Петербургский театральный журнал
Блог «ПТЖ» — это отдельное СМИ, живущее в режиме общероссийской театральной газеты. Когда-то один из создателей журнала Леонид Попов делал в «ПТЖ» раздел «Фигаро» (Фигаро здесь, Фигаро там). Лене Попову мы и посвящаем наш блог.
16+

ЕЩЕ МГНОВЕНЬЕ — И ИСЧЕЗНЕТ

УВАРОВА ЛИЗА. Характер трудный, склонный к самомучительству. Когда встретил я ее впервые, тридцать с лишним лет назад, была она очень хорошенькой, очень молоденькой тюзовской актрисой. Она и Капа Пугачева были красой и гордостью театра. Лучшими травести.

Теперь Лиза Уварова совсем другая. Уже давно рассталась она с ролями травести. Впрочем, и в молодости, в 29 году, сыграла она роль старухи Варварки в пьесе моей «Ундервуд». Я настоял на том, чтобы ей дали эту роль. Мне казалось, что она отличная характерная. В «Ундервуде» играла она отлично. Теперь, по общему мнению, она актриса острохарактерная, «гротесковая», как написали в последней рецензии, и играет она уже не в ТЮЗе, а в Театре комедии. Играет много. Умна. Владеет французским языком. Комната обставлена с необыкновенным вкусом. И просто. Небольшая, но отличная библиотека. Самостоятельна материально. Кроме театра работает на радио. Золотые руки. Она бутыль из-под чернил, похожую по форме на старинный штоф, расписала маслом так талантливо под екатерининский, что весело смотреть. И вряд ли хоть минуту в своей жизни была она счастлива. Ни когда была она женою Гаккеля, ни в замужестве за Чирковым. После каждой премьеры — в молодости — плакала она, что провалила роль, и ее общими силами утешали. Но вряд ли она хотела утешений. Она из той породы женщин, что, уставши, не отдыхают, а принимаются мыть полы в доме или стирать белье.

23–24 июня. 1956 год. Евгений Шварц

Е.Уварова.
Фото из архива Театра комедии им. Н.П.Акимова

Е.Уварова. Фото из архива Театра комедии им. Н.П.Акимова

За глаза в театре ее называли ЛИЗОЧЕК. На «Лизочка» она совсем не была похожа… Разве только маленький рост, тюзовская юность и неслышное, незаметное, скромное в походке как-то оправдывало это «Лизочек». Уборная Лизочка находилась не у сцены, где сидели народные и заслуженные артисты, а где-то почти под лестницей. Крошечная комнатка, которую Елизавета Александровна делила с Верой Карповой.

В пьесе Шварца «Одна ночь» репетировали почти все артисты театра, которые знали лично Евгения Львовича. Только один раз посчастливилось мне увидеть их в репетициях всех вместе. Елена Владимировна Юнгер, Ирина Петровна Зарубина, Александр Давыдович Бениаминов, Тамара Вячеславовна Сезеневская, Татьяна Ивановна Чокой, Анна Владимировна Сергеева, Николай Алексеевич Волков. Елизавета Александровна свою роль репетировала в очередь с Тамарой Вячеславовной Сезеневской. Остались секунды в памяти… Юнгер, несколько часов репетиции просидевшая на корточках у табурета, изображавшего блокадную «буржуйку». Бениаминов, подаривший театральный термин «моя зона», — когда нельзя перекрывать артиста на расстоянии широко расставленных рук. Зарубина, тихо сидящая на стуле в репетиционном ситцевом платочке, не возразившая режиссеру ни разу за все время репетиций. Елизавета Александровна, шепчущая вопросы постановщику почти на ухо так, чтобы не раздражать режиссера и упаси Боже, партнеров.

Она пришла из ТЮЗа в Театр комедии в 45 году, уже после войны, в театр, который знал большую славу и большую любовь зрителей. Так до конца она и не соединялась с этим театром, где ее очень любили или очень не любили.

И на сцене и в жизни — еще мгновенье, и исчезнет.

Она играла фрейлин, экзотических старух, персонажей русско-советского комедийного репертуара, в «Троянской войне» Жироду у Фоменко она была старцем Миносом. Гордилась, что ее невозможно было узнать в кулисах театра из-за обилия наклеек, накладок, гумоза и монтюра. Весь спектакль Лизочек старательно терялась среди живописных старцев — артистов-мужчин и только один раз имела отдельный выход… Открывался люк на сцене, из него появлялась шикарно-неузнаваемая голова Елизаветы Александровны. Все было просто — под сценой монтировщики устраивали табуретку, в нужный момент открывался люк и Елизавета Александровна, встав на табурет, произносила свой коронный монолог. Как случилось, что однажды табурет не поставили, или он упал, я не знаю, но история о том, как Уварова произнесла огромный монолог, повиснув на собственных локтях, рассказывалась всем вновь поступившим артистам среди других преданий и легенд театра.

