Н. Исанбет. «Рыжий насмешник и его черноволосая красавица».
Татарский государственный академический театр им. Г. Камала.
Режиссер Фарид Бикчантаев, художник Тан Еникеев

Иного разговора, читатель, я, в самом деле, не мыслю. Разговора — в связи с последним спектаклем режиссера ТГАТ имени Г. Камала Фарида Бикчантаева. Название постановки «Рыжий насмешник и его черноволосая красавица» по пьесе Наки Исанбета сразу наталкивает на мысль, что речь пойдет о традиционной паре, и, должно быть, паре влюбленной. Но не все так просто в сценическом сказании режиссера, который всегда был мастер загадывать публике загадки на манер своего главного героя — чичана, рыжебородого сказителя и насмешника, которого потрясающе сыграл в этом странном спектакле один из самых талантливых молодых актеров камаловской труппы Искандер Хайруллин.

Но подождем. Ведь вначале на сцене оказалась девушка — прекрасная Карачач в исполнении Люции Хамитовой. А может, не такая уж прекрасная — просто с волной черных кос, в летящих одеждах, пластичная, изящная, но чем-то смертельно напуганная — в этом голом, без причуд пространстве, среди геометрических сфер и полусфер (художник Тан Еникеев). А еще она ждала неожиданно появившегося в этих краях рыжего чичана. И вот вопрос — почему? Ведь непохоже, чтобы эта чернокосая умная девица жила по принципу «уж замуж невтерпеж». Напротив, она со всей очевидностью не желала супружеских уз. Иначе зачем она расправилась со смехотворным поклонником в лице сына Мурзы (Р. Вазиев), а затем бросилась, точно вспугнутый зверек, прочь от объятий самого Мурзы (Ф. Зиганшин), богатого и видного кавалера при бороде и шубе…

И. Хайруллин (Чичан).
Фото Ф. Гарифуллина

«Дабл-дин-дон» — прозвучал ерничавший одинокий голос, напевавший что-то внятное ему одному. Кто это? В одеждах, а может, в тряпье, колыхавшемся вслед причудливым движениям тела. Кто-то без возраста и социальных примет. Огромная шапка скрыла лицо… И еще — безостановочное кружение с раскинутыми руками, как у средневековых, а может, и современных мусульманских монахов, которые таким образом могут существовать до бесконечности, пытаясь достигнуть Божьей благодати.

Но вот ворох тряпья скинут, шапка снята — и перед нами возникает молодой, даже слишком молодой рыжекудрый и рыжебородый юноша с непостижимой кошачьей пластикой, с печальными и мудрыми карими глазами, чем-то похожий на хиппи, слишком уж «отвязан»… Но речь, его речь! Что за странную беседу завели они с Карачач… Они говорили загадками про каких-то птиц, пойманных в силки, про горлицу и орла, и все в них было непонятно простому смертному.

Ведь и Карачач и Рыжий — чичаны, то есть сказители, поэты, мудрецы и да, немножко монахи. Они одной группы крови, их объединил общий поэтический профсоюз — это стало ясно с первых сценических мгновений. Но при чем здесь женитьба и почему их разговор более всего напоминал словесный поединок — они упражнялись в красноречии, которое затем плавно перешло в сговор, скрепленный крепким поцелуем. Да, поцелуй был, но слишком страстный, слишком напоказ. Ведь с такой жадностью можно пить воду… Одно стало очевидностью — Карачач и Рыжий о чем-то договорились. С этого времени сценические события понеслись с немереной быстротой.

