ТГАТ имени Галиаскара Камала, на сцене с
Его театр воцарился на татарских подмостках как бы невидимо, воздействуя на зрителя через трудноуловимую плоть сценической атмосферы. Поэзия воздуха — главная составляющая в постановках Фарида Бикчантаева. Пять вечеров в его театре — праздник, который дорогого стоит.
Итак, вечер первый. «Учитель танцев».
…Представьте себе зыбкие сумерки, сгустившиеся над галереями и балконами дворика в мавританском стиле (художник С. Скоморохов). В их неверном свете, не попадая в такт голосу, поющему на гортанном иноземном наречии вечные слова о несбывшихся мечтах, завораживающе тревожно двигаются две пары в испанских костюмах. Их движения, их горделивая пластика — как обещание истории о любви.
Так начинается сценический сюжет «Учителя танцев». Спектакль прекрасен, как Альдемаро (И. Габдрахманов) — вечно юный поэт и танцовщик в бело-золотом болеро, покоривший с первого взгляда своими огненными плясками двух чопорных испанских красавиц Фелисьяну и Фьореллу, закованных в панцири роскошных одежд. Благодаря Альдемаро, они раскрепостятся внутренне и внешне, чтобы в розово-голубых балетных платьицах то вместе, то поврозь, а то попеременно танцевать, танцевать, танцевать…
О любви ли этот спектакль? Несомненно. Только о той любви, которая родилась, благодаря искусству. Объятья Альдемаро и Фьореллы оказались важны режиссеру постольку, поскольку они плавно перетекают в движения причудливого танца. Альдемаро — не любовник, а прежде всего творец, Орфей, спустившийся в ад и зной мавританского дворика с танцевальных небес. В блистательном исполнении Ильдуса Габдрахманова гибкая фигура Альдемаро — образ, сгущенный до символа.
В этом спектакле прекрасно все: дни, опоясанные зеркалами танц-класса из театральной фольги, где плетет с пугливой грацией одну бесконечную интригу сестра Фьореллы Фелисьяна (Л. Хамит). Прекрасны ночи, где в непридуманном небе горят звезды и сверкает полумесяц, и девы приходят на свидания в вуалях, затканных крошечными фонариками.
Танец-перпетуум мобиле этого спектакля (балетмейстер С. Амилова). Через танец влюбляются, ссорятся, ревнуют, передают друг другу записки, а также интригуют. Танцу подвластно все — и даже малейшие движения души. В финале влюбленные Альдемаро и Фьорелла (Ч. Закир) наконец соединяются — и снова танец, на этот раз под жарким испанским небом уже три очаровательные пары в ритмах праздничного фламенко отмечают это радостное событие. Апофеоз «Учителя танцев» — сам учитель танцев, танцовщик-миф, застывший на коленях на авансцене в ослепительном театральном свете в своем бело-золотом болеро…
Вечер второй. «Душечка».
Точнее, не вечер, а ночь — глухая, манящая и одновременно пугающая своими шорохами и непроглядной тьмой. В этой тьме на сцене в клубах инфернального дыма — маленький оркестрик, который с надеждой и грустью вглядываясь сквозь тьму в зрительный зал, поет неземную песню. Щемящие звуки, стройные и странные фигуры в белых одеждах, девушка, тихо склонившаяся над аккордеоном, одиночество, ожидание чуда, тайна и бесконечная печаль… Это пролог спектакля по пьесе Туфана Минуллина «Душечка».
А называл ли кто-нибудь душечкой вас? А если нет, если вы молоды и к тому же одиноки, то без труда поймете Джамилю (Э. Садри). Однажды на прогулке в лесу девушка заскучала в кругу своих недалеких деревенских друзей, затосковала от нехитрых развлечений, и тогда повстречался ей Шурале — странный юноша в белом костюме бутлегера, в мягкой шляпе, будто и не известный персонаж татарской народной сказки, а киногерой мелодрам об Америке времен Великой депрессии (Р. Вази).
От сказки осталось только бревно, куда хитрый охотник некогда заточил хрупкую кисть этого изящного, утонченного юноши, который с достоинством, трепетно и нежно начал ухаживать за Джамилей. Она вытащила его тонкие пальцы из столетнего плена, и Шурале, не умеющий стареть, наконец освободился, чтобы, надев новые белые перчатки, подарить Джамиле изысканную мелодию из своих старинных часов. Да что там мелодия! Шурале открыл перед деревенской простушкой мир очарованного леса, с которого наконец спали холщовые оковы, и заблистала, переливаясь всеми красками, неожиданно открывшаяся перспектива заколдованной поляны.
