Буквально сейчас на Моховой Григорий Козлов завершает набор нового актерского курса. А мы рассказываем о только что выпустившемся.

Наверное, не каждый выпускной курс Петербургской театральной академии становится известным всему Петербургу (а после участия в off-программе «Золотой маски» в марте 2014-го и всему театральному сообществу страны), еще будучи студенческим. Курс Г. М. Козлова, окончивший Академию несколько дней назад, стал именно таким, ведь спектакль «Тихий Дон», впервые сыгранный ребятами еще в мае 2013 года, за год успел стать их визитной карточкой и в Петербурге, и за его пределами. О спектакле написаны десятки рецензий, в которых параллель с «Братьями и сестрами» легендарного курса Додина и Кацмана, выпустившегося — важное совпадение! — ровно 35 лет назад, напрашивается сама собой. Но питомцы Григория Козлова, теперь уже свежеиспеченные дипломированные артисты, — не некие идеальные адепты русского эпического романа, это в первую очередь современные молодые люди, для которых «Тихий Дон» состоялся именно потому, что через фильтр предложенного Козловым шолоховского материала им удалось раскрыть свои собственные чувства и эмоции. При этом сразу после романа Шолохова они взялись за совершенно полярный материал — спектакль «Турандот» по пьесе Карло Гоцци в режиссуре Галины Бызгу, где современность и присутствие в ней стали для молодых актеров своего рода объектом и целью их сценического существования. И не успел еще отыграться первый десяток спектаклей «Турандот», как курс снова вернулся к романному материалу, освоенному им еще на втором году обучения в Академии, — к «Братьям Карамазовым» Достоевского. Три этих спектакля, два из которых уже представлены зрителю, а третий доведен до уровня черновых прогонов, прошедших в мае 2014 года, дают возможность понять, какие они — нынешние выпускники Григория Козлова, что успели сделать и кем стать за четыре года, проведенные в его мастерской.

«Турандот». Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

То, как глубоко эти ребята дышат и живут современностью, с наибольшей очевидностью раскрывает спектакль «Турандот». Материал этой фьябы Гоцци дал им возможность сквозно насытить сюжет импровизационными вставками — интерактивным общением со зрителем, шутками на разные повседневные сюжеты, метатеатральным юмором. Так, Мудрец Мудрецов Антона Момота в узнаваемых черном парике и усах — это своеобразный «двойник» Козлова, изрекающий свои тирады в манере, настолько похожей на манеру мастера, что некоторые зрители-неофиты всерьез принимают его за оригинал. Более того, сказка дополнена тем, что почти все ее персонажи вдруг получили возможность спеть придуманные для них студентами рэп-речитативы — о предыстории, чувствах, планах на будущее. Получается, что каждому, появившись на сцене, удается емко рассказать о себе. И в этот момент герой пьесы вдруг сбрасывает с себя наработанные актерами характерные штрихи (шепелявость Зелимы, старческие ужимки Тимура) и становится обычным парнем или девчонкой. Принц Калаф так и начинает свой рэп-дуэт с Турандот: «Я хочу обратиться ко всем девчонкам». Музыкальный речитатив этих привнесенных в сказку строк настолько заразителен, что даже отрубленные палачом головы перепевают песню рэп-группы «АК-47». А иногда к пению подключаются и зрители. В заключительной «арии» первого акта «Почему же всех мужиков ты ненавидишь» одна из масок — Тарталья — просит зрителей тянуть это псевдо-печальное «почему» вместе с актерами. Музыкальное оформление, определившее атмосферу спектакля, сделано студентом курса Дмитрием Житковым, аранжировавшим известные песни и мелодии из фильмов и написавшим рэп-минусовки для всех персонажей пьесы.

Нужно сказать, что, несмотря на сильный кивок в сторону молодежной аудитории, все особенности сказки Гоцци сохранены — есть маски комедии дель арте (к четырем гоцциевским добавлена пятая — негр Олегр в исполнении Андрея Дидика), есть история Калафа и Турандот с ее загадками, ночными интригами и финальным раскрытием всех сердечных карт. Сохранять точный баланс между романтически-сказочной линией пьесы и театральным карнавалом, создаваемым с помощью закрепленных за пятью масками импровизаций и многочисленных дополнительных вставок, направленных на активный слом «четвертой стены», — основная актерская задача, которая была поставлена режиссером Галиной Бызгу. При такой открытой структуре зазор для вариаций оставлен благодаря смене исполнителей — спектакль многосоставен и всегда неизменно импровизационен.