Е.Уварова (Колокуцкая). «Воскресенье в понедельник».
Фото из архива
Театра комеди
им. Н.П.Акимова

Е.Уварова (Колокуцкая). «Воскресенье в понедельник». Фото из архива Театра комеди им. Н.П.Акимова

Пьесу Шварца о Ленинградской блокаде «Одна ночь» благополучно сыграли к Дню Победы, а затем ставили все реже и реже. В один из будничных вечеров меня позвала на проходную театра тетя Дуся. С тетей Дусей наши артисты делились сердечными тайнами, радостями, домашними неурядицами, она была любима за прямоту, чистосердечие и мудрые советы. Лукавить совсем не умела и считала ниже своего достоинства. На этот раз тетя Дуся как-то смущаясь, путая падежи и пряча глаза, произнесла:

— Вот тут тебе… Это не знаю кто. Говорят, на сцене Ленинградская блокада началась. Голодный ты, что ли?.. Ну, она дала вот… Только я не знаю кто, то есть… Наверное, не она, а он, то есть… Ну вот, бери.

Тетя Дуся вручила мне две кастрюльки военного образца. В одной была отварная курица, в другой черный хлеб. Растерянный, я не мог найти слов. Если бы не антракт, я опоздал бы на выход, вынимая из разоблачившей себя тети Дуси, кто это все-таки, — она или он, и почему нет записки, и что я должен делать с отварной курицей и кастрюлями… Отмахиваясь, как от мухи, тетя Дуся сказала:

— Я и дура, я и пробка буду, если скажу, что это Уварова оставила и под страхом смерти запретила об этом говорить.

Встретившись с Елизаветой Александровной после спектакля в гардеробе, мы, как ни в чем не бывало, попрощались. Я не подвел тетю Дусю. Кастрюля оказалась удивительно удобная — алюминевая, кругленькая, с крошечными ушками и плоской крышкой. Она уже двадцать лет со мною — самая любимая, уваровская.

Елизавета Александровна жила совсем одна в большой комнате, которую описал Евгений Львович Шварц. Волшебная комната находилась в просторной генеральской квартире на Петроградской стороне. Квартира считалась КОММУНАЛЬНОЙ. Крошечная прихожая и сразу огромная, в белом кафеле, кухня, дальше темный длинный коридор приводил к ее комнате. По соседству жил старый актер театра им. Комиссаржевской Любашевский, а после его смерти Елизавета Александровна отхлопотала пустые комнаты для Петра Наумовича Фоменко и его жены, нашей актрисы, Майи Андреевны Тупиковой. Последние годы Елизавета Александровна много снималась в кино и на телевидении, почти каждый день звучал ее голос на радио. И бывало, что греха таить, порой из старых кожаных кресел актерского холла вслед актрисе шелестели диалоги о заработках, количестве денег, качестве новой шубы из норки…

— Куда ей столько?! Одной!..

Совсем случайно, когда «мгновенье истекло» и Елизаветы Александровны не стало, мы узнали, что каждый месяц, перед зарплатой, она посылала почтовые денежные переводы, не указывая обратного адреса, или изобретая вымышленного героя-отправителя. Актрисам — от пылких поклонников, актерам — за творческие достижения.

Одевалась дорого. Всегда носила длинные вязаные кофты и высокие каблуки, наверное ей казалось, что это делает ее чуть выше, но получалось наоборот, и в огромных кофтах она совсем терялась. На голове крошечный пучок волос. Иногда модный тогда парик, сидящий довольно забавно. Ходила быстро. Говорила еще быстрее, совсем скороговоркой. Шутила, колола словом, взглядом — по пути, на ходу, не останавливаясь. Хвалила редко и понять было не просто — шутка, похвала или за словами подвох.

— Уварова сказала, что у Вас «руки от портала до портала», — передали мне. Так я узнал, что она смотрела мой дебют в «Романтиках» Ростана, но так и не знаю — хорошо это или плохо — «руки от портала до портала»…

На гастролях одиночество Уваровой в театре становилось очевидней. Казалось, что корифеи в компанию ее не принимают. Она одна бродила по чужому городу, читала свои любимые романы на французском, никто не знал, где она питается, как проводит свободные вечера. Что-то всегда разделяло, отделяло, отличало ее от артистов Акимовского поколения. Я думаю, что она сама выстраивала эту стену, которая отгораживала и хранила. Ей было проще с молодыми, которых она замечала.

Отличие в жизни продолжалось отличием на сцене. Ей удавалось совершенно суверенно существовать во всех спектаклях, где она играла, не разрушая замысла и эстетики постановки. Безукоризненная актриса высокой формальной школы знала и соблюдала все правила психологического театра. Только иногда во время действия, не выходя из образа и едва шевеля губами, могла сделать сообщение партнерам:

— У меня рожа устала от мимики.

