«Пиковая дама». А. Пушкин.
Автор инсценировки и режиссер Владимир Скворцов.
«Дракон». Е. Шварц.
Режиссер Анна Бабанова.
Норильский Заполярный театр драмы им. Вл. Маяковского.

С Норильским Заполярным театром драмы я познакомился в Новосибирске. На фестивале «Ново-Сибирский транзит» он показал «Жди меня… и я вернусь» Анны Бабановой. Спектакль-хедлайнер привлек к «самому северному» внимание публики и критики, ведь в нем языком театра осмысляется трагедия Норильлага. Но, конечно, гораздо сильнее он впечатляет в стенах Заполярного театра  — тут и до мемориала «Норильская Голгофа» (памятники погибшим от репрессий) недалеко, да и погода, вкупе с отстроенными на костях сталинками, дает страшный эффект присутствия в том времени.

В прошедшем сезоне театр выпустил несколько премьер, последними из которых были «Дракон» Анны Бабановой и «Пиковая дама» Владимира Скворцова. Ими решили начать и новый театральный год. Открываться после отпуска такими стилистически непохожими спектаклями — уже своего рода манифест: разнообразие форм, тем, эстетик ставится во главу репертуарной политики. Подтверждается это еще и планами на сезон — главный режиссер анонсировала пару обращений к современной драматургии, спектакль в VR-очках и постановки классики от проверенных мастеров. То есть у театра, очевидно, нет желания сделаться авторским и иметь свой, неповторимый, почерк, зато есть явное намерение воспитать публику, принимающую театр любым, во всех его проявлениях.

Жанр своего спектакля Владимир Скворцов обозначил как «мистическая мелодрама», и если с мелодрамой здесь порядок, то мистика скорее мнимая. Режиссер перекроил текст повести, насытив его несколькими поэтическими вставками и отрывками из либретто Модеста Чайковского. В итоге сюжет получается не линейным — мы легко перемещаемся из детства Лизаветы к смерти графини, а оттуда — к началу пушкинской истории. В таких прыжках проходит первая половина спектакля, второе же действие посвящено только Германну и игре.

Первый акт начинается с криков «Лиза, Лизонька, Лизавета…» — сцена из детства Лизаветы Ивановны. Мама Лизы （Галина Савина) догоняет девочку (Саша Трофимова) и читает ей на ночь книжку. При слове «жених» Лизонька выбрасывает за кулисы игрушку, демонстрируя тем самым, что ей сызмальства мечталось о счастливом браке. Режиссер выдвигает девушку на первый план, и, кажется, что это будет история про несбывшиеся детские мечты. Евгения Камбалина, играющая Лизавету Ивановну, скрупулезно подводит свою героиню к финалу, начиная от подростковых мечтательных взглядов в окно и истерических криков на Германна и заканчивая перенятой от графини холодностью. Даже жаль, что во втором акте акцент с героини смещается на Германна, — могли бы увидеть выстроенную до мелочей историю взросления.

«Пиковая дама».
Фото — архив театра.

После сцены из детства мы переносимся во времена постаревшей графини. И здесь первый сюрприз — ее играет Роман Лесик. В этом переносе нет желания иронизировать над старостью, травестировать графиню. Строго говоря, актер играет даже не постаревшую Анну Федотовну, а умирающего человека. Невидящий взгляд, медленные, замороженные жесты, спокойный голос и холодный смех определяют внешнюю сторону его игры. Возят графиню всегда в инвалидном кресле, либо слуга, либо гувернантки. А любые ее попытки подняться заканчиваются падениями в объятья окружающих. Тонко и точно.

В середине акта зрители, наконец, видят Германна (Александр Носырев) — рыжего, пышущего здоровьем молодого человека в модном пальто. Сначала он появляется мельком — Лизавета заприметила его в окне, а спустя несколько эпизодов он уже врывается к ней в комнату с вестью о смерти графини. Только здесь режиссер возвращается к пушкинской хронологии —рассказ Германна о произошедшем иллюстрируется на сцене с первой главы повести. Томский (Денис Чайников) живо пересказывает историю графини, настолько живо, что на сцену выходит девушка — графиня в молодости （Юлия Новикова）. Именно в нее, в мечту о юной, богатой и умной невесте, и влюбляется Германн. Александр Носырев играет немца совершенно безучастным к жизни всегда, кроме момента появления юной графини. Даже на свое поражение он реагирует не так явно, как на краткие мгновения встречи с ней. Оттого его решение начать охоту за секретом выглядит блажью. А вот погоня за любовью легко вписывается в мелодраматический сюжет.

