И. Вырыпаев. «Июль». Театральный проект «Август» (на сцене театра «Особняк»).
Режиссер Дмитрий Волкострелов
Эта пьеса, уже названная московской критикой «самым страшным и самым сильным текстом новой русской драмы», известна публике по спектаклю Виктора Рыжакова в «Практике» (2006), где была сыграна замечательной актрисой Полиной Агуреевой. Дмитрий Волкострелов не вступал в сознательную полемику с предшественником, более того, на тот спектакль «принципиально не ходил» (см. интервью), а в течение трех лет вел самостоятельный поиск «ключей» к этому странному, завораживающему монологу. Монолог этот — а речь, напомним, идет о маньяке-каннибале, дурдоме и т. п. — исполняет в петербургской версии Алена Старостина, выпускница Мастерской Льва Додина, и, честно скажу, мне трудно подобрать слова (как же убог мой театроведческий лексикон!..), чтобы описать, КАК это происходит…
Хрупкая, бледная девушка в черном, пепельно-русые волосы небрежно сколоты на затылке, аристократически тонкие руки (в них — книжечка с текстом пьесы), бархатно-низкий голос. Красива поразительно — но какой-то нетелесной красотой. Словно и не человек — некая сущность, абстракция. В спектакле, максимально очищенном от быта и «жизненных соответствий», наверное, и не могло быть по-другому — но поразительно, как интонации актрисы, ее скупые жесты, полуулыбки, движения — все гармонично, и работает на смысл. Он ясен: создателей «Июля» не интересуют перипетии судьбы престарелого людоеда и его рефлексии, здесь — метаморфоза Текста: от некой истории — к чистой, высокой поэзии.
Скажу больше: в отличие от варианта «Практики», Текст у Волкострелова — Старостиной практически не слышен — а слышно его ЗВУЧАНИЕ. Это ни в коем случае не отменяет ни живой эмоции, ни динамики. В начале артистка будто «пробует на вкус» предложенную ей роль, как пробуют незнакомый напиток; делает паузы, словно осмысливая прочитанный фрагмент, кажется, даже иронично качает головой… потом погружается, временами — отстраняется, «сживается» — и вновь становится актрисой…
Пространство камерной сцены, традиционно предполагающее (тем более, в моноспектакле) некую доверительность, исповедальность, в «Июле» решено так, что, напротив, лишает зрителя иллюзии «беседы» с персонажем (а кто — персонаж?..), зато дает ощущение СОпричастия. Экран, куда проецируются ремарки — ход в лучшем смысле слова формальный, и не иллюстративный: именно там появляются — белые на черном фоне — слова, слова, слова…
Смотрите. Читайте. Слушайте.
Июль совсем скоро…
Не видела «Июля» ни там, ни там, только читала. Про формальный эксперимент с Текстом — понимаю. Про грацию актрисы понимаю. А СМЫСЛ-то в чем? Послание, так сказать? Чисто формальное содержание или есть некий «человеческий голос»? Как это тогда соотносится с историей как таковой?
Всё по историям, да по историям)))
Смотрел спектакль «Практики»… Как нечто оригинальное — вполне даже сносно, но для меня лично театр — это сопереживание, перевоспитание, осмысление. Ничего подобного из «Июля» я не вынес. Всего лишь талантливо исполненный монолог по не слишком талантливому тексту, претендующему на оригинальность. Так понимаю, что в Петербурге далеко не ушли. Но схожу
Мне как раз показалось, что от практики ушли. и если в начале спектакля были какие-то даже интонационные совпадения с тем, как ведет свою роль Полина Агуреева, то в дальнейшем актриса приближается к тому, что здесь назвали человеческим голосом. Самое удивительное — это в себе обнаруживать сочувствие (казалось бы — при этом тексте, исключающем подобную амплитуду человеческих эмоций) по отношению не к этому персонажу, но к той внутренней силе, душе, тому мучающемуся сознанию, духу, страдающему, влюбленному, принимать и сливаться с высокой поэзией, в которую перерастает этот текст. Конечно, нужно посмотреть еще раз, чтобы понять — привиделось ли это, не показалось ли, так ли ты понял режиссера, но эмоция была очень сильной и человеческой.