«Стеклянный зверинец». Т. Уильямс.
Санкт-Петербургский театр «Мастерская».
Режиссер Дмитрий Хохлов, художник Елизавета Мирошникова.

Репертуар театра «Мастерская» в последнее время начал пополняться спектаклями выпускников режиссерского курса Г. М. Козлова. Один из них — «Стеклянный зверинец» Дмитрия Хохлова.

К. Куца (Лаура).
Фото — Стас Левшин.

В театральном арсенале молодого режиссера помимо премьеры в «Мастерской» еще три спектакля: «ЧВЗК, или Как Аня папу в райцентр везла» (СХТ), «Что-то из Толстого» (театр «Курт»), «Ворованный воздух» (на площадке «Городского театра»). Постепенно начинает проявляться и его режиссерский почерк: Дмитрий Хохлов вдумчиво выбирает материал, берется за сложные, многослойные пьесы и ловко театрализует их, создавая яркую, красивую картинку. Экзистенциальные вопросы в смысловых слоях спектаклей сосуществуют с комическими театрализованными вставками (намеренно сделанными как эстрадные сценки), обыгрыванием некоторых ситуаций из прошлого, воспоминаний в стиле условного театра. При этом для молодого режиссера важно находиться в сотворчестве и взаимном уважении с актерами (см. материал про выпускной курс Козлова в «Петербургском театральном журнале», № 113). Эта тенденция прослеживается и в новом спектакле: он существует на актерской энергии настолько же, насколько и на режиссерской застройке.

Дмитрий Хохлов и Елизавета Мирошникова выстраивают эстетичную картинку американского меланхоличного загородного мира в бело-бежевых тонах, сочетая экстерьер и интерьер. Фактурные пшеничные колосья, расположенные по всей сцене, органично «растут» между вытертой, потрепанной мебелью. Интерьер «заставляется» традиционными атрибутами американских 50-х: проигрыватель, пузатые керосиновые лампы, печатная машинка, массивный обеденный стол, торшеры с ретро-абажурами и такие же ретро-телефоны с большой выгнутой трубкой. В одной плоскости рядом с деталями интерьера находится и вытертое, исцарапанное, чуть пыльное огромное окно, на которое проецируется фотография покинувшего семью отца, на прощание отправившего открытку с двумя словами — «Привет. Пока». Костюмы героев тоже соответствуют времени действия: широкие штаны, подтяжки, бесформенные пиджаки, шелковые платья, вытянутый свитер, кардиган, зализанные насахаренные волосы, обилие бижутерии и прочая «винтажка».

А. Горчаков (Джим), Ю. Нижельская (Аманда).
Фото — Ира Копланова.

Выделяется из этого реального, почти бытового пространства уникальная коллекция стеклянных зверей на подвесе. Высвеченные вертикальным холодным лучом, они будут отражать яркие потоки света в зал, весь спектакль переливаться и сверкать. Этот ирреальный, фантазийный мир Лауры (Кристина Куца) станет тем пространством, куда она всегда сможет убежать от токсичной реальности.

Мотив побега от реальности — основной в спектакле. Лаура занята своей коллекцией, Том (Дмитрий Миков) — в бесконечном походе в кино, Аманда (Юлия Нижельская) — в воспоминаниях, как и случайно зашедший, но разрушивший всякую надежду на фантастическое, отломив рог единорогу и сделав его обычной лошадью, Джим (Антон Горчаков) — он ищет себя там же, во временах своего юношеского успеха и популярности.

Режиссер разбивает пространство сцены на три части, разграничивая ее черным прозрачным занавесом. Правая часть авансцены — кабинет Тома из будущего. За занавесом Том играет на гитаре лирическую песню, там же появляются фантомные патетические образы-воспоминания. Каждый раз во время перехода от реальности к воспоминаниям глухой звук переходит в эхо, а свет меняется с теплого на холодный. Четкое и внятное деление создает однозначность трактовки пьесы: счастливое прошлое, куда хочется уйти, противоречит здесь несчастьям настоящего, как и удачам в невозможном будущем, стремление к которому проявляет только Том.

М. Блинов (Том).
Фото — Ира Копланова.

«Стеклянный зверинец» Теннесси Уильямса предполагает героя, вокруг которого будет строиться спектакль, — того, про кого эта история. Дмитрий Хохлов в начале спектакля заявляет центральным персонажем Тома, который в прологе начинает писать пьесу про свое прошлое, то самое, какое мы видим в спектакле. В эпилоге он эту пьесу допишет. Но по факту герой спектакля так и остается не определен: весь первый акт отдан самодовольной, разочарованной матери, видящей единственный удачный (не равно счастливый) вариант будущего для себя и своих детей. И этот вариант неоспорим. Она почти что тиран. Харизматичная, характерная Юлия Нижельская забирает все внимание на себя, а Том выступает в роли лишь одной из двух противостоящих ей личностей. Часто саркастически и цинично, немного по-подростковому и более активно, чем Лаура.

Второй же акт теряет обоих заявленных главных героев — по идее, это место должна занять Лаура, однако Кристина Куца выбирает подход, при котором лишь усиливает уже заявленную черту своего персонажа: она становится капризной, почти что замкнутой девочкой, не принимающей свою инвалидность и находящей отражение своей детской наивности лишь в стеклянном зверинце. И даже лирическое расположение к Джиму, который был ее школьным фанатским увлечением, не выдергивает ее из мира иллюзий, в котором она прячется от реальности, а только еще больше уводит в него.

К. Куца (Лаура), Ю. Нижельская (Аманда).
Фото — Стас Левшин.

Джима, самодовольного мачо из школы, Антон Горчаков играет ловко, обаятельно, переходя от смущенного и забывшего свои успехи человека до вернувшегося во времена юности, где каждая девчонка была от него без ума — он готов уже страстно поцеловать сестру своего друга. Такой эксцентрический подход к роли развивает образ школьного героя девчонок в комически-неприятного персонажа, морального урода, поигравшего бедной Лаурой.

Главный герой спектакля словно растворяется в сложной структуре пьесы, в подходе к ней. Актеры играют в разных стилях: Куца и Горчаков выбирают игровой способ существования, развивая отдельные черты своих героев, а Нижельская и Миков существуют психологически, пытаясь раскрутить сложные внутренние переживания персонажей, обозначить их противоречия. В итоге однозначность концепции вступает в конфликт со сложными психологическими особенностями героев, где Том балансирует между двумя реальностями, Лаура — между двумя ощущениями возрастов, а мать — между двумя временными пластами.

Спектакль уходит в меланхолию, тоску, вечные размышления. И привычные уже для режиссера комические гротесковые вставки, когда актеры существуют в эксцентричной игровой манере, не спасают ситуацию, хотя и добавляют эффекта. Как это будет в танце Джима и Лауры, где к ним присоединятся игрушечные зверюшки на проекции в качестве ирреального, фантазийного, но холодного мира. Все как будто замедлится, уйдет в безвременье — то, чего так не хватает героям спектакля. Они словно в «движении обретают то, что утрачивают в пространстве».

А. Горчаков (Джим), К. Куца (Лаура).
Фото — Ира Копланова.

Дмитрий Хохлов поставил поэтический спектакль, насыщая при этом атмосферу ощущением опасности, непонимания, как жить, выдавая точные в рамках драматургии Уильямса оценки внешнего, социального давящего контекста. Мир умирает. И спастись от исчезновения себя в мире и мира в себе можно только чем-то ирреальным. Такова вселенная «Стеклянного зверинца» в «Мастерской».