Лаборатория «Город Арт-подготовка», организованная фондом «Живой город» (Инна Яркова, Диана Сафарова и Артем Силкин) и Олегом Лоевским, проходит уже третий год: с самого начала эта инициатива ориентировалась не только на репертуарные площадки, но и на расширение творческого пространства Казани, на перестройку самой структуры местной театральной жизни. В этом году помимо сценических эскизов в программу вошли кинопоказ (фильм Алексея Федорченко «Ангелы революции»), читка новой пьесы «МыДетиСети» Дороты Масловской, одной из ключевых фигур современной польской сцены, и концерт швейцарского саунд-артиста Роланда Юрчока.

Произошла экспансия театра на неисследованные территории: в предыдущих сессиях режиссеры работали в пространствах складов, ангаров, в строительных пейзажах, на этот раз помимо традиционных локаций — малой сцены Театра Камала, площадки творческой лаборатории «Угол» — режиссеры осваивали бетонные стены подземной галереи на улице Баумана и скамейки у фонтана уютного Лядского сада. Публика лаборатории — это и театральный зритель, привычно расположившийся в зале театра (здесь задача лаборатории — сбить ориентиры, обмануть ожидания, предложив что-то новое, расширяющее представление о границах современного искусства, о языке сцены). И молодые люди, те, кто воспитан на арт-хаусе, выставках современных художников, музыкальных экспериментах, те, кто, может быть, в последние годы отказал театру в доверии, устав от его инертности и консервативности. Именно эту публику вот уже второй сезон «окучивает» «Угол», арт-пространство с небольшим черным залом, где гастролировал театр POST, где экспериментируют с документальными текстами, где совсем недавно Дмитрий Волкострелов выпустил спектакль «Карина и Дрон» по пьесе Павла Пряжко. Зрители «Арт-подготовки» в этом году — это и случайные прохожие, праздно гуляющие в воскресный день по Лядскому садику. Театр, следуя жанровой логике site specific, учитывает свойства места, предлагая ненавязчивое действо, растворяющееся в толпе, мелькнувшее «походя».

«Иллюзии».
Фото — АРТ-подготовка.

«Арт-подготовка» предложила казанскому зрителю не только новые формы, но и новое содержание. Все началось с «Иллюзий». Алессандра Джунтини, ученица Вениамина Фильштинского, сделала эскиз по одной из наиболее репертуарных пьес Ивана Вырыпаева с актерами Театра имени Г. Камала, на малой сцене. Текст об иллюзорности человеческих отношений, изменчивости мнимых констант, о тщетном поиске постоянства был решен минималистично, в жанре, замешанном на природе слэма и стендапа. Исполнители текста (здесь нет ролевых отношений), расположившись на длинной, стоящей по диагонали скамейке, по очереди подходят к микрофону. Один рассказывает историю, другие слушают; каждый из исполнителей свободен в оценках, в реакциях — в эскизе Джунтини подчеркнута условность самой природы театра. В интонациях актеров (текст «Иллюзий» впервые переведен на татарский язык) лирика смешана с иронией, а мельком возникшая сентиментальность сбита резковатой сатиричностью. Текст Вырыпаева с его намеренной многословностью, с его смысловой и формальной самодостаточностью (он как бы сам себе театр) — серьезный вызов для режиссера, вынужденного отказываться от полноправного соавторства, от своеволия демиурга. Алессандра Джунтини, угадав это свойство драматургического письма, рискнула предъявить татарскому театру неблизкую ему аскезу, сценическую статичность, фиксацию на произносимом тексте. Некоторая концентрация режиссерских приспособлений заметна лишь ближе к финалу, когда множатся пластические этюды, когда текст иллюстрируется абстрактным видеоартом или игровыми элементами, наподобие пускания солнечных зайчиков при помощи зеркал. Тем не менее «Иллюзии», очевидно увлекшие молодых актеров, интересно существовавших в не близких для себя условиях, и зал, вслушивавшийся в мелодику текста, — это состоявшаяся встреча национального театра с современной российской драматургией.

