Программа «Живые пространства: Дом ветеранов сцены» на фестивале «Территория»
Дом ветеранов сцены им. А. А. Яблочкиной
Режиссер: Дмитрий Волкострелов
В колонне съехавшихся со всей страны на «Территорию» студентов я около часа шла от метро вдоль шоссе Энтузиастов, и постепенно занюханная московская окраина превратилась в чудный загородный пейзаж. Запахло грибами, тротуар стал грязной дорожкой, за чугунной оградой обозначились осенний сад и редкие строения. Галдящая наша колонна запетляла среди деревьев, потом двинулась вдоль домов, притихая возле попадающихся островков чужой жизни — вот старые кресла в кружок, одно с позабытым на нем пледом, вот снова кресла и рядом какая-то непонятного назначения блестящая, синяя, но совсем не детская машинка… Потом, рассаживаясь в немаленьком зрительном зале амфитеатром, ребята расшумелись снова, но только теперь в их гомон вплелись дребезжащие старушечьи голоса. Островками среди нас поместились ветераны. Их было совсем мало, но говорили они очень громко, как бывает с плохо слышащими людьми.
На сцене висел большой экран, стоял микрофон на стойке. Внизу возле сцены светились мониторы компьютеров и белая рубашка Волкострелова. Он волновался, когда встал поздороваться со зрителями. Ему захлопали радостно, а он почти испугался этих аплодисментов. Я изумилась. Никогда прежде не видела, чтобы Волкострелов не смог спрятать овладевших им чувств. Потом свет погас, и начались фотографии. Тот же сад, те же кресла. Бюст Ленина, лютого и губастого среди осенней красоты. Бюст Горького с листком, прилипшим к неумело отремонтированной гипсовой физиономии. Забавные объявления для ветеранов, помню одно с просьбой закрывать двери и не впускать грызунов, а второе — с призывом плевать дома и класть окурки в карман. Ветеранские картинки и поделки. Безлюдные интерьеры. Выключатель, шелушащийся от накопленных десятилетиями слоев краски. Ветхим мешком заткнутая дыра вокруг трубы. И снова красоты осеннего сада. Картинки сменялись в звучании прекрасной музыки, чего прежде в волкостреловских спектаклях не бывало. А за моей спиной сидели и беспрерывно с прекрасной артикуляцией ругались две местные обитательницы: это не искусство, и чего они показывают, спектакль бы сыграли, снимки кривые,
наш фотограф лучше…
Дом ветеранов сцены им. А. А. Яблочкиной.
Фото — архив редакции.
Потом Волкострелов поднялся на сцену, встал у микрофона, надел наушники, а за его спиной на экране пошло неряшливое цветное видео, снятое с руки. Силуэтами в контровом свете обозначились там три старых человека, в рядок сидящие спинами к огромному, до пола окну. И Волкострелов, вслушиваясь в их и свой голоса из наушников, озвучивал собственную беседу с ветеранской троицей. Вы будете ставить пьесу? Зачем вы здесь? Что вам нужно? Я хочу понять. А зачем это нам? Вы покажите свой сценарий, тогда мы подумаем. Мы не понимаем, чего вы хотите! Мы ходим в ваш театр, знаем, какой он. Вот в Гоголе актеры бунтуют, а сами профнепригодны, на сцене говорить не могут. Не слышно их там, и не потому, что мы глухие!
Как в театре теней, черные силуэты изящно взмахивали руками, развевались длинные редкие пряди мужских богемных шевелюр, топорщились пышные усы. Волкострелов в своей романтической белой рубашке воспроизводил обмен репликами, совсем не интонируя, иногда зависая в длинной паузе. Но в кадре по пластике старых артистов было видно, что их потрясывает от гнева и возбуждения. Потом камера чуть повернулась, открылся большой пустоватый холл, и женщина с пышной прической и смазанным в кадре лицом, сидящая вдалеке на диване, голосом Волкострелова четвертой вступила с ним в диалог. Вы ведь делаете это для молодых? А что мы можем им дать? Им будет неинтересно. Вот разве что вы дадите задание на импровизацию. Мы сделаем свое, а молодые свое. Потом молодой сделает импровизацию со старым. Вот это может быть им интересно… Наш театр совсем другой. Он умер. Его больше нет!