Нужно ли объяснять, что Рыжий с легкостью коверного клоуна надул Мурзу и выманил у него пятьсот золотых, а впридачу шубу — выкуп за Карачач. Нужно ли объяснять, что они тут же поженились… Но что за странная, доложу я вам, получилась у них свадьба! Юноши и девушки, точно стая серых птиц, окружили эту загадочную пару, а Карачач и ее насмешник, «едва соприкоснувшись рукавами», слились в едином медитативном кружении. Черные монашеские одежды сменили белая ткань и белое покрывало, накинутое чичаном на его возлюбленную. Вздрогнул и закружился шатер. Не свадьба, но древний и таинственный ритуал посвятил эту необъяснимую пару во взаимное бытие. Под космическую музыку композитора Масхуды Шамсутдиновой — современный парафраз древних сказаний — юноши и девушки попеременно брали друг друга на руки и благословляли молодых. Наверное, нечто подобное испытал и Владимир Соловьев, влюбленный в Божественную Софию-премудрость горнюю.

Л. Хамитова (Карачач).
Фото Ф. Гарифуллина

Не плотские, а духовные чувства объединили этих супругов. В мире, где правят «гордость очей и похоть житейская», эти двое обрели друг друга, чтобы спастись во взаимном служении Богу.

В спектакле Фарида Бикчантаева плотскую, вполне объяснимую страсть воплотила другая пара — Хан (Радик Бариев) и его супруга (Р. Юкачева), которые давно друг друга не любили и искали утех на стороне. Впрочем, в отличие от общепринятых на восточном театре сладострастных, глупых толстяков, Хан в исполнении Р. Бариева оказался молод, строен, хорош собой и очень умен.

И ему тоже пришла в голову идея завладеть девушкой-чичан. Видимо, он нуждался в новой образованной и остроумной рабыне. И стало понятно, чего так боялась Карачач в начале спектакля и почему так ждала своего Рыжего. Видимо, не напрасно. В первую свою ночь эти двое еще раз решили быть вместе — на этот раз против Хана и его козней. Эта сцена — жемчужина спектакля Фарида Бикчантаева.

В изящной конструкции, отдаленно напоминавшей шалаш, медитировал юноша-чичан. И о чем-то своем думала чернокосая девушка. Неспешный разговор объединил их. И его юное тело было прекрасно, и его молодая жена была нежна и невыразимо привлекательна. Но эти двое выбрали вопреки всему восторг неприкосновений. Моля о невозможном поцелуе, чичан покатился под ноги своей возлюбленной. И вступил джаз, а еще такая непостижимая в мире татарских гортанных звуков речь на английском языке. И поплыла послушная движению ладони Рыжего Карачач. То была прихотливая и в то же время целомудренная игра двух послушных тел, несочетаемых в своем единстве, как перистые облака в небе. Возможно, так вели себя в райском Саду Адам и Ева до грехопадения. Безусловно, этим двоим оказались доступны тайны мироздания. Благодаря своей нефизической близости, они приближались к венцу всего сущего — к самому Богу. И храня взаимную чистоту в браке, они были все-таки заодно, так, как не могут быть по-настоящему близки по сути обычные люди, призванные плодиться и размножаться в тесном плену своих брачных постелей. И все, что досталось разрушителю Хану из области Эроса в этот момент, — черный плен волос маленькой женщины, спрятавшей под этой естественной завесой своего чичана. А еще едва заметный поцелуй в голову. И распаленный плотской страстью Хан оказался бессильным перед невидимой прочностью отношений, связавших эти таинственные существа. Отдав приказ рыжебородому во что бы то ни стало отыскать невесть когда пропавшего белого скакуна, полуголый Хан сам оказался оседланным чичаном и выставленным народу на посмешище. И все, что попросил у него тот в обмен на ханский позор, — трепать свою рыженькую бородку где угодно и когда угодно. Ведь нет ничего дороже свободы для странствующего суфия и его, как выяснилось, мнимой супруги.

Не случайно в финале спектакля эти двое снова слились в счастливом кружении с отрешенными лицами, с раскинутыми руками в самой глубине сцены под лунной сфероБй, окруженной светящимися разноцветными огоньками — небесными светилами. Слились для того, чтобы, быть может, расстаться навсегда…

Ноябрь 2000 г.