ТГАТ имени Галиаскара Камала, на сцене с
Его театр воцарился на татарских подмостках как бы невидимо, воздействуя на зрителя через трудноуловимую плоть сценической атмосферы. Поэзия воздуха — главная составляющая в постановках Фарида Бикчантаева. Пять вечеров в его театре — праздник, который дорогого стоит.
Итак, вечер первый. «Учитель танцев».
…Представьте себе зыбкие сумерки, сгустившиеся над галереями и балконами дворика в мавританском стиле (художник С. Скоморохов). В их неверном свете, не попадая в такт голосу, поющему на гортанном иноземном наречии вечные слова о несбывшихся мечтах, завораживающе тревожно двигаются две пары в испанских костюмах. Их движения, их горделивая пластика — как обещание истории о любви.
Так начинается сценический сюжет «Учителя танцев». Спектакль прекрасен, как Альдемаро (И. Габдрахманов) — вечно юный поэт и танцовщик в бело-золотом болеро, покоривший с первого взгляда своими огненными плясками двух чопорных испанских красавиц Фелисьяну и Фьореллу, закованных в панцири роскошных одежд. Благодаря Альдемаро, они раскрепостятся внутренне и внешне, чтобы в розово-голубых балетных платьицах то вместе, то поврозь, а то попеременно танцевать, танцевать, танцевать…
«Учитель танцев». Сцена из спектакля. Фото Ф.Гарифуллина
О любви ли этот спектакль? Несомненно. Только о той любви, которая родилась, благодаря искусству. Объятья Альдемаро и Фьореллы оказались важны режиссеру постольку, поскольку они плавно перетекают в движения причудливого танца. Альдемаро — не любовник, а прежде всего творец, Орфей, спустившийся в ад и зной мавританского дворика с танцевальных небес. В блистательном исполнении Ильдуса Габдрахманова гибкая фигура Альдемаро — образ, сгущенный до символа.
В этом спектакле прекрасно все: дни, опоясанные зеркалами танц-класса из театральной фольги, где плетет с пугливой грацией одну бесконечную интригу сестра Фьореллы Фелисьяна (Л. Хамит). Прекрасны ночи, где в непридуманном небе горят звезды и сверкает полумесяц, и девы приходят на свидания в вуалях, затканных крошечными фонариками.
Танец-перпетуум мобиле этого спектакля (балетмейстер С. Амилова). Через танец влюбляются, ссорятся, ревнуют, передают друг другу записки, а также интригуют. Танцу подвластно все — и даже малейшие движения души. В финале влюбленные Альдемаро и Фьорелла (Ч. Закир) наконец соединяются — и снова танец, на этот раз под жарким испанским небом уже три очаровательные пары в ритмах праздничного фламенко отмечают это радостное событие. Апофеоз «Учителя танцев» — сам учитель танцев, танцовщик-миф, застывший на коленях на авансцене в ослепительном театральном свете в своем бело-золотом болеро…
Вечер второй. «Душечка».
Точнее, не вечер, а ночь — глухая, манящая и одновременно пугающая своими шорохами и непроглядной тьмой. В этой тьме на сцене в клубах инфернального дыма — маленький оркестрик, который с надеждой и грустью вглядываясь сквозь тьму в зрительный зал, поет неземную песню. Щемящие звуки, стройные и странные фигуры в белых одеждах, девушка, тихо склонившаяся над аккордеоном, одиночество, ожидание чуда, тайна и бесконечная печаль… Это пролог спектакля по пьесе Туфана Минуллина «Душечка».
Фарид Бикчантаев, режиссер ТГАТ им. Г.Камала. Фото Ф.Гарифуллина
А называл ли кто-нибудь душечкой вас? А если нет, если вы молоды и к тому же одиноки, то без труда поймете Джамилю (Э. Садри). Однажды на прогулке в лесу девушка заскучала в кругу своих недалеких деревенских друзей, затосковала от нехитрых развлечений, и тогда повстречался ей Шурале — странный юноша в белом костюме бутлегера, в мягкой шляпе, будто и не известный персонаж татарской народной сказки, а киногерой мелодрам об Америке времен Великой депрессии (Р. Вази).
От сказки осталось только бревно, куда хитрый охотник некогда заточил хрупкую кисть этого изящного, утонченного юноши, который с достоинством, трепетно и нежно начал ухаживать за Джамилей. Она вытащила его тонкие пальцы из столетнего плена, и Шурале, не умеющий стареть, наконец освободился, чтобы, надев новые белые перчатки, подарить Джамиле изысканную мелодию из своих старинных часов. Да что там мелодия! Шурале открыл перед деревенской простушкой мир очарованного леса, с которого наконец спали холщовые оковы, и заблистала, переливаясь всеми красками, неожиданно открывшаяся перспектива заколдованной поляны.
