«Майк Науменко. Карантинный квартирник».
Большой Театр Кукол.
Режиссер Руслан Кудашов.

Карантинное время учит внимательности. Корректирует зрение. Наводит резкость. Укрупняет детали. Так, став в последние два месяца свидетелями массового исхода театров в Сеть, мы вдруг увидели помимо великолепия мировых архивов колоссальное количество самодеятельности, которую не всегда даже ловко расценивать как театральный или какой бы то ни было еще продукт. Оказалось, что просто нажать кнопку записи и объявить в Сети об онлайн-премьере недостаточно. Фальшь, которую сцена, как известно, никогда не терпела, хотя и выносила, камера и вовсе ненавидит. И вот во всем этом вавилонском хаосе с показом архивных радостей, чтецко-певческих ужасов и премьерных zoom-экспериментов БТК выпустил в мир «карантинный квартирник», посвященный Майку Науменко.

Афиша спектакля.

С обложки его сольного альбома «LV», иконка которого часто появляется на экране в качестве заставки между номерами, в zoom-квартирник БТК вошли знак «victory», показанный двумя разведенными в стороны пальцами, и большие солнцезащитные очки «авиаторы», в которых лидер группы «Зоопарк» любил появляться на публике. Этими нехитрыми знаками театр обозначил принадлежность исполненных номеров Майку Науменко и попытался объединить слишком разрозненное прочтение его текстов в единое концептуальное ревю — от кукольных номеров до простого исполнения песен под аккомпанемент клавиш или гитары. Две из 27 исполненных песен, правда, были лишними — Майк никогда не писал и не исполнял песен «Слоники» и «Мальчик взял гитару». Их автор — Вячеслав Зорин, приятель Майка по группе «Капитальный ремонт».

На самом деле LV — это всего лишь год рождения Науменко: тысяча девятьсот пятьдесят пятый. Правда, когда альбом уже был оформлен и на его оборотной стороне появилось сделанное Вилли Усовым фото Майка, на котором он словно завис в некоем пространстве, возникло неофициальное название — «Левитация». Мы же, провинциальные хиппи с гитарами наперевес, игравшие эти песни в середине 90-х в подземном переходе Верхнего рынка города Пятигорска, звали его «Love» или просто «ЭлВэ». И для нас это слово было паролем в тот мир, где мы жили свободно и быстро. Тогда я еще не знал, что этот альбом записывался в 1982 году в театральном институте на Моховой — ЛГИТМиКе. А двумя годами ранее Майк, работавший тогда в БТК техником-радистом (хотя всегда хотел быть монтировщиком), с позволения Виктора Сударушкина записал в студии театра культовую пластинку «Сладкая N и другие».

Обложка альбома «LV» и письменное разрешение Виктора Сударушкина на экспериментальную запись.

Последнее обстоятельство и стало для театра формальным поводом к творческой рефлексии. И эта рефлексия — не что иное, как карантинные опыты левитации в замкнутом пространстве.

Пандемия обновила в нашем лексиконе само слово «квартирник». Раньше это был едва ли не единственный способ профессионального, хотя и нелегального заработка для музыкантов контркультуры, живой обмен энергией с немногочисленными слушателями. Майк охотно пел на квартирах, хотя и не гнался за длинным рублем. Он был художником, и внутренняя творческая кухня была для него ценнее прибыли. Сегодня, когда все сидят по домам и встречаются в zoom-пространствах по любому поводу, от лекций до деловых переговоров, квартирник — это единственное легальное средство общения людей, самоизолировавшихся в своих квартирах и вынужденных жить разобщенно. Так что жанр у спектакля многослойный и вполне актуальный. Вопрос только в том, стоит ли все, что творится на этих «новых квартирниках», выносить на всеобщее обозрение?

Песни Майка глубоко кинематографичны и театральны одновременно, в них совмещаются и движение, и застывшая поза, их речь наполнена языком улиц вперемешку с изысканными словами галантного века, их истории очень конкретны, но в то же время наполнены лирическими образами и неожиданными метафорами. К тому же Майк любил все доводить до логического конца, и открытые финалы были не его излюбленным приемом. Каждая песня состоит из набора живых картин, которые тут же стремятся стать видеофильмом или мини-спектаклем с обязательным катарсисом в конце. И как же так получилось, что во времена zoom’a БТК этими возможностями так и не воспользовался, сыграв исключительно в домашний театрик имени Нины Заречной?

Сцена из спектакля.
Скриншот.

Возьмем, к примеру, классический Майковский боевик «Сладкая N». Песня просто готова к экранизации и представляет собой подробный синопсис. Однажды днем герой просыпается в кресле и понимает, что героиня, которую он ждал всю ночь, не пришла домой. Удрученный этим обстоятельством, он решает немного прогуляться. Выйдя на улицу, он неожиданно встречает человека и, пойдя с ним за вином, оказывается в итоге в странных гостях, где накрыт стол, разливают дорогой портвейн и устраивают танцы под Баха. Разговоры в этом доме сводятся исключительно к высоким темам — летающим тарелкам и даосским практикам. Однако наш герой человек приземленный, он предпочитает игнорировать это веселье, опять забившись в кресло и потягивая ром, периодически при этом отбиваясь от недвусмысленных предложений противоположного пола. Все его мысли заняты той, которая отсутствовала всю ночь. Наконец, он решает вернуться домой, где и обнаруживает свою сладкую N спящей в кровати. И в этот момент герою становится абсолютно неважно, где и с кем она провела все это время, потому сейчас она снова с ним… Не песня, а просто готовый фильм или спектакль. Бери и инсценируй.