Из ее зыбких пределов появились друзья Шурале-диковинные жители неизвестного людям леса, точно сошедшие с экрана фильма Копполы «Клуб „Коттон“»: Шур-Шур-поэт, бросающий в зрительный зал пригоршни изумительных стихов о любви (И. Габдрахманов), застенчивый и грустный Шурик (И. Хайруллин), чопорный как англичанин Шурка (И. Мухаметгалиев), элегантная победительница конкурса «Мисс Шурале» Шуралия в причудливом наряде (Л. Хамит) и трогательная нескладная Шуралина (Н. Назип).
Они совсем как люди, только чуть-чуть иные. Не умеют, например, целоваться. И радуются по-своему: вместо грубоватых деревенских шуточек они отчаянно и бесшабашно бросаются в стихию озорного танца — на сцене царит чечетка в вихре белых и черных одежд. В деревне так не умеют. Не умеют изысканно ухаживать, дарить возлюбленным цветы, посвящать им стихи и называть «душечка», как это делают Шуралешки.
В спектакле они воплощают силу, только отнюдь не нечистую. Шурале противостоят миру, где правит бал посредственность. В спектакле Фарида Бикчантаева люди грубы и невежественны. Не расстается с бутылкой Рим (Ф. Зиганша), напропалую охмуряет деревенских девок первый парень на деревне накачанный Исфан (М. Габдулла), глупо хихикают Насима и Расима (А. Сабир, М. Шайхутдин)…
Однако с появлением потусторонних жителей в однообразной жизни деревни возникает некая тайна, и люди меняются, становятся более открытыми и чистыми. В конце спектакля странно притихшие они сидят на авансцене, пристально вглядываясь в зрительный зал. Видимо, во время волшебной ночи на Светлом озере Шурале разрешил перед деревенской молодежью загадку своего непостижимого бытия, и сельский мир обогатился, засиял всеми красками музыки и песен (композитор А. Хусаинов). Это спектакль о взаимопроникновении добра и любви. Не случайно в финале «Душечки» люди и не-люди соединяются в единой песенно-музыкальной феерии, чтобы излучать мощный свет и тепло истины: в мире, где правит любовь, все и вся едины.
Вечер третий. «Последний привет, или Жизнь и смерть Вахита Мансурова»
И вправду вечер. Под негромкую мелодию осени в пустом пространстве сцены задумчиво кружатся листья. Двое бродяг устраиваются на рельсах на ночлег, чтобы не спеша выпить и поговорить за жизнь. Да и куда им спешить? Их время не торопится, в отличие от времени главного героя драмы Карима Тинчурина «Последний привет». В своем просторном кабинете Вахит Мансуров (И. Шайдуллин) судорожно жжет какие-то бумаги, разбрасывает газеты, занимается спортом, а заодно бурно выясняет отношения с женой (М. Юсуф)…
Исполнитель главной роли спектакля Ильгам Шайдуллин правдив и точен в каждом своем движении: его герой из тех, кто «и жить торопится, и чувствовать спешит». В своем рисунке роли он создает ту ступень эмоциональной перенасыщенности, которую не дано выдержать никому. Его раздирают противоречия, а мир с единственной веткой за огромным окном его апартаментов гармоничен и прост — надвигается ночь, а значит будет новый день, в котором Вахиту, увы, не будет покоя…
Фарид Бикчантаев поставил простой и лаконичный спектакль о жизни, в которой нет смерти. И чем больше мучается главный герой, тем спокойнее и светлее окружающий его мир: на смену осени придет зима, завьюжит первый снег, и Вахит встретится со своей возлюбленной (Л. Нагимуллина) среди мебели, зачехленной «чем-то белым, без причуд» в огромном номере провинциальной гостинице. И вновь будет бурное выяснение отношений, и шустрая горничная собьется с ног (М. Шайхутдин), и гул ресторана, точно огромный океан своими приливами и отливами будет ломиться в закрытую дверь…
Легко ли быть молодым Вахиту Мансурову (а он молод до неприличия)? Наверное, нет. Впрочем, в спектакле нет точного ответа на этот вопрос. Вахит — преуспевающий коммерсант начала века, который ни в чем не знает недостатка. У него молодая жена и сын, и дом полная чаша. Наконец, он удачлив в любви: ему отдала свое сердце юная студентка Ольга Вахрушина. Он крепок душой и телом, его буквально переполняют жизненные соки. Однако герой мечется в пустых пределах спектакля, осененный призрачной мелодией осени без начала и конца… (композитор Ф. Абубакиров).
