Лаборатория «Experiment 123» в Прокопьевском драматическом театре

В Прокопьевском драматическом театре прошла лаборатория современной драматургии «Experiment 123» под руководством Павла Руднева. Четыре режиссера в течение пяти дней работали над эскизами спектаклей по новейшим пьесам.

Открыл лабораторию эскизом по пьесе Алексея Макейчика «Путаница» Егор Чернышев, главный режиссер Кировского ТЮЗа «Театр на Спасской». Впервые текст был представлен на «Любимовке» в сентябре 2019 года. Будучи диалогом между психотерапевтом и пациентом, пьеса затрагивает тему сложности общения в современном мире: реплики персонажей порой похожи на недописанные предложения, оборванные на полуслове фразы, неправильно воспринятые сообщения в социальных сетях.

Егор Чернышев попытался вскрыть пьесу через конфликт между желанием быть услышанным и возможностью слышать самому. Эскиз был сыгран в пространстве Малой сцены, на ступенчатом подъеме зрительного зала. Сценическая обстановка аскетична: два стола и четыре стула. Герои — Марта (псевдопсихиатр) и Денис (пациент), сыгранные артистами Ольгой Гардер и Юрием Пургиным, — порывисто перемещались по этой условной декорации в попытках настроиться друг на друга, встать на одну и ту же ступеньку, сконцентрироваться на общении. Героиня притворялась врачом-психотерапевтом ради возможности диктовать правила игры и узнавать о человеке то, что ей интересно. Пациент же, в свою очередь, хоть и мог выйти из игры в любой момент, на самом деле остро нуждался в диалоге и поэтому из раза в раз возвращался к «доктору» даже после того, как узнал, что она не настоящий психотерапевт.

Сцена из эскиза «Путаница».
Фото — Виль Равилов.

За каждым шагом, словом и жестом героини Ольги Гардер будто скрывался какой-то секрет. А деловой костюм, роскошные волосы, заколотые в высокий хвост, и при этом ярко-красная помада и высокие каблуки словно говорили о парадоксе — перед нами женщина, способная умело, расчетливо и жестко «препарировать» человека, использовать его так, как посчитает нужным, но при этом где-то внутри совершенно не желающая этого делать. Сильная, волевая, с громким голосом, прямыми, порой даже бестактными вопросами и откровенными предложениями мужчине, она, безусловно, скрывает в себе человека, тоже остро нуждающегося в сердечной теплоте.

Юрий Пургин играл своего персонажа мягким и растерянным. Мешковатые джинсы, клетчатая рубашка, опущенные плечи, взгляд в пол — таким Денис приходил к врачу за советом, даже не зная, какой именно врач ему нужен. Будучи не способным разобраться в жизни самостоятельно, он надеялся найти в Марте «отражателя» — человека, умеющего выслушать, проанализировать ситуацию и дать возможность увидеть самого себя как в зеркале. Однако едва ли ему это удалось. Разобраться в себе Денису помогли письма из прошлого — небытовой элемент, введенный драматургом. Мы не знаем, кто писал эти письма: он сам, Марта или же действительно, вопреки законам бытия, ребенок из прошлого? В самом тексте уже заложено это пространство для интерпретаций, которое режиссер в эскизе решил оставить открытым, не уточнять. Но к финалу Денис изменился: стал решительно защищать свои границы, будто бы осознав, что у него есть что защищать — хотя бы того трогательного ребенка, каким он когда-то был. Несмотря на весь драматизм сюжета, текст пьесы очень смешной (на «Любимовке» он был отмечен как «возвышенный стэндап для двоих»). В эскизе его юмор возникал из реплик, произносимых в быстром темпе, внахлест друг к другу. В итоге смех на показе слышался часто, но комические возможности пьесы все-таки не были до конца реализованы — темпоритм эскиза был сбивчивым, неровным.

Вечером того же дня на Большой сцене был представлен эскиз молодого режиссера из Озерска Никиты Золина по пьесе Екатерины Тимофеевой «Золото». Текст также дебютировал на «Любимовке-2019». Его главное предлагаемое обстоятельство — экологическая катастрофа — списано с реальной ситуации города Сибая. Карьер, когда-то обеспечивавший рудой местные производства, теперь вырабатывает сероводород, отравляющий население. Десятки семей оказались перед выбором: покинуть город или остаться в родных местах?

Сцена из эскиза «Золото».
Фото — Виль Равилов.

Сильная черта эскиза — грамотно выстроенная сценическая атмосфера: зрители сидели не в роскошном зале, а на большой сцене театра, практически нос к носу с происходящими событиями. Место действия было четко очерчено: белая линия в форме замкнутого квадрата — он становился и зараженной зоной, и домом, который так не хотела покидать семья главных героев. Зоной его делали появляющиеся в начале спектакля люди в деловых костюмах и начищенных ботинках — узнаваемый образ власть имущих, которые несут ответственность за все происходящее. Их лица скрывались под противогазами, даруя анонимность, а вместе с ней и вседозволенность — именно эти люди ставили по углам квадрата сосуды, источающие дым неизвестного аромата и происхождения.

Обстановка на сцене рождала почти мистические ассоциации с народными обрядами, с нарисованным кругом от темных сил. Но здесь ситуация обратная: сам дом их как бы не отпускает, приковывая к себе.

