М. Горький «Дачники».
Театр Поколений.
Постановка — Эберхард Келер, Кристофер Баррека, Данила Корогодский.
Художник Джеффри Айзенман
В спектакль «Дачники» мы попадаем без разбега, сразу же оказываемся в гуще кипящих страстей, в сердцевине клубка взаимоотношений: все уже давно началось, хотя нам еще и непонятно, кто здесь кто. Не только кто кого играет, кому кем приходится, но и кто здесь актер, а кто зрители. Нет ни сцены, ни зрительного зала, ни дачи, ни лета. Есть пространство театра, есть страшноватое и многофункциональное помещение на Лахтинской 25 А, есть стулья (не театральные, а пластиковые, как в дешевых уличных кафешках), расставленные рядами, и люди в сегодняшних одеждах. Они прямо с места что-то выкрикивают, о чем-то спорят, ссорятся, и не сразу понятно — это маловоспитанные зрители, или уже герои Горького. Оказывается, что это уже дачники, и что спектакль, как это всегда бывает в Театре Поколений, начался раньше, чем мы приготовились его воспринимать, нам еще надо сделать небольшое усилие, чтобы влиться в этот мир.
А воспринимать спектакль не просто, потому что режиссеры постоянно мешают этому. Как только начинаешь вчувствоваться в ситуацию, с трудом понимать «кто кому и о чем», как тут же тебя поднимают с места, пересаживают и переставляют стул, и когда ты усядешься, то видишь уже совсем других людей, выясняющих совсем другие отношения. Поэтому все действие распадается на отдельные паззлы, которые складываются (а в некоторых случаях еще пока не складываются) в картину только к финалу. Первый акт состоит из коротких, иногда в несколько реплик, иногда более развернутых сцен, в которых перед нами предстает вереница всевозможных «страстей человеческих»: тут любят, не любят, томятся, скучают, ждут, не ждут, ненавидят, завидуют. Пока еще непонятно кто эти люди, какие они и почему они здесь все вместе собрались. Да, собственно, где — здесь, тоже неясно. Во втором акте спектакля, появляется место действия: доски купальни, на которых все те же люди, но уже в неглиже, лежат, спят, сидят, занимаются сексом, и по-прежнему беспрерывно выясняют сложные отношения. Сексуальный угар, празднословие, лень, жара и скука пронизывают эту сцену.
В третьем акте, под занавес дачного сезона, все запутанные истории и отношения не распутываются, а обрубаются, чаще всего грубо, тупо и бессмысленно. Эту линию «страстей человеческих» ведут актеры, и делают они это подробно и наполнено. На момент премьеры именно эта — человеческая линия — была наиболее простроена режиссерами и осуществлена актерами.
Но постановщики не дают актерам и зрителям целиком погрузиться в семейные и любовные переживания персонажей, как только мы начинаем верить в подлинность происходящего и сопереживать, нам тут же напоминают, что это — театр. Актеров вынуждают, отыграв драматическую сцену, тут же, как ни в чем не бывало переставлять стулья, таскать столы, пересаживать зрителей. В первом действии в театр играют еще персонажи, это они выстраиваются на подмостках и распевают «Песнь о буревестнике», или читают монолог Нины Заречной. Но в третьем акте, это уже не герои, а сами актеры: хмурый помреж (Светлана Смирнова) то и дело останавливает спектакль в напряженные и драматические моменты, для того, чтобы поменять актерские составы, или заставить заново проиграть сцену с другой задачей, некоторые актеры меняются ролями, и доигрывают совсем не те роли, которые начали. Зрители на этом спектакле не могут комфортно дремать в креслах или следить за историей, потому что им все время приходиться «пересаживаться», как в прямом смысле: со стула на стул, так и внутренне: только истории начинают проясняться, как тут же все обрывается и начинается что-то совсем другое. Какое-то время даже внутренне негодуешь на постановщиков, что они «мешают» смотреть спектакль, но постепенно начинаешь понимать, что главное здесь не история человеческих взаимоотношений персонажей Горького; и не вторая линия: театр, который взялся сыграть длинную пьесу Горького и сам над собой иронизирует, а вероятно, самое важное — сквозная тема, которая сперва едва заметной нитью, а потом все явственнее проходит через весь спектакль. Основная тема это — исследование того, что такое интеллигенция. Что такое советская интеллигенция, что такое русская интеллигенция в начале ХХI века, каков генезис и свойства нынешних «дачников» и каковы перспективы. Тему эту постановщики развивают рационально, все эмоциональные сцены скорее мешают и противопоставляются этому рассудочному исследованию. Например, в первом акте на лекции, устроенной Марьей Львовной (Любовь Левицкая), появляется некий «декоратор» — сам Данила Корогодский. Открыв ноутбук, он читает текст про советскую интеллигенцию, в конце которого автор делает вывод, что именно сейчас и может вырасти поколение идеальной интеллигенции. Читает он долго, совсем не заботясь о развлечении зрителей, потому что этот текст и становится завязкой основной темы спектакля.
В финале обе линии — рациональная и эмоциональная сходятся: если раньше основную тему продвигали постановщики, то теперь она перешла к актерам и даже к персонажам. На дачной вечеринке, когда уже все слова сказаны, все романы доиграны, все связи разорваны, двое молодых героев — Варвара (Оксана Рысинская) и Влас (Кирилл Гусев) -восстают против окружающих и обвиняют их. Но их никто не слышит, все «дачники» пьют и танцуют на груде пластикового мусора: они не хотят ничего слышать, и каждую минуту готовы к конформизму, потому что единственная ценность — это их комфортная, ленивая, хмельная дачная жизнь.
Сейчас спектакль больше вызывает вопросов, чем дает ответов. Например: кто такие Варвара и Влас? Если не «дачники», то кто? Какими именно свойствами обладает эта интеллигенция, против которой в финале бунтуют молодые герои? Пока еще в спектакле есть некоторая невнятица и сумбур в выразительных средствах и в поднятых темах. Кажется, что слишком много всего напридумано, и не каждая придумка, не каждая сцена и не каждая мысль стыкуется с предыдущей. В спектакле несколько финалов: когда заканчивается непосредственно пьеса Горького, то вдруг возникает картонный макет театрального портала, и в его «раме» некоторые персонажи произносят монологи — интерпретация последнего монолога ибсеновской Норы. В действии можно найти какие-то смысловые предпосылки проблематики Ибсена, приводящей к такому финалу, но это будет — уже много, хотя актрисы прекрасно и проникновенно делают свои финальные монологи. Пока еще спектаклю не достает внятности, точности и собранности, но, уже сегодня понятно, что когда «Дачники» сыграются и приобретут необходимую стройность, то это будет одна из самых интереснейших и сложных постановок Театра Поколений.
Комментарии (0)