма здесь — мем, знак, подставить можно какой угодно город из сотен маленьких городков России, чья жизнь в девяностые действительно превратилась в кошмар.)

Татьяна выросла и выстояла в те годы, когда почти все мальчики-одноклассники оказались на кладбище. Кого убили, кто «скололся». А она вот стала учительницей. Но с окружающей ее жизнью она не то чтобы не в ладах, она ее люто ненавидит. Для нее и сын (Алексей Филиппов) от нелюбимого мужа, и такая же несчастная, как она, подруга (Вера Шаркова), и коллеги по школе (смешные, шаржированные, очень узнаваемые) — невыносимы. Она живет в состоянии бреда, грез, она общается с фантомами — с Микки Рурком (Артем Филимонов), с бывшим одноклассником-космонавтом (Виталий Мелешников), даже с давно умершим мужем Эльдаром (Сергей Викторов). Все эти призраки, окружающие ее, для Татьяны гораздо реальнее, чем живые люди. К финалу она окончательно сходит с ума, потому что и в душе ад, и в жизни — ад.

Сцена из эскиза «Космос».
Фото — Юлия Мукан.

Режиссер заострил все события пьесы, убрал даже намеки на быт, а главное — поместил все действие в пространство игры, где все перемешано, и все происходит как бы в ее голове: кладбище с крошечными кучками земли и крестиками из палочек, школа, сын, которого она не видит и не слышит, все эти Микки Рурки и космонавты, до кучи — телевидение, которое добавляет абсурдности всему происходящему. В итоге она берет доску и этой доской убивает всех подряд. Но и это тоже в ее голове. В финале пьесы сын приходит к матери и сообщает ей, что уходит в армию. Сейчас этот финал воспринимается совершенно по-другому, нежели несколько лет назад. А она совсем не слышит его, единственного человека, пытающегося докричаться, дозваться ее. И фактически, он уходит погибать.

В эскизе много иронии, печали, боли. И он сочинен как раз на том современном театральном языке, который так необходим сегодня театру. Очень хочется, чтобы все премьеры состоялись. Надеюсь, что все они расширят реальность, в которой живет Новый экспериментальный театр, и привлекут нового зрителя, вступят с ним в живой и напряженный диалог.