Тема современной драматургии была продолжена эскизом Павла Зобнина «Как я стал…» по пьесе Ярославы Пулинович: актеры казанского ТЮЗа сыграли историю о предательстве, взрослении и самопознании на сцене лаборатории «Угол». «Как я стал…» — рассказ от первого лица, впрочем, сам сюжет увиден с двух точек зрения: записи из дневника героя перемежаются сценами, написанными с авторской дистанцией. Если пьеса сосредоточена на герое, то в режиссерской версии Павла Зобнина реабилитированы и другие участники событий, даже те, чье присутствие заявлено минимально. Герой эскиза, Саша, существует в двух историях одновременно — и в той, которая, казалось бы, закончилась после расставания с Майей, и в той, которая только что началась — после случайной встречи с нервозной, затюканной Машей. Поэтому Майя никуда не уходит — сидит тихонько у стенки, рыскает в телефоне, а Саша, засыпавший новую знакомую грудой слов, шуток и предложений, то и дело оглядывается, ждет реакции. Точно так же потом на сцене будет присутствовать молчаливая мать Маши, спившаяся безработная актриса; присутствовать, наблюдать, как-то неявно участвовать. Впрочем, история, тем не менее, получилась о Маше — так подробно и как-то по-своему сыграла ее Светлана Косульникова. С затянутыми в хвостик волосами, в очках, в плаще, она сутулится, резко выхаживает по сцене, смело и с вызовом подставляет свое лицо под насмешки нового знакомого. Потом сидит где-то за занавеской, сгорая от стыда, пока пьяная мама бенефисничает перед молодым повесой. Юркнет, отберет очередную бутылку и снова исчезнет. В этой Маше нет ничего «неземного», блаженного (так часто играют эту героиню), она просто цельная, просто талантливо живет, несмотря на внешнюю неразбериху. Один из ярких моментов — возбужденное планирование будущей жизни: мать и дочь склонили друг к другу головы, придумывают, мечтают, смеются, совсем позабыв о застывшем между ними испуганном Саше. Такая история про женский, скорее, мир. Режиссер подошел к тексту бережно — масштабная, полная подробностей пьеса прозвучала целиком, так что показ растянулся почти на два часа. Вопрос темпоритма — то, что предстоит решать уже в спектакле.

«Как я стал».
Фото — АРТ-подготовка.

Один из дней «Арт-подготовки» был связан с темой советской утопии и ее последствий. Эскиз Семена Серзина по документам из государственного архива республики Татарстан (документальная пьеса Нияза Игламова) показали несколько раз в коридорах подземной галереи на улице Баумана. Кадры официальной хроники с государственными празднествами сталинской эпохи стали прелюдией к мемориальному путешествию. Документы, озвученные в этом спектакле, — письма. Письма, по которым из небольших осколков можно собрать историю: например, историю семьи Василия Аксенова, его репрессированных родителей, расстрелянного отца, отсидевшей десять лет в тюрьмах и лагерях и восемь лет в ссылке матери. Один из документов — письмо дяди Аксенова, обратившегося к властям за разрешением забрать из детского дома маленького племянника, сына врага народа, будущего известного писателя. Другая история — про мальчика Азата — написана прямо на стенах. При свете карманных фонариков зрители читают рукописные, мелом нацарапанные на неровных бетонных стенах строчки. Подросток писал к матери в лагерь — все про любовь, про тоску, про оценки, про быт. Через несколько лет он уйдет на войну и быстро погибнет, мать выйдет на свободу, но сына уже не увидит. Эти две магистральных истории подкреплены еще несколькими документами — тюремным доносом, доносом на монахиню, текстом приговора. Так собирается мозаика тотального насилия, оставшегося непостижимым зловещим парадоксом XX века. В эскизе Семена Серзина — минимум иллюстраций: разве что фотографии лагерных детей; школьная доска; священник, читающий молитву, пока озвучивается страшный документ; национальная музыка в исполнении живого оркестра. Главный жест режиссера — отказ от актерствования: есть темы и материал, не поддающиеся театру, иначе — фальшь и спекуляция. Здесь документы (за исключением писем Азата, озвученных подростком с нейтральной, тем не менее, интонацией) читают сами зрители: и эти непоставленные, сбивчивые голоса, гулко звучащие под сводами галереи, ритуально оживляют, реабилитируют жертв, восстанавливают нашу связь с тем временем, которое так не хочется помнить, но невозможно забыть. В финале бесконечным мартирологом ползут по экрану фамилии репрессированных татарских имамов — и зрители не уходят, ищут в списке знакомые имена. Эскиз Семена Серзина — в каком-то смысле оправдание театра как такового, подтверждение его высокого, историко-общественного смысла.

Эскиз по историко-политическим архивам Республики Татарстан.
Фото — АРТ-подготовка.

Вечером показывали «Ангелов революции» Алексея Федорченко, и этот, театральный по своей живописной метафоричной картинке, экспрессионистский фильм о том, как внедряли советскую власть и культуру на земле хантов и ненцев, стал своеобразным парафразом к документальному показу в галерее. История о советских авангардистах, о жизнетворческой амбиции молодого искусства 20-х, о катастрофическом столкновении новорожденной (вобравшей в себя, впрочем, пусть и на пафосе отрицания, предыдущий многовековой отечественный и европейский опыт) и традиционной, мифологической культур стала поводом к большому дискуссионному разговору о силе, притягательности, потребности и разрушительности утопии.

