«Как вам это понравится…» (по пьесе Шекспира «Сон в летнюю ночь»)
Лаборатория Дмитрия Крымова на сцене Школы драматического искусства.
Режиссер Дмитрий Крымов, художник Вера Мартынова

Дмитрий Крымов, конечно, пошалил, когда дал своей новой постановке имя другой шекспировской комедии, не той, откуда он взял саму идею спектакля в спектакле на трогательный любовный сюжет. Его не волновали грезы, и потому был забракован бренд «Сон в летнюю ночь». Крымова всерьез занимала здесь проблема зрительского восприятия, и фабулой спектакля стала цепочка откровенных провокаций публики, причем после каждого очередного эксперимента ее словно бы спрашивали невинно: «Как вам это понравится?» А это? А это? А то?

Зрителей сбили с толку еще до начала действия в зале с разномастными стульями. Они с опаской косились друг на друга и на огромную хрустальную люстру в целлофане, привалившуюся посреди центрального прохода. Пришли рабочие сцены в пестрых банданах, лихо взметнули эту самую люстру на место — под потолок, и стало спокойнее, правильность диспозиции хоть как-то восстановилась. Но тут развеселая артель тех же рабочих, уже сильно разбавленных артистами, сметая все на своем пути, с гиканьем и в переплясе проволокла через освобожденный от люстры проход куда-то за сцену толстенное дерево-муляж cо стоящей на нем живой собачкой и с тошнотворно зелеными листьями на ветках, цеплявшихся за зрительские шевелюры и плечи. Те, кто сидел не у самого прохода, веселились. Но когда, опять через зрителей, все те же и тем же путем потащили псевдобронзовый, плюющийся в разные стороны струями воды фонтан, из публики пошли возмущенные визги, хотя ловкие специальные люди, бежавшие за фонтаном, стремительно вытирали самых мокрых голубыми полотенцами, корежа фасоны причесок и выходных туалетов. В партере пострадали многие, причем особенно досталось обладателям самых лучших мест.

Взбудораженный зал гудел, огорошенная публика, запоздало осознав степень театром учиненной над собой наглости, все же засмеялась снова, потому что возмездие настало. Утратившие хмельной кураж обидчики, только что поливавшие зрителей водой и хлеставшие их ветвями, нехотя вышли на пустую фанерную сцену уже без дерева, фонтана и едва ли не голышом. И только бодрая собачка вокруг них нарезала круги. Поверху поехали титры с диалогом нетрезвых актеров, выясняющих, какой спектакль они должны сыграть прямо сейчас. Притихшие, жалкие, они прилюдно облачились в мешковатые фрачные пары, молча помогая друг другу, и выстроились в черное-белое каре. Публика преисполнилась сострадания. Тут действие сделало новый кульбит, потому что из боковой двери зала появились и через сцену чинной вереницей прямо мимо понурых актеров прошли дорого одетые господа, их дамы в черном и мехах, а с ними две столь же респектабельные девочки. Актеры исподлобья проводили их шествие глазами, помятая мокрая публика тоже посматривала неласково. В воздухе повеяло классовой неприязнью, внезапно и тесно сплотившей публику и актеров.

Сцена из спектакля.
Фото — архив Лаборатории Дмитрия Крымова.

Но веять тут же перестало, потому что в зале начали хохотать над пришельцами. Элитарные зрители неловко рассаживались в свежевыстроенных двухъярусных ложах, прилепившихся по бокам портала сцены. Среди них вдруг обнаружилась умопомрачительно элегантная Лия Ахеджакова в образе, причудливо соединившем ее саму с собирательной VIP-идиоткой, чуть повредившейся в уме от пристрастия к ужасам новостной ленты и театральному авангарду. Шуруя дорогим букетом, как веником, она стряхивала свежие стружки со стульев и перил, а вслед за ней и прочие VIP-ы суетились, разгребая свои застеленные целлофаном неубранные ложи в веселых лацци. Вот расчистили все, сели. Пожилой господин сложил на некрашенных перилах руки, а перила вдруг рухнули с грохотом вниз, и хихикающий зрительный зал получил острое удовольствие, наблюдая унижения хозяев жизни, пусть и подсадных. Вряд ли подсыхающая почтеннейшая публика осознала, что оказалась перед устроенным Крымовым зеркалом, где отразилась во всей своей природной красе.

Тут, собственно, и начался спектакль в спектакле. Фокусник вынимал цветы из самого себя. Дрессированный джек-рассел-терьер Веня давал свой личный аттракцион с лихими сальто и гулянием попеременно на передних и задних лапах. Эквилибрист балансировал на шатко сложенных башенкой цилиндрах. Один из фрачников вверх ногами стоял на голове другого. Зрителей прямо накрыло простой цирковой радостью. И посреди всей этой балаганной мельтешни из двух здоровенных черных кулей маленькие люди в мешковатых фраках вынули какие-то непонятные штуки, в воздухе сложили из них и повели на длинных шестах как совершенно целостные и живые четырехметровые фигуры вечных возлюбленных — Пирама и Фисбы. Пирама в полуистлевших латах, с плоской репродукцией лика кудрявого юноши с надгробного фаюмского портрета вместо лица на замотанной скотчем голове словно извлекли из археологических раскопок и наскоро починили, как сумели. А Фисбу с пластмассовой головой дебелой кустодиевской купчихи, разномастными грудями и руками будто собрали по принципу постмодернисткого лего. Публика в ложах и в зале взирала на них с некоторым замешательством.

