Т. Гуэрра. «POLVERONE (Солнечная пыль)».
Большой театр кукол.
Режиссер Яна Тумина, сценография Эмиля Капелюша.

«Polverone», или «Солнечная пыль» — название одной из «Семи тетрадей жизни» Тонино Гуэрра. В них он собрал множество новелл, совсем сказочных или мимикрирующих под реальность, подробных или на два-три предложения. Их можно объединить только по одному признаку: везде возникает небольшое, вписывающее в мирок проживающих там наивных героев парадоксальное чудо или абсурдное превращение. И как только оно происходит, новелла обрывается, иногда даже не успев толком начаться. Как иное хорошее стихотворение, она фиксирует лишь одно-единственное состояние, переживание, эмоцию. Такой постоянно ускользающий от сюжета и тем более драматургических законов поэтический текст требует особых пристроек от режиссера. И в «Большом театре кукол» Яна Тумина сочинила спектакль, который гораздо ближе к visual art, чем к театру.

Заходишь на Малую сцену БТК и тут же возникает такое ощущение, словно бутылочка вина из одуванчиков лежит у тебя в кармане. На стене подрагивает белый квадрат видеопроекции. На авансцене стоит перевернутая стеклянная банка, в которой шебуршат, поблескивая стальными крылышками, какие-то механические насекомые. За ними парят на стальных нитях четыре корыта, прикрытые специальными досками, универсальный игровой станок: это и столы, и спинки скамеек в церкви, и дороги, и колыбели, и могилы. Актеры входят, распускают жучков из банки и удивленно изучают пространство (в способе существования актеров очень много лирики, но есть, к счастью, и немного клоунского). Это визуальное воплощение рассказа про сумасшедших, которые собрали бабочек в мешок и попросили открыть его в центре города, и впечатленные этим люди открыли ворота психбольницы, чтоб и пациенты тоже могли побыть свободными. В динамиках — цитата из новеллы о солнечном ветре, который рождается в кратерах Земли и раз в сто лет приходит к людям. Тогда они забывают свою жизнь, не узнают друг друга, а потом ветер прекращается, и все возвращаются к нормальной жизни.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Яна Тумина почти полностью сохраняет текст, чтобы не потерять его музыку и ритм. Ее инсценировочный ход прост: она размывает границу между автором и персонажами, о которых он говорит. Например, историю про девушку, умершую в 15 лет от несчастной любви, и солдата, который прилег на ее могилу во время обстрела, рассказывает священник — Андрей Шимко. Это самый удачный эпизод спектакля. С девушки — Виктории Коротковой — срывают пальто и юбку, и она, оставшись в белом сарафане, залезает под корыто. Там тесно, она смешно ерзает, устраивается поудобнее и включает воображаемый граммофон. Растянувшись на полу, заведя руки за голову и закинув ногу на ногу, она с удовольствием подпевает итальянскому певцу, только на русском. А на заднем плане солдат Анатолия Гущина уходит из дома. К моменту войны он превращается уже в маленькую куклу. Бредет по корыту, под которым лежит девушка, и падает. Анатолий Гущин, перевернув доску, скатывает маленький комочек прямо в руки девушке. Сыпется пыль, песок, она спокойно смотрит наверх.

Новелла про смерть одного человека от голода, хотя у него были залежи риса, тоже рассказывается от лица детектива — Рената Шавалиева. Он же разыгрывает историю про стрелочника в пустыне, перекатывая шатер на колесиках с одного края доски на другой. Иногда речь идет от первого лица: Марина Солопченко показывает этюд о русской семидесятилетней балерине, которую из-за стройной фигуры принял за девушку и преследовал какой-то юноша (выяснилось, что это был старик, сама героиня ошиблась, убегая). В рассказе «Синий пес» реплики распределены между «семьей» главного героя в исполнении Анатолия Гущина, и даже сама синяя собака (Виктория Короткова) — разговаривает с ним. Эта новелла замыкает 16 историй о странной, абсурдной, всегда немой и, может быть, оттого настоящей любви к своему делу, к собору, к мужчине, к женщине, к собаке, к снегу (как у того человека, который умер от голода, потому что ему казалось, что рис — это снег). По ее сюжету, к одному красильщику привязалась собака с синими пятнами. Он долго пытался избавиться от нее, и наконец завел в пустыню. Но потом он стал часто оглядываться, не находил себе места. И пошел на поиски собаки. А она в это время вернулась, и семья приняла ее хорошо — надеясь, что хозяин вернется за ней. И это исчезновение хозяина стало в спектакле метафорой смерти. Сам Тонино Гуэрра умер недавно, и спектакль посвящен ему. В финале на сине-черной проекции остается его лицо.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Проекция настолько самостоятельна и всеобъемлюща с ее ползущими по стенам и полу охристо-черными песочными завихрениями, с игрой света и тени как в ночном парке, с неровными сине-молочными полосами (из новеллы про человека, который покрасил стену в сине-белые полосы и свой фартук, чтобы его не могли найти на фоне стены), что, кажется, не нужны даже люди. Пространство ассоциативно напоминает какую-то жаркую страну вроде Туркменистана или Казахстана, так часто встречающуюся у Тонино Гуэрра, где ходят люди в потрепанных восточных халатах, тюбетейках, ватниках и даже одежде швами наружу. И действительно, в финале актеры все больше превращаются в операторов кукол, вещей почти по принципу АХЕ (даже драматическая актриса Марина Солопченко ведет куклу Синего пса), а предметы появляются только ради того, чтобы проиллюстрировать текст. С одной стороны, это близко к поэтике «Семи тетрадей жизни» Тонино Гуэрра, где люди и предметы появляются лишь на миг и исчезают. С другой, очень не хватает открытия в привычных вещах новых качеств, чем так славится театр АХЕ, из которого вышла Яна Тумина, и что есть в ее «Шекспир-лаборатории».