Что же мы видим у БТК? Артист начинает петь песню под гитару, но в какой-то момент перевоплощается в пилота каких-то авиалиний, который, находясь за штурвалом самолета высоко над землей, очень сильно переживает, что в его отсутствие ему изменяет женщина. Это похоже на сильно упрощенный и опошленный вариант фильма «Экипаж» с совершенно противоположным, чем у Майка, смыслом. И так происходит на протяжении всего квартирника, номера которого можно условно разделить на три группы: песни, пропетые «найденными» персонажами; песни, проиллюстрированные небогатым домашним реквизитом и, как правило, превращенные либо в бродилки, либо в какие-то поэтические дебри; и собственно чтецко-музыкальные номера. Последние вообще бессмысленно рассматривать в качестве объекта рефлексии по одной простой причине — эмоционально сильные каверы песен случаются крайне редко, поскольку завязаны не только на ином исполнении, но и на другом проживании песни, идущем от личности исполнителя. Скажем, варианты «Пригородного блюза», сыгранные и спетые Борисом Гребенщиковым и Майком Науменко, сильно разнятся. Первый больше констатирует плачевное положение действительности, а второй взывает к состраданию. И это два абсолютно разных героя: один гордый и раздраженный, другой — зависимый и обвиняющий. В случае с БТК никакой трансформации не происходит. Это просто песни, исполненные не Майком, которые ни к нему, ни к его мифологии ничего не прибавляют. Условно говоря, надеть шапку-ушанку и спеть «Пригородный блюз» в детском уголке крохотному младенцу — значит пройти мимо ключевой фразы этого рок-н-ролла: «хочется курить, но не осталось папирос», здесь кроется подспудная досада, которая с ролью любящего отца никак не пересекается.

Сцена из спектакля.
Скриншот.

«Найденных» персонажей, от лица которых исполняются песни Майка, в этом квартирнике много. Старая и тугая на ухо бабка, имитирующая склероз в «Я продолжаю забывать»; домохозяйка с портретом Станиславского в красном экранном углу, которая исполняет в ритме вальса «Гопников», а сама только и ждет, чтобы эти гопники позвали ее на улицу; городской сумасшедший в вязаной шапке, форме «Ювентуса» и со спущенной на подбородок черной медицинской маской, который учит всех жизни под «Песню гуру»; просветленная из сообщества просветленных людей «Золотой слон» в «Слониках»; торгаш с рынка 90-х годов, выступивший в «Увертюре» в роли конферансье; пэтэушница с пальмой-хвостом на голове, читающая «Прощай, детка», как письмо, и так далее. Проблема во всех этих номерах «карантинного квартирника» одна. Артисты БТК не исполняют роль лирического песенного героя Майка, а заменяют его собой, скрываясь за маской театрального юродивого. Так, например, работают в КВН или снимаются в рекламе стирального порошка.

Что касается песен, разыгранных как клип (и, возможно, наиболее выигрышных во всей этой затее), то здесь, конечно, все решается этюдным методом. Однако, как известно, игра в этюды может завести на такие далекие и непаханые земли спонтанного творчества, что можно легко заблудиться и в теме, и в персонаже, и в мире, где ему суждено появиться. Дать команду «не разбредаться» должен, конечно же, режиссер, чтобы оформить скудную (уж простите!) фантазию артистов в некий спектакль, идея которого так и осталась не проясненной — то ли это «физиологические очерки» уездного города N, персонажам которого в финале герой песни «6 утра» кричит с балкона: «Эй, люди, я хочу, чтобы вам всем было хорошо»; то ли это модное нынче явление «памяти памяти», где связь с прошлым идет не через воспоминание, а через воображение. Пока же все выглядело откровенной самодеятельностью: криво смонтированные ролики, с придыханием прочитанные стихи, невыразительно спетые песни и прочие детсадовские игры в песочнице. Лирический герой Майка в исполнении артистов БТК постоянно наигрывал, комиковал, пережимал, хлопотал лицом, рвал кулисы. Одним словом, безбожно фальшивил. А это то, чего Майк просто терпеть не мог.

Сцена из спектакля.
Скриншот.

Нет ничего плохого в том, чтобы выглядеть классными ребятами, которые вспомнили Майка. Но только профессиональным артистам эти попытки, как мне кажется, стоит все-таки с чем-нибудь соизмерять. Например, с качеством оригинала. Здесь могут возникнуть возражения, что Майк всегда играл грязно и «Зоопарк» постоянно записывали в панки, — так это все было намеренно, таков был концепт: «обычному парню, не лишенному простоты», каким был лирический герой песен Майка, утонченность струнных квартетов претила. Как и кривлянье перед камерой. Поскольку желание быть не допускало желания казаться.