Разговор о диалоге культур и встрече разных традиций, очевидно заявленный магистральной темой лаборатории, продолжился показом эскиза Радиона Букаева по татарской сказке «Тан-батыр, или Никогда не сдавайся» с участием студентов первого курса Казанского театрального училища. Узкая полоска сцены, отгороженная прозрачными пленочными стенами от зрителей, расположившихся на трибунах по обе стороны, заполнилась странными конструкциями из полиэтилена и пластиковых бутылок. Татарская сказка, лишившаяся национального колорита, декоративных костюмов, писаных декораций, атмосферы легендарной старины, была решена в жестком стиле трэша, когда иная реальность создается из ничего, из того, что оказалось под рукой, из отходов. Герои сказки, богатыри, романтические девицы-сироты, разбросанные по земле, совсем юные, почти дети, оказались в голом черно-белом мире эпохи постапокалипсиса, когда обнулены прежние знания и ценности и надо заново выстраивать жизненную систему координат. Здесь много цитат, в основном связанных с кино: например, в финальном оркестре с полиэтиленовыми скрипкой и барабанной установкой узнается зомби-ансамбль из фильма «От заката до рассвета». Показ первокурсников, конечно, ученический, пока это — иллюстрации к тексту, который с нейтральной интонацией читает голос за кадром. Важен сам процесс появления новых ключей и подходов к материалу с изрядной долей навязанной ему нормативности.

Одним из открытий «Арт-подготовки» стал показ молодого режиссера из Казани Регины Саттаровой «В розовом» в Лядском саду. Это несколько монологов, разных по структуре, по принципу построения текста: иногда это целая история, иногда лишь несколько реплик, фиксация того или иного состояния, высказывание на тему. То, как выстроен текст, как подробно индивидуализирована речь каждого из персонажей, характеризовало пьесу как документальную, созданную в технике verbatim. Однако на обсуждении выяснилось, что текст авторский и принадлежит одному из актеров и начинающему драматургу Павлу Полякову, отличающемуся несомненно хорошим писательским слухом. Отдельно нужно сказать и об актерах (большинство из которых не связано с репертуарным театром, а один из наиболее ярких вообще музыкант): каждый из них создал персонажа, одновременно особенного и в ту же секунду «из толпы». Вот садится на лавочку парень и начинает мычать что-то несуразное про девушек, про отношения, про свой опыт. Тут и обрывки каких-то банальных историй, и нехитрые, почти жлобские сентенции — тот случай, когда строение речи отражает строение мысли, когда по репликам на отвлеченную тему можно понять что-то сразу и про судьбу, и про социальное положение, и про то, как живет… Или девушка из детдома с ранней трагической историей первой любви: строгая, без сантиментов — прямая родственница Наташи из ранней пьесы Ярославы Пулинович. Или опустившийся музыкант, потерявший голос, — еще со следами былого лоска, какой-то рафинированности, но уже потасканный, с новоприобретенным цинизмом, с семечками (только жест) в руках. Актеры переходят от скамейки к скамейке, иногда теряешь обрывки фраз, что-то слушаешь не сначала. Главное, что удалось — сохранить атмосферу протекающей здесь и сейчас жизни, не нарушив ее тоталитарностью театральной структуры.

«В розовом».
Фото — АРТ-подготовка.

Финалом третьей лаборатории «Город Арт-подготовка» стал показ швейцарского режиссера Дени Майфера по пьесе Паскаля Рамбера «Предел любви» с актерами Казанского ТЮЗа. Эскиз завершил тему внедрения современной (на этот раз европейской) драматургии на казанскую сцену. Текст Рамбера — почти поэзия, ритмизованный, стилистически выверенный диалог мужчины и женщины. Драма не разворачивается в привычных структурных этапах, «Предел любви» — это фиксация расставания, исследование на тему, как проходит любовь. Последний разговор одной пары режиссер разложил на восемь голосов, таким образом избавившись от ненужной ему привязки истории к конкретным лицам, жестам, интонациям. Майфер обозначил ее как художественное обобщение, как опоэтизированную, очищенную от бытовых подробностей квинтэссенцию гендерного конфликта. И в то же время возникла палитра возможных способов коммуникации актера с подобным текстом: и если кто-то произносит его как обычную речь, с присвоением, то кто-то выстраивает ироническую дистанцию между собой и условным персонажем. Финальный показ — «Предел любви» — как будто бы завершил дело, начатое в первом эскизе — «Иллюзиях», продемонстрировав возможности и перспективы, открывающиеся с вливанием в творческую жизнь города новых текстов и новых людей, несущих в себе свой театр.