Я никогда не видела Волкострелова таким красивым. Он ничего не играл. Тот человек, который пришел к старикам, чтобы сделать спектакль для «Территории» и попытаться вместе с ними осмыслить место их обитания, затерялся где-то там, на видео. Этот же, в белой рубашке у микрофона, с лицом, отяжелевшим в трагическом напряжении, стал скопищем рвущихся из него голосов не только здешней четверки ветеранов, но множества в Лету канувших актерских поколений вместе с их театральными эпохами. По его лицу, ломая черты, пробегали отблески видеокартинкиа, а вокруг него будто возникло пространство боли, где корчилось в конвульсиях вечно умирающее в одной и вечно воскресающее в иной ипостаси искусство театра. Пока Волкострелов стоял на сцене, в обшарпанном зале театральной богадельни царила мертвая тишина и творилось что-то высокое.
Дмитрий Волкострелов.
Фото — Юлия Люстарнова.
Потом Волкострелов сошел вниз, а из зрительного зала на сцену поднялась прелестная женовачевская Мария Шашлова и прочла трогательный текст Питера Брука о состарившемся и обнищавшем Гордоне Крэге, в конце жизни творившем театр для себя в пределах маленькой каморки. А потом на экране снова возникло видео, где еще одна обитательница Дома ветеранов сцены, чудесная старая дама, словно вышедшая из норштейновского мультфильма, изящно растопыренными артритными пальцами, чуть фальшивя, играла на фортепьяно. С детской готовностью она рассказала на камеру, как умирающего Нейгауза навестил его давний друг Рубинштейн, и в память об этом старательно сыграла немного дребезжащую мазурку Шопена. Всё.
А дальше были жидкие аплодисменты, возмущенные голоса ветеранов. Уже в холле я видела, как к человеку, вышедшему из кабинета, на двери которого было написано «Директор», подступили три очень старые дамы и строго требовали ответа — кто разрешил тут эту оргию? И слово это звучало в бесконечных повторах: оргия-оргия-оргия-оргия-оргия-оргия… Но в той эпической волне, которую на сцене поднял Волкострелов, их не было жаль, на них не хотелось сердиться. Я смотрела на юных, расходящихся после спектакля студентов, и гадала, кто из них в конце жизни будет говорить, что их театр умер. И очень остро вдруг захотелось, чтобы как можно больше людей в старости — сейчас и потом, когда придет пенсионный черед нынешних молодых, — могли поймать и принять совсем новую и непривычную, вот как сейчас у Волкострелова, театральную волну.
знаете знаменитую фразу о том, что в театре возможно все, кроме пошлости и скуки?
так вот это во-первых было невероятно скучно
(15минутное многозначительное переключение фотографий дома ветеранов и под красивую музыку скорее напоминало тв программы 80-х, по волнам памяти и т.д.). режисер нам как бы говорит: всмотритесь в это пространство.да? но сам это пространство не видит (видеть — в смысле уловить дух, понять) а механично воспроизводит. наверное с надеждой на что люди мы все приличные и кричать что король голый не станем. а сделаем вид, что понимаю всю эту многозначительность. и в этот момент единственным живым — были комментарии самих ветеранов, которые подхихикивая говорили: о гляди, это наш кран и т.д. чем дальше чем коротких смешных комментарией было больше (студенты тоже подключились). потом на сцену вышел режиссер. чтение под видео ряд, наверное должно считать театром. только наверное все-таки мертвым. что я должна была понять или увидеть или почувствовать? что, мол, вот он режиссер прислушивает к тому что говорят старики. спасибо, за старания, но мне не интересно. мне интересны сами старики и это место (в конце-концов эта вся история называется «живые пространства», а не «какой красивый и талантливый у нас режиссер»), но они отделены от меня, я их живых не слышу. и не понимаю в этот момент зачем все это?
во-вторых, это было пошло.