Из ее зыбких пределов появились друзья Шурале-диковинные жители неизвестного людям леса, точно сошедшие с экрана фильма Копполы «Клуб „Коттон“»: Шур-Шур-поэт, бросающий в зрительный зал пригоршни изумительных стихов о любви (И. Габдрахманов), застенчивый и грустный Шурик (И. Хайруллин), чопорный как англичанин Шурка (И. Мухаметгалиев), элегантная победительница конкурса «Мисс Шурале» Шуралия в причудливом наряде (Л. Хамит) и трогательная нескладная Шуралина (Н. Назип).
Они совсем как люди, только чуть-чуть иные. Не умеют, например, целоваться. И радуются по-своему: вместо грубоватых деревенских шуточек они отчаянно и бесшабашно бросаются в стихию озорного танца — на сцене царит чечетка в вихре белых и черных одежд. В деревне так не умеют. Не умеют изысканно ухаживать, дарить возлюбленным цветы, посвящать им стихи и называть «душечка», как это делают Шуралешки.
«Соперница, свояченица и другие». Л.Хамит (Биби). Фото Ф.Гарифуллина
«Соперница, свояченица и другие». Сцена из спектакля. Фото Ф.Гарифуллина
В спектакле они воплощают силу, только отнюдь не нечистую. Шурале противостоят миру, где правит бал посредственность. В спектакле Фарида Бикчантаева люди грубы и невежественны. Не расстается с бутылкой Рим (Ф. Зиганша), напропалую охмуряет деревенских девок первый парень на деревне накачанный Исфан (М. Габдулла), глупо хихикают Насима и Расима (А. Сабир, М. Шайхутдин)…
Однако с появлением потусторонних жителей в однообразной жизни деревни возникает некая тайна, и люди меняются, становятся более открытыми и чистыми. В конце спектакля странно притихшие они сидят на авансцене, пристально вглядываясь в зрительный зал. Видимо, во время волшебной ночи на Светлом озере Шурале разрешил перед деревенской молодежью загадку своего непостижимого бытия, и сельский мир обогатился, засиял всеми красками музыки и песен (композитор А. Хусаинов). Это спектакль о взаимопроникновении добра и любви. Не случайно в финале «Душечки» люди и не-люди соединяются в единой песенно-музыкальной феерии, чтобы излучать мощный свет и тепло истины: в мире, где правит любовь, все и вся едины.
Вечер третий. «Последний привет, или Жизнь и смерть Вахита Мансурова»
И вправду вечер. Под негромкую мелодию осени в пустом пространстве сцены задумчиво кружатся листья. Двое бродяг устраиваются на рельсах на ночлег, чтобы не спеша выпить и поговорить за жизнь. Да и куда им спешить? Их время не торопится, в отличие от времени главного героя драмы Карима Тинчурина «Последний привет». В своем просторном кабинете Вахит Мансуров (И. Шайдуллин) судорожно жжет какие-то бумаги, разбрасывает газеты, занимается спортом, а заодно бурно выясняет отношения с женой (М. Юсуф)…
Исполнитель главной роли спектакля Ильгам Шайдуллин правдив и точен в каждом своем движении: его герой из тех, кто «и жить торопится, и чувствовать спешит». В своем рисунке роли он создает ту ступень эмоциональной перенасыщенности, которую не дано выдержать никому. Его раздирают противоречия, а мир с единственной веткой за огромным окном его апартаментов гармоничен и прост — надвигается ночь, а значит будет новый день, в котором Вахиту, увы, не будет покоя…
Фарид Бикчантаев поставил простой и лаконичный спектакль о жизни, в которой нет смерти. И чем больше мучается главный герой, тем спокойнее и светлее окружающий его мир: на смену осени придет зима, завьюжит первый снег, и Вахит встретится со своей возлюбленной (Л. Нагимуллина) среди мебели, зачехленной «чем-то белым, без причуд» в огромном номере провинциальной гостинице. И вновь будет бурное выяснение отношений, и шустрая горничная собьется с ног (М. Шайхутдин), и гул ресторана, точно огромный океан своими приливами и отливами будет ломиться в закрытую дверь…
Легко ли быть молодым Вахиту Мансурову (а он молод до неприличия)? Наверное, нет. Впрочем, в спектакле нет точного ответа на этот вопрос. Вахит — преуспевающий коммерсант начала века, который ни в чем не знает недостатка. У него молодая жена и сын, и дом полная чаша. Наконец, он удачлив в любви: ему отдала свое сердце юная студентка Ольга Вахрушина. Он крепок душой и телом, его буквально переполняют жизненные соки. Однако герой мечется в пустых пределах спектакля, осененный призрачной мелодией осени без начала и конца… (композитор Ф. Абубакиров).