История любви Лизаветы к Германну, по сути, заканчивается еще в первом акте, когда она говорит: «Вы чудовище», явно подразумевая то, как расчетливый немец использовал ее чувства, а он отвечает: «Я не хотел ее смерти». Правда, Лиза еще решает побороться за рассудок любимого. В версии Скворцова она надевает платье на швабру и таким образом изображает призрак графини, чтобы избавить немца от навязчивой идеи. Причем, за счет поворотного круга и декораций-ширм, расставленных по его радиусу, зрители сначала видят ситуацию глазами Германна — из темноты вылетает белое платье и вещает страшным голосом, — а после поворота мы уже видим спину Лизы и комичную сцену ее попыток спрятаться за «призраком», чтобы не быть обнаруженной.

Итак, Германн от Лизы узнает заветные карты, идет в клуб играть и встречает там Чекалинского. Богач, готовый ставить сколько угодно, которого играет режиссер спектакля, выглядит здесь антрепризной приглашенной звездой. Владимир Скворцов появляется на сцене, кайфуя от происходящего: Чекалинский поет в микрофон песню, пританцовывает рядом с карточным столом, а потом лихо перекатывает его Германну, делая очередную ставку без тени сомнения. Это его сольный номер, и вокруг даже есть ведущие — девочка и мужчина, как часто бывает во время концертов типа «Голубого огонька». Для большего эффекта на сцене появляется барабан, отбивая ритм ожидания результата игры. Для Чекалинского здесь настоящий праздник жизни. Вокруг множество людей, и все так же получают удовольствие от процесса, а вернее — иллюзию удовольствия. То же можно сказать и об иных персонажах: гувернантки красуются перед несуществующими женихами, графиня наслаждается мнимой любовью окружающих, Лизавета — собственными чувствами к Германну. Искусственности происходящему добавляет музыка — сердцебиение звучит в колонках в каждой «напряженной» сцене, а трагические струнные мелодии превращают некоторые отрывки в сериальные эпизоды.

О чем же «Пиковая дама» Скворцова? Наверное, о том, как вредно жить иллюзиями. Германн настолько поверил в собственный вымысел, что уже не смог вернуться назад. В финале Лизавета говорит о том, как устроились все персонажи. Парочки проходят мимо, сама она строго встречает воспитанницу, делая веером жест, характерный для графини Анны Федоровны. У Германна тоже есть пара — это графиня в юности, та девушка, в которую он влюбился по рассказу Томского. Иллюзия, которую он только и мог себе придумать.

«Дракон».
Фото — архив театра.

В «Драконе» Анны Бабановой иллюзиям места уже не остается. Жесткий, предельно конкретный спектакль, где сатирическая сказка Шварца вывернута жуткой антиутопией. Три головы дракона (Илья Розникин, Лариса Ребрий и Евгений Нестеров) ходят в строгих кителях с государственным символом — чем-то средним между трехглавым орлом и значком бэтмена. Горожане в этом городе безмолвствуют вполне буквально — общение между ними происходит на языке жестов. Сам же город в сценографии Ильи Кутянского — это набитый мусорными мешками двор ночного клуба и несколько отгороженных бытовых комнат из 1990-х, где стоят стиральная машинка, холодильник, плита, кухонный стол и телевизор.

В начале спектакля мы видим текст-проекцию на занавесе о том, что, согласно опросам россиян, главным положительным героем нашей культуры назван Данила Багров из балабановского «Брата». Чтобы провести параллель еще более прозрачно, режиссер нарядила Ланцелота в такой же свитер, в каком ходит персонаж фильма, дала ему плеер и включила музыку того же «Наутилуса». В середине первого акта мы видим еще одну аллюзию — Ланцелот разливает воду из кувшина, и она окрашивается в красный цвет. Христос Багров — почему бы и нет? Внешние признаки вроде бы соблюдены, но, как это часто бывает, реальное перевоплощение может произойти только внутри артиста. Александр Жуйков, выбранный на эту роль, кажется, не пытается приблизиться по харизме ни к Багрову, ни к Христу. Он романтично растягивает реплики, затягивая все диалоги со своим участием, подыгрывает себе бровями и равнодушно глядит на происходящее вокруг. В первом же эпизоде он раздает нищим все свои сигареты, оставляя себе лишь одну, за ухом. Делает он это с гордым видом, будто спасает кого-то от смерти. Странно.