«Тихий Дон». Сцена из спектакля.
Фото — А. Папенин.

Два совершенно разных Калафа (Андрей Аладьин и Федор Климов) и три разные Турандот (Софья Карабулина, Вера Латышева и Наталья Шулина), которым помогают три Адельмы, три Скирины и две Зелимы, сосуществуют с постоянно хохмящими и взаимодействующими со зрителем масками. Обоим Калафам (с большей долей всепроникающего героического романтизма у Андрея Аладьина и элементом милой мальчишеской храбрости у Федора Климова) удается передать ту чистоту юной души, из-за которой и Земля начинает вертеться по-другому. Наставник Калафа Барах (Игорь Клычков) неповторим в своей мужественной преданности принцу, которую, как его двойник, он противопоставляет всему женскому миру пьесы. Турандот Натальи Шулиной юна и по-детски капризна, принцесса Веры Латышевой — умна, строга и подчинена тяжкой для нее привычке повелевать и казнить, а героиня Софьи Карабулиной — хитра, изворотлива, непредсказуема. Георгий Воронин очень тонко и нежно, с бесконечной самоиронией играет Альтоума, отца Турандот — этакого пекинского Пиночета, в чьей душе борются необходимость внешней суровости, любовь к дочери, растущая привязанность к принцу и даже жажда личного мужского счастья. Маски же наполняют игровую структуру спектакля, ведя за собой и главных героев (помогая принцу и осуждая поведение Турандот), и зрителя. Великолепен дуэт Тартальи (очкарик-заика, который ведет статистические отчеты и активно общается со зрителем) и Панталоне (пузатенький человечек в пиджаке и шапочке, который что ни скажет, все невпопад) в исполнении Андрея Горбатого и Ивана Григорьева. Труффальдино (он же главный евнух двора Турандот) Дмитрия Белякина и Бригелла (он же начальник пажей) Дмитрия Житкова — еще одна пара, конфликты которой дают актерам возможности для импровизаций. При этом актер, играющий Бригеллу, успевает, накинув плащ, взяв в руки палочку и мимически и физически неповторимо изменившись, оказаться отцом Калафа Тимуром, в очередной раз обживая то бесконечное поле театральности, которое предоставляет пьеса Гоцци.

Причина успеха «Тихого Дона» — спектакля, по которому Петербург более всего знает «молодых козлят», — опять же в современности этих актеров, развитой их мастером на материале шолоховского романа. Всю свою творческую жизнь Григорий Козлов мечтал поставить «Тихий Дон», а удалось именно с этим курсом. В этих ребятах нашлись, во-первых, та нужная доля курсовой сплоченности, которая необходима для столь масштабной работы, а во-вторых, интерес к материалу и готовность разрабатывать его в течение, ни много ни мало, трех лет. Если знаменитые «кацманята» в свое время ездили в Архангельскую область, чтобы погрузиться в материал «Братьев и сестер», чтобы он пророс в них деталями быта, говора и мировосприятия, то подопечные Григория Козлова сделали не менее эффективный ход. За три года каждый из них смог с помощью мастера заглянуть в самые укромные уголки свое й души и вынуть из собственного — современного — жизненного опыта то, что созвучно страстям и историям жителей хутора Татарского.

Эпический материал казацкой любви и ненависти, войны и дружества давал неизмеримую возможность свободы, открытия внутренних душевных каналов, в которых можно было не стесняться жить и чувствовать, любить и ссориться широко и открыто, не мудрствуя лукаво. При этом студенты Козлова учились соединять в себе самих — молодых, одетых в джинсы и футболки, живущих в джунглях большого города, — то, что им дано было пережить или представить за свои двадцать с небольшим, с тем, что дано было прожить героям «Тихого Дона». Соединять, несмотря на разницу в одежде, непохожесть бытовых и уж тем более исторических условий. И в этом наложении эмоциональных каналов молодых актеров, раскрытых мастером в трехлетних пробах, на сложный эпический материал, поданный в первую очередь как история семьи и любви — братской, женской, материнской, отцовской, — и кроется успех спектакля. Он — не о Гражданской или Первой мировой и судьбах казаков на войне, он в первую очередь — о взрослении человеческих душ, идущих в разных направлениях и делающих разный выбор, но все время как-будто незримо связанных между собой единым душевным порывом, неизмеримым, но общим для всех временем — рождения, жизни, любви и смерти. Благодаря работе мастера и его студентов, эта простота чувств в спектакле явлена на высоком художественном уровне. И в том, что «Тихий Дон» так пронзительно естественен в своем постепенном накоплении и отдаче колоссального душевного заряда, воссоздаваемого заново с каждым его восьмичасовым проживанием на сцене, — главная причина успеха этого спектакля.