Вахит поразительным образом отчужден от мира, в котором он живет, он полностью и без остатка предоставлен самому себе, и никакие успехи не в силах разлучить Вахита Мансурова с самим собой — тревожным и мающимся от непостижимой маеты. Призрачное бытие героя, погруженного в свои грезы, загадочно в той же степени, в какой таинственно бытие вообще, в том числе, и бытие спектакля. В тайну героя нет хода никому, даже самым близким.
Только Мухамметша — то ли названный, то ли родной брат героя понимает его. Шаукат Биктемир создает образ бродяги без возраста и определенных занятий, но бродяги-философа, чьи путаные сентенции полны глубокого смысла. Не случайно в последние минуты жизни Вахита рядом с ним загадочным образом окажется его старший брат.
Итак, Вахит Мансуров уходит из жизни из-за ее эмоционального переизбытка в самом себе. Для его ухода художник Сергей Скоморохов придумал белый кабинет в духе полотен Магритта с черным провалом берега озера, где сидит со своей удочкой одинокий рыбак. Над этим безмятежным миром в ярко-голубом небе проносятся перистые облачка. Суетное бестолковое прощание героя с девушкой, нелепый (куда его деть?) револьвер, лодочник-Харон в надвинутом капюшоне, предлагающий свои услуги… (Р. Фазлыев)
Здесь возникают цитаты из спектакля «Ромео и Джульетта», который Фарид Бикчантаев поставил «на заре туманной юности» в камаловском театре, и где смерть — яд в кожаном резервуаре предлагал Ромео точно такой же Харон в надвинутом капюшоне — аптекарь. И уйдет из жизни Вахит Мансуров так же, как это сделала Джульетта Фарида Бикчантаева — Люция Хамит — играючи… Будет долго-долго забавляться с пистолетиком, точно маленький мальчик, не желающий взрослеть, а заигравшись, случайно выстрелит, чтобы то ли ненадолго, то ли на века уснуть на рельсах рядом с Мухамметшой, который, будто Цербер спящую красавицу, будет бережно охранять его покой…
Вечер четвертый. Дом, который построил Фарид
«Прощайте». Сцена из спектакля. Фото Ф.Гарифуллина
«Душечка». Сцена из спектакля. Фото Ф.Гарифуллина
«Последний привет или Жизнь и смерть Вахита Мансурова». Сцена из спектакля. Фото Ф.Гарифуллина
Не дом, а скорее шатер с развевающимися от настоящего ветра в звуках бессмертного штраусовского вальса шелковыми белыми занавесями, с ширмами, на которых миниатюры древнего города Казани (художник С. Скоморохов). В воздушных пределах шатра и разворачиваются четыре почти детективные истории, поставленные Фаридом Бикчантаевым по одноактовкам первого татарского драматурга Галиаскара Камала. И вот вам история первая и «Первый театр».
Не думал-не гадал Вали-эффенди (Р. Бариев), а пришел и его черед собираться в театр, в самый настоящий первый татарский театр. Тому событию минуло 90 лет. Еще бы! Жена пудрится, перебирает наряды, а до начала представления осталось всего полчаса! А тут еще бестолковая служанка Биби (Л. Хамит), никак ей не объяснить, что нужно говорить отцу-деспоту, дескать, не в театр пошли, а к свату, к свату.
Все смешалось в доме Вали после его ухода: шустрая невестка (Р. Мотыгуйлина) дозналась-таки у Биби, что Вали с женой в театр отправились, и ну давай теребить своего увальня мужа в крохотных золотых очочках (М. Габдуллин), уговаривать его тоже в театр пойти. А тот от греха подальше в сундук спрятался. Ну, что тут будешь делать. Да, были и такие времена в татарском мире, когда за такие вот культпоходы мусульмане-консерваторы отлучали своих детей от дома, от семьи. А Биби, не будь дурочкой, все доложила Хамзе-баю (И. Багман). Тот даже в зрительный зал от неожиданности вывалился. И под звуки бессмертной мелодии Иоганна Штрауса отправились они с Биби вальсировать из одной одноактовки в другую, искусно нанизывая их, точно бисер, на одну шелковую ниточку.