Сцена из спектакля.
Фото — архив Лаборатории Дмитрия Крымова.

Вавилонский сюжет, превратившийся в классическую древнеримскую легенду, использован сначала Овидием в «Метаморфозах», потом в комедии Шекспира, в финале его же трагедии «Ромео и Джульетта», в еще одной трагедии шекспировского современника. Этот сюжет к тому же запечатлен в мозаиках на острове Пафос рубежа I–II веков нашей эры, воспроизведен в огромном количестве картин, среди их авторов — Кранах, Гольбейн, Рубенс, Пуссен. Сюжет сей переложен в оперу и до сих пор жив еще в культурной памяти человечества. Оттуда, из этих гулких эпических глубин извлечены и подняты во весь свой титанический рост Пирам и Фисба Дмитрия Крымова и Веры Мартыновой.

Их образы, робея от восторга и задыхаясь от неимоверных усилий, вновь оживляли для почтеннейшей публики смешные маленькие человечки в черных фраках. И публика включилась в процесс. Зал хохотал и аплодировал, воспринимая гигантских кукол в качестве очередного аттракциона. VIP-идиотка Лии Ахеджаковой, протягивая Пираму красный цветок на длинном стебле, командным голосом кричала ему, как псу: «Взять!», и тот с поклоном повиновался. Звонил мобильник у пожилого господина в ложе раз, другой, третий, и под звучание рингтона раз, другой, третий намертво зависало действие на сцене. Попискивали и закрывали глаза девочкам респектакбельные дамы, когда черные человечки старательно насосом надували прозрачный и полупризрачный фаллос Пирама в надвигающейся любовной сцене под ахеджаковский вопль: «Порнография!» Крымов заставлял зрителей под предводительством элитарного авангарда в ложах своей реакцией разносить в клочья спектакль со всем его сложнейшим культурным кодом, на который публике было глубоко наплевать.

Сцена из спектакля.
Фото — архив Лаборатории Дмитрия Крымова.

Трогательная история о том, как опоздавший на свидание к Фисбе Пирам вообразил, что ее растерзал лев, и убил себя от горя, а несчастная Фисба покончила с собой над его трупом, ближе к финалу спектакля обернулась было трагической метафорой гибели классического искусства, разъедаемого временем и пошлостью тупого потребительства. Обе гигантские фигуры опали посреди сцены в неподвижную бесформенную кучу, все застыло вокруг в призрачной голубоватой ночи, озаряемой только светом круглой луны, поднявшейся на заднике. Высокий голос Ани Синякиной одиноко взвился в траурной фиоритуре. И тут произошло, наверное, главное чудо спектакля. Вдруг с верхнего яруса игрушечной ложи в ответ на этот пронзительный плач откликнулось прекрасное глубокое контральто — это пела одна из доселе чинных дам, всем телом подавшись вниз. Два голоса переплелись, улетели в театральные небеса, соединив в высокой подлинности публику с актерами и сыгранным вечным сюжетом. И это чудо вновь запустило жизнь на фанерной сцене.

Описывать финальный джем-сейшн не стоит. Он прекрасен. Многофигурный актерский ансамбль, вместе с публикой пройдя через смех, неприязнь, боль и омертвение, восставал заново в свободной карнавальной радости, доукомплектованный еще напоследок как минимум дюжиной девочек в балетных пачках, старательно, но коряво исполняющих танец маленьких лебедей и не желавших покидать сцену. Элитарные подсадные спустились вниз, смешались с актерами. Публика теперь благодарно любила всех, но Крымов не пожелал выпустить ее в жизнь в состоянии эйфории.

Сцена из спектакля.
Фото — архив Лаборатории Дмитрия Крымова.

Печальный Гаркалин в мешковатом фраке и шекспировском парике с прямыми волосами вокруг лысины мел сцену деревянной метлой, ею же разгоняя настырных маленьких балерин. А Лия Ахеджакова, избавившись от своей VIP-идиотки, вдруг обернулась на выходе почти у самой двери, уже от собственного лица как бы узнав Гаркалина в незаметном артисте массовки: «Валерочка, это ты?» И тот, завершая спектакль, сыграл крошечную драму, причудливо соединив себя самого с собирательным образом вышедшего в тираж невостребованного надорвавшегося артиста, чудесного и покорного неправедной судьбе, который к тому же еще немножко побыл на сцене состарившимся Вильямом нашим Шекспиром.

Нет, крымовский спектакль — замечательный со всей своей нарочито взбудораженной неоднородной структурой, рваными ритмами и безостановочно меняющимися правилами игры. Вот только вопрос «Как вам это понравится?» к финалу выплеснулся за театральные пределы и утратил первоначальную легкость. Как оказалось, отвечать на него, оглядевшись по сторонам, совсем не легко.