«Вместе целая страна».
Большой Санкт-Петербургский государственный цирк (Цирк Чинизелли).
Режиссер Виктория Коновалова, композитор Святослав Мелик.

Цирк во все времена блестяще встраивался в контекст и успешно использовал его. В этом вовсе нет ничего плохого, зритель голосует рублем, цирк этот рубль очень ценит. Так, в эпоху наполеоновского культа во Франции не было места популярнее, чем цирк с его вереницей мимодрам о маленьком капрале. А когда в России в начале XX века усилились черносотенные настроения и цирк как зрелище иностранное оказался под прицелом, антрепренеры и директора сделали ставку на пантомимы с патриотическим сюжетом и накалом. И тоже совсем не прогадали.

Сцена из спектакля.
Фото — архив цирка.

Совпадение даты премьеры нового спектакля Цирка Чинизелли «Вместе целая страна» с днем присоединения ДНР и ЛНР в этом смысле имеет характер мистической случайности, однако совершенно в духе цирковой логики. История учит, что цирк первым реагирует на общественный запрос, так что попытки режиссера Виктории Коноваловой по созданию на манеже «полотна необъятной России» вполне в духе времени. Ее пространная цитата в похудевшей до двух листиков программке (а когда-то это были многостраничные красочные и богато иллюстрированные буклеты с историческим и тематическими блоками) разъясняет режиссерский замысел, и цитата эта нужна — без комментариев представление кажется произвольным подбором визуальных элементов при полной нестыковке драматургических ходов. Хотя петербургский зритель настолько к этому привык, что, видимо, давно полагает, будто иначе и не бывает. Тем временем лучшие программы Росгосцирка колесят по другим городам и весям, а цирк Северной столицы оказывается выгодной площадкой для некассовых программ.

У спектакля нет художника, и манеж становится прибежищем бесконцептуальной пестроты. С одной стороны — интересные решения с крупными объектами: смешной раскорячившейся коровой, месяцем, солнцем, витающими где-то под куполом. С другой — чересполосица в костюмах. Часть из них, вплоть до собачьих комбинезонов, варьируют сразу в нескольких номерах тему цветов российского флага. Кумачовые рубашки оркестра отсылают не то к Великому Октябрю, не то к русским косовороткам. Столь же невыразительны и аллюзии в стилизации национальных костюмов северных народов, идентифицировать которые невозможно. Спектакль оказывается замесом из этнографических, фольклорных, сказочных и злободневных мотивов, нанизанных на цирковое искусство и приправленных к тому же попытками выйти на территорию кукольного театра.

Сцена из спектакля.
Фото — архив цирка.

Уже в прологе режиссер пытается устроить в манеже грандиозный аттракцион с катанием с горки, снеговиками, хулиганящими клоунами, и это кажется многообещающим ходом, отсылающим нас к традиции русских народных праздников, где горка всегда была неотъемлемым атрибутом, да и зима — чуть ли не главным временем года, которое умасливали с особенным рвением. Но горку в форганге быстро сменяют снопы, остающиеся на месте уже до самого конца. Персонажи спектакля — Петрушка и Акулина — оказываются, как это часто бывает в цирке, в системе роуд-муви. Каждый номер — какой-то отдельный мир, который надо преодолеть. В промежутках — интермедии с куклами, в том числе с Петрушкой, смыслы которых остаются непонятными до конца. То, что цирковые артисты не умеют обращаться со сценическими куклами и носят их, как мочалку на палке, не удивляет совсем. Они, как говорится, не на того учились. Удивляет, что этого не видит постановщик, не видит того, что куклы в ряде сцен просто пропадают в пространстве манежа, оказываются элементарно невидимы. В результате практически все появления артистов с куклами в руках утрачивают ту смысловую нагрузку, которую они должны были нести и о которой приходится только догадываться. На эти технические погрешности накладываются и драматургические лакуны. После «страшного» нападения Бабы-яги на кукольного Петрушку этот самый Петрушка появляется в следующей сцене живехонек и целехонек, точно кровожадная Баба-яга не съесть его хотела, а зельем облила и в живого, нарядного молодца превратила.