Кажется, за все годы работы в Театре комедии Елизавета Александровна имела только один СВОЙ спектакль — «Физики» Дюрренматта. Я увидел этот спектакль, когда он шел уже редко, только в гастрольных поездках, на случайных сценах. Менялись партнеры. Время не пощадило декорации, а вводы уничтожили ансамбль. Это было видно особенно отчетливо еще и оттого, что сделанная актрисой роль сохранялась эталоном филигранного, пронзительного мастерства. Траурная клоунесса с лицом Камеи. Минимум средств. Партитура жеста, взгляда, паузы. Эта роль — театральный шедевр Уваровой. Белоснежный медицинский чепец — в начале; ровность и почти сегодняшний излюбленный монотон, пугающая приветливость, гипнотическая любезность на точеном, бледном лице без возраста и пожар рыжих распущенных волос гофманской горбуньи в финале. Вот перечень почти формальных атрибутов знаменитой роли. Театральные шедевры исчезают и описать их нельзя.

Е.Уварова (Доктор
Матильда фон Цанд).
«Физики».
Фото из архива
Театра комедиии
им. Н.П.Акимова

Е.Уварова (Доктор Матильда фон Цанд). «Физики». Фото из архива Театра комедиии им. Н.П.Акимова

Последняя роль Елизаветы Александровны была сделана с Виктюком. Небольшая роль в пьесе Л.Г.Зорина «Незнакомец». Театр уже закрыл сезон, и мы могли репетировать утром, днем и ночью. Я не успевал схватывать экспромты Романа Григорьевича и постоянно, внутренне и внешне, оглядывался на Елизавету Александровну, которая больше всех смеялась шуткам режиссера и, как рыба в воде, делала все — выполняла все курбеты и «кренделя» новой режиссуры. Действие пьесы происходило в какой-то конторе. Каждый персонаж сидел за своим столом. Стол этот был сконструирован так, что мог разъезжать (разумеется, под итальянскую музыку), как велосипед, что ли. Лизочек передвигалась быстрее и изящнее других, явно получая удовольствие. Виктюк ей был симпатичен, безусловно. Зная ее жесткость, умение «поставить на место» или просто не заметить, трудно было бы допустить, что постоянное: «Лиза! Молодец! Ге-ни-аль-на-я мой» могло ей нравится… Еще чаще «Лизы» и «молодца» из зала нежным криком раздавалось: «Лорелея! Лорелея! Распусти волосы!» Лорелея вытаскивала заколки из своего маленького пучка, звонко хохотала и снова вспыхивал пожар распущенных волос гофманской актрисы без возраста.

На этот раз финал был настоящим и премьеру играла другая исполнительница. В старых кожаных креслах снова шелестели диалоги:

— Непонятно, как она репетировала…

— Боли были страшные…

— Врачи говорят, сгорела…

Сезон начался без Елизаветы Александровны и театр ждал конца. Делались вводы и оказывалось, что шедевром были не только «Физики», но и все остальное… «Все остальное» были совсем малюсенькие роли. В «Гусином пере» Лунгина и Нусинова она играла внучатую племянницу Тютчева — хранительницу музея. Гримеры никому не решались отдать сочиненную и сделанную ею шляпку: донышко старой соломенной черной шляпы с обрезанными полями и пышной (снова рыжей), челкой. Без Елизаветы Александровны этот спектакль не шел уже никогда. В «Волшебных историях Олле-Лукойе» уже никто так не мог болтать по-французски, как ее Придворная дама: Pivs vite! Attention! C’ext divin! Ее французский прононс повторять не решались… Долго не играли «Характеры» Шукшина. Рассказывали, что когда Елизавета Александровна снималась у Шукшина в картине «Печки-лавочки», он носил ее на руках и не мог поверить, что перед ним не деревенская подлинная баба, а народная артистка Академического театра. Она и в жизни легкой вятской скороговоркой, может быть, заслоняла далекое детство, гимназическую юность, изумительный французский. На Серафимовском кладбище в Петербурге над ее могилой стоит большой православный деревянный крест — это последняя ее просьба.