Перпендикулярно такому формальному исполнению Инесса Талашевич играет свою Эльзу максимально чувствительной. Нескладная, в квадратных очках, она с первого эпизода заставляет прислушаться к себе. Особенно контраст виден в сцене обоюдного признания в любви: Жуйков протягивает руку к щеке Талашевич, при этом глядя вперед и произнося очередную реплику. В то же время у актрисы буквально начинают краснеть щеки, а глаза моментально становятся влажными и задумчивыми.

«Дракон».
Фото — архив театра.

Еще одной актерской удачей можно назвать роль бургомистра в исполнении Сергея Ребрия. В первом акте он играет человека, изображающего сумасшествие. Грим его нарочито ярок (красные веки, мешки под глазами, вздыбленные волосы), будто бы Бургомистр накладывает его себе сам. После смерти Дракона его не узнать — спокойно выходит к людям принимать поздравления с годовщиной великой победы и встает посреди толпы (такая точная мизансцена, будто снятая с трансляции последнего шествия «Бессмертного полка»). Ребрий в этой роли пародирует сразу нескольких российских президентов. Актер даже в жесткой структуре спектакля находит моменты, чтобы побаловаться с текстом Шварца: чуть продлил паузу между словами, и мы уже думаем, что он и правда рад вызову на бой господина Дракона… разумеется, до внезапного продолжения о том, что это несчастье для всего города.

В спектакле придумано множество фишек, которые сами по себе очень любопытны. Куски реального мяса, которые Дракон раскидывает горожанам в первом акте и кости от которых Генрих раскидывает во втором, — отличная демонстрация отношений народа и власти. Говорящие головы Дракона после поединка, которые проецируются на гипсовые бюсты, — привет из советской действительности. Исполнение песен Цоя и группы «Сплин» на языке жестов, показ по ТВ «Лебединого озера» вместо трансляции боя Дракона с Ланцелотом и выбегающая на сцену балерина с криком «да сколько можно уже!» демонстрируют бесконечность повторения нашей абсурдной реальности. Однако вместе с такими явными метафорами текст Шварца потерял тонкость своего подтекста. Когда все уже сказано песнями, прямыми намеками на вождей и путч 1991 года, артистам практически не остается пространства для игры со словом. От этого порой кажется, что пьеса не хочет въезжать в те рамки, что ей выставили. Диалоги и монологи становятся слишком долгими и лиричными на фоне жести, застроенной режиссером вокруг.

Пожалуй, больше других страдают сцены, где напрямую замешаны чувства. Эльза во втором акте так искренне радуется появлению Ланцелота, что кажется, будто бы ничего жуткого в городе все это время не происходило. Ее подружки, которые в программке обозначены Рыбками (уж не Настями-ли?), так явно пристают к Ланцелоту, что, кажется, Эльзе бы уже открыть на это глаза, но нет — Ланцелот подруг отверг, они пошли танцевать тверк, и Эльза как ни в чем не бывало общается с ними до самого финала. Да и сам Ланцелот вовсе не рефлексирует на тему Дракона внутри каждого человека, он уверен: вместе победим! Бывает, конечно, всякое, но когда режиссер переносит пьесу ближе к современности, да еще и главным героем делает Багрова/Иисуса — не значит ли это, что история бесконечно повторяется, и шансов у этой Вселенной почти не осталось? Такое сочетание постмодернистской жесткости мира спектакля и романтической наивности его восприятия персонажами кажется некоторой неопределенностью, если не сказать наивностью.

В финале звучит песня «Гни свою линию» группы «Сплин». И это уже не только про Ланцелота. Анна Бабанова как главный режиссер вместе с директором Светланой Гергарт тоже «гнут линию» — в Заполярье режиссеры пробуют любые театральные жанры и формы. На то, чтобы этих проб было больше, направлена, например, местная лаборатория для молодых режиссеров «Полярка». А значит, новые формы в Норильск несомненно придут. Осталось только определиться с содержанием.