Сцена из спектакля.
Фото — архив цирка.

Но если драматургическая, сценарная часть оживляет повсеместно встречающиеся цирковые штампы, то в музыкальной части представление можно считать авангардным — вся музыка к спектаклю написана композитором Святославом Маликом, к исполнению привлечена группа «Терем-квартет». Подобный симбиоз по нынешним временам, когда из цирка в принципе исчезает оркестр, не просто удавшийся эксперимент, но очень важная художественная заявка.

Спектакль щедро приправлен «закадровыми» сентенциями из вокабуляра прошлых времен о роли трудового народа и о Петрушке как образе этого самого народа («Петрушка побеждает всех и вся. В наивном образе трудовой народ воплотил себя… Именно он, трудовой народ, преодолеет вся и всех»). Подобные аллюзии — авторский взгляд: в оптике Виктории Коноваловой Петрушка — не известный нам бунтарь-хулиган, но умильный сладенький герой. Логично, что Петрушка здесь нужен именно в этом качестве, ведь главным оказывается восхваление и прославление страны. В прологе закулисный голос говорит, что Россия — это «семь синих морей», «океан земель», «меховая щетина бесконечных лесов» и «единство разностей и соборность свободная». В финальных торжественных куплетах обозначено главное: «Цирк — искусство для народа. В нем — сила, правда и свобода… Нерушимая страна. Вместе — целая, неделимая, нерушимая страна».

Сцена из спектакля.
Фото — архив цирка.

Несмотря на то что Виктория Коновалова позиционирует себя как ученицу Виктюка, в ее спектакле не отыскать элементов почерка мастера. Визуальная форма распадается, содержание и тексты полны выспренностей, провокации не случается, на эстетство нет даже намека. Досадно и невнимание к мелочам: от постановщицы ускользнул даже тот факт, что в номере акробатов на дорожке артисты выбегают в одном и том же порядке несколько раз — сперва артист в розовом трико, потом в бирюзовом, затем в красном и в заключение в зеленом. И так четыре или пять раз: розовый-бирюзовый-красный-зеленый, розовый-бирюзовый-красный-зеленый…

Спасение постановочных промахов, как всегда, отдано на откуп артистам, но программа сформирована так, что коллектив немногочислен, и почти все артисты работают как минимум по два номера. Трюковая часть не спасает, разве что пудели под управлением Надежды Чеботы обеспечивают традиционную зрительскую реакцию «собачки милые, детям нравится».

По-настоящему живого отклика зала добиваются клоуны. Трио «Без носков» вернулось в Петербург и вообще в Россию после долгого отсутствия, и за это время в их манере появились уверенность, элегантность, легкость исполнения и уверенная работа со зрителем. Их фирменная реприза с фотоаппаратом обрела завидный баланс между точно выверенными акцентами и неотъемлемой в клоунском деле импровизацией. Артем Бабинов, Максим Карпов и Константин Копейкин, в прошлом драматические артисты, выстраивают каждых свой выход, опираясь не столько на цирковое искусство или его элементы, сколько на свое понимание драматического конфликта и грамотное сочетание всех элементов клоунской репризы. И вот это обстоятельство и является спасительным для программы в целом — зритель ждет именно клоунских выходов.

Сцена из спектакля.
Фото — архив цирка.

В последние годы у Цирка Чинизелли неважный послужной список. Компания «Росгосцирк» предпочитает использовать свой петербургский стационар для обкатки сырых неконцептуальных программ. И если раньше страдала только постановочная часть, то нынешний спектакль недвусмысленно демонстрирует слабость и в трюковых элементах. Ждать, видимо, уже нечего. Как и смотреть.