Вахит поразительным образом отчужден от мира, в котором он живет, он полностью и без остатка предоставлен самому себе, и никакие успехи не в силах разлучить Вахита Мансурова с самим собой — тревожным и мающимся от непостижимой маеты. Призрачное бытие героя, погруженного в свои грезы, загадочно в той же степени, в какой таинственно бытие вообще, в том числе, и бытие спектакля. В тайну героя нет хода никому, даже самым близким.
Только Мухамметша — то ли названный, то ли родной брат героя понимает его. Шаукат Биктемир создает образ бродяги без возраста и определенных занятий, но бродяги-философа, чьи путаные сентенции полны глубокого смысла. Не случайно в последние минуты жизни Вахита рядом с ним загадочным образом окажется его старший брат.
Итак, Вахит Мансуров уходит из жизни из-за ее эмоционального переизбытка в самом себе. Для его ухода художник Сергей Скоморохов придумал белый кабинет в духе полотен Магритта с черным провалом берега озера, где сидит со своей удочкой одинокий рыбак. Над этим безмятежным миром в ярко-голубом небе проносятся перистые облачка. Суетное бестолковое прощание героя с девушкой, нелепый (куда его деть?) револьвер, лодочник-Харон в надвинутом капюшоне, предлагающий свои услуги… (Р. Фазлыев)
Здесь возникают цитаты из спектакля «Ромео и Джульетта», который Фарид Бикчантаев поставил «на заре туманной юности» в камаловском театре, и где смерть — яд в кожаном резервуаре предлагал Ромео точно такой же Харон в надвинутом капюшоне — аптекарь. И уйдет из жизни Вахит Мансуров так же, как это сделала Джульетта Фарида Бикчантаева — Люция Хамит — играючи… Будет долго-долго забавляться с пистолетиком, точно маленький мальчик, не желающий взрослеть, а заигравшись, случайно выстрелит, чтобы то ли ненадолго, то ли на века уснуть на рельсах рядом с Мухамметшой, который, будто Цербер спящую красавицу, будет бережно охранять его покой…
Вечер четвертый. Дом, который построил Фарид
Не дом, а скорее шатер с развевающимися от настоящего ветра в звуках бессмертного штраусовского вальса шелковыми белыми занавесями, с ширмами, на которых миниатюры древнего города Казани (художник С. Скоморохов). В воздушных пределах шатра и разворачиваются четыре почти детективные истории, поставленные Фаридом Бикчантаевым по одноактовкам первого татарского драматурга Галиаскара Камала. И вот вам история первая и «Первый театр».
Не думал-не гадал Вали-эффенди (Р. Бариев), а пришел и его черед собираться в театр, в самый настоящий первый татарский театр. Тому событию минуло 90 лет. Еще бы! Жена пудрится, перебирает наряды, а до начала представления осталось всего полчаса! А тут еще бестолковая служанка Биби (Л. Хамит), никак ей не объяснить, что нужно говорить отцу-деспоту, дескать, не в театр пошли, а к свату, к свату.
Все смешалось в доме Вали после его ухода: шустрая невестка (Р. Мотыгуйлина) дозналась-таки у Биби, что Вали с женой в театр отправились, и ну давай теребить своего увальня мужа в крохотных золотых очочках (М. Габдуллин), уговаривать его тоже в театр пойти. А тот от греха подальше в сундук спрятался. Ну, что тут будешь делать. Да, были и такие времена в татарском мире, когда за такие вот культпоходы мусульмане-консерваторы отлучали своих детей от дома, от семьи. А Биби, не будь дурочкой, все доложила Хамзе-баю (И. Багман). Тот даже в зрительный зал от неожиданности вывалился. И под звуки бессмертной мелодии Иоганна Штрауса отправились они с Биби вальсировать из одной одноактовки в другую, искусно нанизывая их, точно бисер, на одну шелковую ниточку.
