ПАМЯТИ ВЛАДИМИРА ОСОБИКА

К сожалению, часто в жизни складывается так, что мы слишком поздно понимаем, какой человек живет с нами рядом. Как у Александра Володина в стихотворении: «… Правда почему-то потом торжествует. Почему-то торжествует. Почему-то потом. Почему-то торжествует правда. Правда, потом. Но обязательно торжествует. Людям она почему-то нужна. Хотя бы потом. Почему-то потом. Но почему-то обязательно.» Вот так и у нас в жизни получается. Все почему-то потом.

Если бы мне предложили написать статью-воспоминание о моем друге Владимире Особике, то эпиграфом я бы взял строку из песни: «Этот день мы приближали как могли». Постоянно с друзьями встречаемся на панихидах. Стоим там, нервно курим и не понимаем: что же мы делаем? Почему же мы так равнодушны, жестоки, почему не ценим людей, которые еще вчера были с нами? Договариваемся беречь друг друга. Прощаясь, желаем друг другу здоровья и долгих лет жизни. Но вот проходит неделя, и все возвращается на круги своя. Мы опять невнимательны, мы опять равнодушны. Вот это меня больше всего беспокоит.

Для меня Володя Особик был не просто коллегой, не просто другом. Он был мне как брат. Мы с ним знакомы с четырнадцати лет (это без малого сорок лет). Причем громадный отрезок этого времени мы буквально не расставались: вместе отдыхали, вместе жили на гастролях. Я был свидетелем на его свадьбе. У нас были общие планы, надежды, мечты.

На сцене я понимал его с полуслова. Мы вместе начинали — в 1966 году пришли в театр имени В. Ф. Комиссаржевской и сразу же стали играть в одном спектакле. Это был «Принц и нищий». Он играл Принца, а я Нищего. Мы много работали на телевидении. Мне довелось играть в спектакле «Зверь», который он поставил. Мы были как бы одной семьей. Естественно, в семье бывают разные периоды: счастливые и не очень. Но все равно, семья есть семья. Жизнь распорядилась так, что ему пришлось уйти из театра им.

В. Ф. Комиссаржевской. Мы отдалились друг от друга, перестали видеться, созваниваться. На это были свои причины. Но я всегда знал, что он есть. Я был в курсе его дел и порадовался за него, когда узнал, что в театре Сатиры он занялся режиссурой, и что дела его налаживаются.

На режиссуру он вышел как-то логически. Он был лидером. Есть люди ведомые, а есть ведущие. Он всегда был ведущим — индивидуальностью, личностью. Володя именно из тех артистов, которые становятся авторами спектакля наравне с режиссером. Говорят, что у него был сложный характер. Но я думаю, что с людьми подобного дарования всегда трудно, они всегда сложны. С Володей было трудно бездельнику, человеку не творческому. Если же человек был трудолюбив, профессионально честен, то с Володей он находил общий язык.

С ним было надежно. Когда Володя был в хорошей форме, когда у него все складывалось удачно, он прямо излучал надежность. К сожалению, жизнь его сложилась не так, как хотелось бы. На старте он получил мощную роль. Через два года после окончания института ему довелось сыграть Царя Федора в спектакле «Царь Федор Ионаннович». Блистательно! Это было событие в городе. И потом ему хотелось иметь дело именно с драматургией такого уровня, с такими ролями. А они даются артисту раз в жизни, да и то не каждому. Ему же хотелось опять забраться на ту вершину. Но возможности больше не представилось. Он очень переживал и, как всякий творческий человек, старался во что бы то ни стало реализоваться… Ему надо было что-то решать, делать и обязательно что-то серьезное. Он стал преподавать в театральном институте. Его изумительный курс открыл театр в Абакане.

Были периоды, когда его мало занимали. На то были разные причины. Любому актеру, даже самому талантливому, нужен человек, который бы о нем думал и занимался его творческой судьбой. Так сложилось, что у Володи в трудную минуту не оказалось человека, который смог его по-настоящему поддержать. Кроме, пожалуй, его жены — Леночки Рахленко, которая сыграла в жизни Володи огромную роль. Вообще, я считаю, что это уникальная женщина. Володя для нее был всем. И если для нас, друзей Володи, его уход — горе, то для нее это — потеря, масштаб которой я не могу определить словами.

Володя был человеком очень одаренным, и прав Владислав Пази, когда сказал на панихиде, что он был похож на Михаила Чехова. Ему нужно было играть тот репертуар, который играл великий артист. Но этим должен был кто-то заниматься. А у нас, к сожалению, не всегда делают ставку на Артиста.

Это сейчас общая болезнь петербургских театров. Они могут пригласить заезжего популярного режиссера, актера, а вот своих хороших «раскрутить» не хотят. Странное дело, стоит в Москве появиться хоть мало-мальски способному человеку, — ему не дадут пропасть. А в Петербурге все наоборот. Своим здесь веры нет.

Банально, но все же — я не смогу жить так, как жил до его ухода. Что-то из меня ушло.

Меня сейчас мучает больше всего то, что я не смог быть с ним в его последние минуты. Я должен был быть с ним рядом. Но я не верил в его смерть.

Я не могу определить, что происходит сейчас. Да, — горе, да, — отчаяние, пустота и безнадежность. Но я не могу поверить. Мне все кажется, что он должен вернуться, что он просто куда-то уехал.