«Тихий Дон». Сцена из спектакля.
Фото — А. Папенин.

Актеры существуют в нем по принципу своеобразных персонажных сгустков, пар или троек. Так, Григорий Мелехов в исполнении Антона Момота воспринимается зрителем или как «младшенький» из мелеховской семьи (и здесь актерски ему позволено быть по-мальчишески детским и упрямым), или как тот, с кем готова хоть на край света пойти Аксинья (и здесь прорастает линия его душевного взросления и становления как главного героя романа). Пара Мелеховых-старших — Пантелея Прокофьевича (Дмитрий Белякин) и Василисы Ильиничны (Ольга Афанасьева) — поражает нас тонким совмещением нежного комизма и душевной серьезности именно в их взаимной зависимости друг от друга. Наталья (Вера Латышева) раскрывает свою чистоту, силу и цельность в первую очередь в актерских дуэтах с Аксиньей (Софья Карабулина и Есения Раевская) и Дарьей (Мария Русских). Дуняша (Наталья Шулина) сначала является просто частью мелеховской семьи, и в этой ипостаси она — смешливая девочка со звонким голосом, которой часто достаются тумаки, а потом мы наблюдаем за ее взрослением в актерском дуэте с Михаилом Кошевым (Андрей Горбатый). Мирон Коршунов (Дмитрий Житков) раскрывается через эпизоды с Пантелеем Мелеховым, в присутствии своего отца — деда Гришаки (Иван Григорьев), сына Дмитрия (Гавриил Федотов), а в сцене своей смерти — в тонком дуэте с Райсой Хьювари, играющей его жену Марью.

Дети здесь связаны с отцами, жены с мужьями и любимыми, и все — друг с другом. Изменяясь, они не стареют, а только взрослеют в рамках художественной структуры спектакля. Даже война — не только причина внезапной потери этой родственности, но зачастую и повод для единения и смеха. Главным «юмористом» сначала становится любитель спеть и пошутить Степан Астахов (у Андрея Аладьина он намного нежнее и утонченнее, чем в романе Шолохова), а позже — неповторимо комичный Прохор Зыков в исполнении Андрея Дидика. А смерть в этом спектакле — скорее возвращение к себе самим в юности, к чему-то самому важному из молодости, пронесенному через всю жизнь, чем собственно уход из этой жизни. И в финале как персонажи, так и актеры, выходя в полукруг перед зрителем, обретают, наконец, свою заведомую цель — единство, подчеркиваемое белыми одеждами.

«Братья Карамазовы». Сцена с  репетиции спектакля.
Фото — А. Папенин.

Третий спектакль курса — «Братья Карамазовы» — еще не представлен на суд зрителя. В нем молодые актеры Козлова на новом большом романном материале решали несколько иные задачи. На репетициях важно было освоить, пропустить через себя не открытые эмоции, как в «Тихом Доне», а метания духа героев Достоевского, разобрать и понять сложный эмоциональный набор, руководящий ими в той или иной ситуации, выстроить длинную, полифоническую мысль, в рамках которой существует на каждом отрезке спектакля любой из его персонажей. В разборе сцен студенты становились соавторами мастера, лишь направлявшего пробы каждой из них и проверявшего каждый момент на подлинность проживаемой мысли и эмоции.

Для освоения «Братьев Карамазовых» актерам требовалось, как и в «Тихом Доне», вспомнить свои личные ситуации, близкие к тем, что предстояло пережить в спектакле, найти в Достоевском параллели с сегодняшним днем, накопить в репетиционном обсуждении то, что важно для каждого из них, чтобы потом выйти на очередную пробу перед сокурсниками. В этом спектакле актерское существование станет, несомненно, более индивидуализированным — ведь герои Достоевского страдают в первую очередь от мирового одиночества, только частично преодолеваемого страстью, любовью, самопожертвованием. Почти каждому студенту будет дана возможность освоить большую роль. И почти наверняка «Карамазовы» окажутся так же сильно созвучны современности, как и предыдущие работы этих вчерашних студентов. Ведь желание и умение искать и находить параллели между своей жизнью, своим временем, своим опытом и взятым в работу материалом теперь по-настоящему в крови у этих братьев и сестер нашего, двадцать первого, века.