На сцене — типичная современная российская семья: бабушка, мать и сын-подросток. Бабушка (Татьяна Бессчастнова) и внук (Юрий Левин) — два полярных друг другу типа мышления. Марьям (Светлана Попова) вынуждена между ними балансировать. Если при чтении создавалось ощущение, что зона настолько повлияла на людей, что каждая их реплика звучала как истерика, а любой разговор чаще всего перерастал в скандал, то в эскизе Никиты Золина актеры очеловечивали архетипические образы, делая их способными к сопереживанию. В качестве основного режиссер избрал конфликт между властью и обществом. Люди в масках появлялись в спектакле несколько раз (кстати, в пьесе эти персонажи вовсе отсутствуют). Они хватали Марьям за руки с разных сторон и управляли ею, словно марионеткой. Героиню Светланы Поповой будто парализовало, и она не могла оказать никакого сопротивления этой большой и неконтролируемой силе, простые люди для которой — не что иное, как расходный материал: одним больше, одним меньше — не важно.

Полина Золотовицкая, режиссер из Москвы, работала над эскизом по пьесе Керен Климовски «Мой папа — Питер Пэн». Центральной темой для режиссера стала проблема детской травмы. Зрители, сидящие друг против друга, образовали коридор, где и происходило основное действие. Перед нами разворачивалась история семьи, в которой отец (Сергей Стасюк) отказывается мириться с обыденностью и прощаться с мечтой стать великим актером. В противовес ему мать (Наталья Денщикова) вынуждена тянуть всю семью на своих плечах, решать реальные проблемы взрослого мира и брать на себя ответственность. В этой обстановке противостояния растет их маленький сын (Михаил Дмитриев). Оживленная подвижность, легкость, любопытство, с которыми актер воплощает его на сцене, позволяла избежать диссонанса восприятия, который обычно возникает, когда ребенка играет взрослый.

Сцена из эскиза «Мой папа — Питер Пэн».
Фото — Виль Равилов.

Отец старался внести в жизнь ребенка ощущение присутствия сказки, растворить в ней собственную несостоятельность. Он притворился Питером Пэном, и мальчик живо откликнулся на эту ложь. Однако в финале герой Михаила Дмитриева неожиданно застал своего отца целующимся с учительницей, это спровоцировало у ребенка приступ гнева, и он высказал отцу то, что боялся произнести вслух: «Никакой ты не Питер Пэн! Ты просто обманщик! Ты жалкий неудачник, вот ты кто!» В зале в этот момент повисла абсолютная тишина, которая разрешилась эмоциональной сценой. Дело в том, что сценическая площадка, где показывался эскиз, находится рядом с крышей. Поэтому, когда Сергей Стасюк, игравший отца, встал на подоконник и, прощаясь с мальчиком, действительно прыгнул вниз, и в зале, и на сцене эмоции зашкаливали. Эта сцена стала большой актерской удачей и для артистки Натальи Денщиковой. В образе матери она, не успевая остановить мужа, схватила сына, который тоже бросился было к окну. Прижав его к себе, она казалась одновременно и сильной, способной защитить ребенка, и вместе с тем слабой, впитавшей в себя всю боль происходящего.

Важным приемом в пьесе Керен Климовски стал анализ произошедшей ситуации от лица уже взрослого сына много лет спустя. В эскизе этого героя играет Гоча Путкарадзе. Находясь на сцене все время, лишь иногда останавливая историю, объясняя что-то самому себе и зрителям, он становится своеобразным проводником сквозь время. Артисту удалось соединить в этом образе способность рационального анализа и в то же время детского сопереживания.

Завершилась лаборатория эскизом режиссера Александра Созонова по тексту Марии Малухиной «Замыкание». Подростковая тема стала центральной и в этой работе, но угол ее рассмотрения был несколько иной: мальчик замкнут в себе, он заикается, каждое произносимое слово дается ему с огромным трудом, хотя внутри себя он свободно проговаривает огромные монологи. Эту двойственность режиссер воплотил буквально: внутреннего героя сыграл молодой артист Дмитрий Савенков, а за сцены взаимодействия мальчика с внешним миром отвечала тростевая кукла, все движения которой были нелепы, тяжело контролируемы и давались через определенное усилие. Дмитрий Савенков же, наоборот, был подвижен, подтянут, эмоционален. И такое несоответствие только ярче показывало степень внутреннего конфликта героя.

Сцена из эскиза «Замыкание».
Фото — Виль Равилов.

В семье героя вообще никто никому не интересен. У отца (Анатолий Иванов) отношения на стороне с молодой и привлекательной девушкой Юлей (Марина Королева). Мама (Юлия Вылигжанина) так и не вышла на работу после декретного отпуска и пытается реализоваться хоть в чем-нибудь. Отсюда у нее рождается и нелепая идея стать бьюти-блогером и продавать косметику через интернет. Бабушка (Любовь Хмельницкая) — человек, практикующий уход от реальности в мир искусства, она поклонница театра и воздыхательница Рудольфа Нуреева. Никто никого не хочет слышать, а общение если и происходит, то чаще всего в форме скандалов.

На фоне этого вавилонского столпотворения центральным образом стала маленькая игрушечная собачка на батарейках. Когда ее включали, она начинала лаять и ходить взад-вперед. В финале эскиза таких собачек было уже огромное множество. Они заполнили всю сцену, а где-то среди них ругались родители, тоже иногда срываясь на настоящий лай. Все прервал трек Оксимирона, под который Дмитрий Савенков хватал тростевую куклу и долго ломал ее. Так выглядит погром собственной комнаты. И вот сломанная кукла осталась лежать на полу, а настоящий «внутренний мальчик» впервые стал видимым для родителей.

В этом году лаборатория «Experiment 123», которая проводится в Прокопьевском театре с 2011 года, не была специально задумана как «подростковая», но, тем не менее, три из четырех эскизов так или иначе коснулись этой темы. И это важно, потому что она может привлечь в театр новых молодых людей, многие из которых впервые публично заговорили на обсуждениях. А вовлечение и «заражение» их театром, развенчание стереотипа «театральной скуки», а также знакомство с новым местом, где можно встретиться с самим собой, — несомненно, достойная инициатива.