Е.Уварова (Михайн). 
«Игра с кошкой».
Фото из архива
Театра комедии
им. Н.П.Акимова

Е.Уварова (Михайн). «Игра с кошкой». Фото из архива Театра комедии им. Н.П.Акимова

Е.Уварова (Шарлотта).
«Вишневый сад»
Фото из архива
Театра комедии
им. Н.П.Акимова

Е.Уварова (Шарлотта). «Вишневый сад» Фото из архива Театра комедии им. Н.П.Акимова

Теперь уже нет на Петроградской волшебной комнаты с расписными штофами, над которыми она колдовала, шляпка с пришитой челкой тоже, конечно, исчезла, и Акимовских артистов в театре все меньше и меньше… Только почему-то, когда я вижу роли Веры Карповой, то в каждой могу услышать привет Елизаветы Александровны. Детали. Мелочи. Сценические пустяки, часто заметные только партнерам. Соскакивающая туфелька-босоножка, во время лирического танца нелепой и трогательной героини Брагинского в «Сослуживцах». Подвески из сухих грибов у Гурмыжской в «Лесе» (я все не мог понять на премьере — подберезовики или сыроежки). Неожиданно стильная и кокетливо влекущая прическа под строгой, почти мужской шляпой у иссушенной, без признаков пола героини из катаевского «Домика». Вера Александровна до сих пор сидит в крошечной актерской уборной, той, что почти под лестницей и я радуюсь, что там помнят Елизавету Александровну.

О ней знают в ЛГИТМИКе студенты Юрия Михайловича Барбоя, который в бытность свою завлитом Комедии придумывал роли для большой актрисы маленького роста, как когда-то делал это Шварц. Барбой мечтал, чтобы Елизавета Александровна сыграла Крошку Цахеса. О Гофмане, гофманианах, гофманских актерах в театрах тогда не говорили. Они были не очень нужны…

Сезон начался без Уваровой. Позвонили из репертуарной конторы:

— Елизавета Александровна просила вас к ней зайти.

— ?

— Елизавета Александровна просила вас к ней зайти.

Последняя мистификация Елизаветы Александровны. Последнее посещение чудесной комнаты. Последний подарок и последний урок… В комнате сидели незнакомые мне люди — нетеатральные ее друзья. По телевизору показывали фильм о Елизавете Александровне. На экране мелькали старые фотографии, отрывки из спектаклей и картин с ее участием. Автор передачи, Вадим Сергеевич Голиков, с экрана рассказывал о ее ролях, мастерстве, уникальности. Елизавета Александровна иронически комментировала почти все фрагменты из ролей, иногда замолкая от усталости.

— Здравствуй. Что ты стоишь? Подойди к книжной полке. Нет, левее. Внизу стоят два тома импрессионистов. Есть? Возьми. Всего хорошего.

— Елизавета Александровна…

— Что ты стоишь? Иди.

— Елизавета Александровна, но…

— Не говори никаких глупостей. Знаешь, когда канализация старая и трубы прогнили, их нужно менять. А я теперь как старая ржавая труба. Всем привет. Иди.

Она раздарила нам свои книги, а прощалась с нами уже в театре. Над Акимовской сценой плыл ее голос с радио-пленки. Мы слушали «Вино из одуванчиков» Бредбери:

— …наконец вся семья собралась в спальне, — стоят точно на вокзале провожают кого-то в дальний путь. — Ну вот, — говорит прабабушка, — вот и все. Скажу честно: мне приятно видеть вас всех вокруг. На будущей неделе принимайтесь за работу в саду, и за уборку в чуланах, и пора закупить детям одежду на зиму… и всякий пусть делает что сможет.

— Хорошо, бабушка.

— И, пожалуйста, не устраивайте здесь завтра никакого шума и толчеи. Не желаю, чтобы про меня говорили всякие лестные слова: я сама все их с гордостью сказала в свое время. Я на своем веку отведала каждого блюда и станцевала каждый танец, — только один пирог еще надо попробовать, только одну мелодию остается спеть. Но я не боюсь. По правде говоря, мне даже интересно. Я ничего не собираюсь упустить, надо вкусить и от смерти. И, пожалуйста, не волнуйтесь за меня. А теперь уходите все и дайте мне уснуть…

Где-то тихонько закрылась дверь.

— Вот так-то лучше.

— Все хорошо, — прошептала прабабушка, и сон подхватил ее. — Как и все в жизни это правильно, все так и должно быть.

В именном указателе:

• 

Комментарии 3 комментария

  1. нина жмеренецкая

    Все правда! Удивительная! Прекрасная актриса! Я имела счастье играть с ней в спектакле Рацера и Константинова » Неравный брак»

  2. Марина, Старое Радио Подкаст

    «…Над Акимовской сценой плыл ее голос с радио-пленки. Мы слушали «Вино из одуванчиков» Бредбери…» — а у нас такой записи нету. Поделитесь? ) Марина, Старое Радио Подкаст, staroeradio@bk.ru

  3. Надежда Валентиновна

    СПАСИБО за ЧУДЕСНУЮ информацию об УДИВИТЕЛЬНОЙ ТАЛАНТЛИВОЙ АКТРИСЕ!!!!
    СВЕТЛАЯ ПАМЯТЬ!!!!

Добавить комментарий

Добавить комментарий
  • (required)
  • (required) (не будет опубликован)

Чтобы оставить комментарий, введите, пожалуйста,
код, указанный на картинке. Используйте только
латинские буквы и цифры, регистр не важен.