Фарид Бикчантев создал в сценическом пространстве мир дореволюционной татарской слободы со своими законами и перипетиями, со своими героями и злодеями, где актеры воплотили целую галерею портретов-миниатюр. Здесь и незадачливая сваха (Ф. Акберова), и злющая свояченица (Ф. Ахтямова), и почтенный отец семейства (И. Ахметзян), и даже маленькая девочка в талантливом исполнении Индры Тухватуллиной. (Недаром спектакль так и называется «Соперница, свояченица, и другие»). Весь этот пестрый состав шумит и пенится в звуках Штрауса не хуже самого настоящего шампанского. И все заканчивается, как и должно быть в театре, на удивление хорошо.
Фарид Биксантаев приготовил зрителям почти гоголевские метаморфозы. Но в конце концов весь этот мир оказался насквозь вымышленным и искусственным. Ведь театр же… Не случайно в финале за шелковыми покровами шатра появились куклы, окруженные персонажами этого веселого спектакля. И под звуки штраусовского вальса закрылся занавес.
Вечер пятый. «Прощайте!»
Спектакль начинается так, как приходят воспоминания: весенняя полумгла, свет фонарей, пустая улица и город без названия, и вдруг беспечные пары в безостановочно веселом танце — в пальто, не снимая шляп, как было принято в
И угораздило же неказистого путника заблудиться на безымянной улице, в городе чужих воспоминаний! Это деревенский житель Галимулла (А. Шакир) разыскивает Миляушу (Н. Ихсани), давнюю подругу своей юности, чтобы, очутившись в уютной квартире, оказаться в плену ее цветов и ностальгии. За три дня до своей смерти бывшая певица Миляуша Низаметдинова не захотела видеть никого, кроме Галимуллы, своего незавидного деревенского кавалера, которого вызвала к себе телеграммой.
В контексте спектакля прощание означало встречу, да не одну. Благодаря Фариду Бикчантаеву, в спектакле встретились не только персонажи, но и актеры со своими прежними ролями. В
В пьесе режиссер разглядел прежде всего мелодическую драму, и потому спектакль пронизывает музыка. Это и популярные в годы хрущевской «оттепели» итальянские мелодии в исполнении Робертино Лоретти и Марио Ланца, и национальные музыкальные сочинения, и прозрачная песня современного татарского композитора Азата Хусаинова. Целый океан звуков создает неповторимую ауру этого спектакля, где герои, расставаясь, встречаются, а встретившись, расстаются навсегда.
За закрытыми дверями своих меблированных комнат, где весь быт напоминает театральную декорацию (художник А. Камалиев), среди духов и фотографий, на пороге смерти Миляуша воскрешает для Галимуллы самое реальное, что было в ее жизни — их деревенское прошлое, краткие мгновения полузабытой юности.
И самым реальным из всех персонажей для Миляуши оказывается именно Галимулла — путник с неказистым портфелем, в деревенских носках на цыпочках вошедший в последние часы ее одинокой жизни, чтобы согреть их своим человеческим теплом. Однако Миляуша прощается не только с Галимуллой. В одном из своих последних монологов она обращается к тем, кому она служила долгие годы и к тем, кто незаслуженно забыл ее — к зрителям. Нарядив Галимуллу в нелепый пиджак конферансье и обезобразив гримом его лицо, она бросает в зал пронизанные горькой иронией слова о служении артиста народу, который, резвясь и шаля, веками колеблет треножники преданных ему творцов. а народ, как, впрочем, и всегда, безмолвствует. И обессиленная Миляуша покидает сцену, на этот раз уже навсегда.
Остается жалкая горстка друзей, немного опоздавших и не заставших ее в живых. И каким же никчемным выглядит это запоздалое прощание! И ни к чему цветы в руках Рафиса и шампанское от Фахима, и полупьяный бред Нурисламма, впавшего в алкогольное забытье. Ни к чему порыв Шахита, который рвется к телу своей бывшей супруги. На память о себе она оставила только магнитофонную запись, где устало, просто и легко напоследок говорит с теми, кого считала своими близкими. Разочарованные и поникшие, они разбредаются кто куда по безымянным улицам города без названия, города воспоминаний. Остается лишь исполненная грусти и света мелодия, которая оправдывает бренное человеческое существование.
Июль 1997 г.
Комментарии (0)