Фарид Бикчантев создал в сценическом пространстве мир дореволюционной татарской слободы со своими законами и перипетиями, со своими героями и злодеями, где актеры воплотили целую галерею портретов-миниатюр. Здесь и незадачливая сваха (Ф. Акберова), и злющая свояченица (Ф. Ахтямова), и почтенный отец семейства (И. Ахметзян), и даже маленькая девочка в талантливом исполнении Индры Тухватуллиной. (Недаром спектакль так и называется «Соперница, свояченица, и другие»). Весь этот пестрый состав шумит и пенится в звуках Штрауса не хуже самого настоящего шампанского. И все заканчивается, как и должно быть в театре, на удивление хорошо.
Фарид Биксантаев приготовил зрителям почти гоголевские метаморфозы. Но в конце концов весь этот мир оказался насквозь вымышленным и искусственным. Ведь театр же… Не случайно в финале за шелковыми покровами шатра появились куклы, окруженные персонажами этого веселого спектакля. И под звуки штраусовского вальса закрылся занавес.
Вечер пятый. «Прощайте!»
Спектакль начинается так, как приходят воспоминания: весенняя полумгла, свет фонарей, пустая улица и город без названия, и вдруг беспечные пары в безостановочно веселом танце — в пальто, не снимая шляп, как было принято в
И угораздило же неказистого путника заблудиться на безымянной улице, в городе чужих воспоминаний! Это деревенский житель Галимулла (А. Шакир) разыскивает Миляушу (Н. Ихсани), давнюю подругу своей юности, чтобы, очутившись в уютной квартире, оказаться в плену ее цветов и ностальгии. За три дня до своей смерти бывшая певица Миляуша Низаметдинова не захотела видеть никого, кроме Галимуллы, своего незавидного деревенского кавалера, которого вызвала к себе телеграммой.
В контексте спектакля прощание означало встречу, да не одну. Благодаря Фариду Бикчантаеву, в спектакле встретились не только персонажи, но и актеры со своими прежними ролями. В
В пьесе режиссер разглядел прежде всего мелодическую драму, и потому спектакль пронизывает музыка. Это и популярные в годы хрущевской «оттепели» итальянские мелодии в исполнении Робертино Лоретти и Марио Ланца, и национальные музыкальные сочинения, и прозрачная песня современного татарского композитора Азата Хусаинова. Целый океан звуков создает неповторимую ауру этого спектакля, где герои, расставаясь, встречаются, а встретившись, расстаются навсегда.
За закрытыми дверями своих меблированных комнат, где весь быт напоминает театральную декорацию (художник А. Камалиев), среди духов и фотографий, на пороге смерти Миляуша воскрешает для Галимуллы самое реальное, что было в ее жизни — их деревенское прошлое, краткие мгновения полузабытой юности.
И самым реальным из всех персонажей для Миляуши оказывается именно Галимулла — путник с неказистым портфелем, в деревенских носках на цыпочках вошедший в последние часы ее одинокой жизни, чтобы согреть их своим человеческим теплом. Однако Миляуша прощается не только с Галимуллой. В одном из своих последних монологов она обращается к тем, кому она служила долгие годы и к тем, кто незаслуженно забыл ее — к зрителям. Нарядив Галимуллу в нелепый пиджак конферансье и обезобразив гримом его лицо, она бросает в зал пронизанные горькой иронией слова о служении артиста народу, который, резвясь и шаля, веками колеблет треножники преданных ему творцов. а народ, как, впрочем, и всегда, безмолвствует. И обессиленная Миляуша покидает сцену, на этот раз уже навсегда.
Остается жалкая горстка друзей, немного опоздавших и не заставших ее в живых. И каким же никчемным выглядит это запоздалое прощание! И ни к чему цветы в руках Рафиса и шампанское от Фахима, и полупьяный бред Нурисламма, впавшего в алкогольное забытье. Ни к чему порыв Шахита, который рвется к телу своей бывшей супруги. На память о себе она оставила только магнитофонную запись, где устало, просто и легко напоследок говорит с теми, кого считала своими близкими. Разочарованные и поникшие, они разбредаются кто куда по безымянным улицам города без названия, города воспоминаний. Остается лишь исполненная грусти и света мелодия, которая оправдывает бренное человеческое существование.
Июль 1997 г.
Комментарии (0)