в том смылсе, что довольно безвкусно сделано (и как-то вот лениво, без придумок, взяли то, что лежало первое и не отряхнули даже чтобы приглядется, а сразу — на тебе зритель. но в этом обвинять никак нельзя, это кто как умеет, у кого на что сил и совести хватает). ассоциация у меня своя — таким самовыраженим (в такой форме) занимались мои однокурсники — студенты филфака, которые театрально не могли, и поэтому использовали видео, литературное чтение, фото, некоторые даже анимацией баловались, но им, людям далеким от театра это было простительно. я даже сидела в этот момент и гордилась! надо же студенты филфака мыслят на уровне человека с профессиональным театральным образованием!
можно конечно углубляться в нюансы, говорить о смыслах. но зачем? это было просто скучно и пошло. как в плохом провинциальном театре где все делают вид, а ничего на самом деле не происходит.
показать безнадежным людям, что у них итак все безнадежно, вы об этом думали?
Дмитрий, если просто показать, то можно, но в формате частного разговора, а не в формате представления со сцены. Человек на сцене должен оперировать профессиональными категориями. Он ответственен за это место. Зачем лезть на сцену, если не умеешь говорить на сценическом языке? это тоже самое, как писать всякие умные вещи баллончиком на стенах петербургских домов. Или так же, как кричать про Путина с амвона церкви. Скучно и пошло.
Весь день пытаюсь найти цензурные слова, дабы передать, что произошло в моём мире, когда в отзыве Киры я увидела «мои однокурсники – студенты филфака».
Не имею чести знать ни автора текста, ни автора коммента по имени Кира, описываемого сюжета, само собой, не видела, но верю почему-то … ну совсем неизвестной мне Кире. Вот ведь как бывает.
Дмитрий, а не похоже ли это на гордыню? Режиссер нам говорит: люди,вы безнадежны. Представьте саму картинку. Кто в этом случает режиссер? Кто в этом случае зритель? Паства? Толпа? Стадо?
Fialta,это хорошо ведь!у вас на целый день было дело — искать цензурные слова,чтобы выразить,что произошло внутри. А это между прочим почти что писательский труд!))))
Зрительница Кира абсолютно права. Многозначительное переключение фотографий — уже затасканный прием режиссера. Это малоинтересно и спекулятивно в Доме Ветеранов. Самое элементарное фотокино нам выдают за ноу-хау, видать считая театральный люд за полных неучей. Напрасненько. И очень странно, что г-жа Анна Анатольевна Степанова постоянно лоббирует Волкострелова с придыханием. Все-таки у человека глаз должен быть насмотрен. Как никак в профессии более чем приличненько. Молодежь безусловно нуждается в поддержке, но и откровенные осанны сомнительны
Если на А. Степанову на столько производят впечталения работы этого человека, пусть по пунктам напишет в чем новизна и в чем гениальность этого человека?
Кира, знаете, а Вы ведь правы! Как там «Тысячи тонн словесной руды»)
Чувство юмора примиряет даже с пропущенными/лишними запятыми =)
По существу: в рецензии я не поняла, что именного нового в волне, поднимаемой режиссером; в отзыве не поняла, почему это скучно или пошло. Ни там, ни там я не вижу внятной опоры на спектакль. Только эмоции.
Дмитрий,это прекрасное предложение!это мне тоже интересно))
Мой комментарий — спектакль Дмитрия Волкострелова считаю одним из лучших в моей жизни и, надеюсь увидеть его снова. Скучно? Кому-то, да. Пошло? Для кого-то, возможно). Запятые? , , , ставить, их, могу, куда, угодно) И кто решает как и у кого должен быть насмотрен глаз?) Я лично, отвечаю только за свои глаза)
Называть спектаклем посредственные репортажные снимочки и домашнее видео можно лишь в случае, когда уж совсем проблемно с театральным искусством (т.е. человек ни разу в жизни не видел просто хорошего спектакля, не говоря о сценических шедеврах). «А дальше были жидкие аплодисменты, возмущенные голоса ветеранов», — кстати автор статьи и отвечает, что увидел зритель.
Wladimir Lennaij — представляю, каким возмущением переполнитесь вы, когда обнаружите в истории искусства писсуар в музее! Караул!
А банки супа Уорхола? Ужас ужасный.
А фильмы, снятые в стилистике хоум видео? Так разве ж это кино???