«Отец». По пьесе М. Горького «Последние».
Национальный Молодежный театр Республики Башкортостан имени Мустая Карима.
Режиссер Денис Хуснияров, художник Александр Мохов и Мария Лукка.

Вынесенный в название статьи мучительный вопрос задает себе Софья в спектакле «Отец» (по пьесе М. Горького «Последние»), премьера которого состоялась в конце января наступившего года в Национальном Молодежном театре Республики Башкортостан. Думаю, его задавали себе многие взрослые зрители, сидевшие в зале с детьми-подростками. Режиссер Денис Хуснияров и труппа театра сделали все, чтобы этот вопрос не мог не возникнуть. Ответ на него получить трудно. Хотя в спектакле он есть, и он звучит как обвинение. А уж как ответят на него зрители, нам не дано предугадать…

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Пьеса, написанная в тяжелые для России годы безвременья, когда была жестоко подавлена первая русская революция, полна обличительного пафоса. Хуснияров постарался этот пафос убрать, чтобы разговоры внутри семьи не звучали, как речи на митинге. Не во всем, но во многом ему это удалось. Режиссер вернул пьесе ее первоначальное название «Отец», измененное Горьким только в редакции 1908 года. Жанр обозначен как «семейная драма». Сейчас, как мне кажется, это главный театральный жанр. До трагедии нам не подняться. Как всегда, чего-то в нашей жизни не хватает. Например, трагический конфликт — вот он, разворачивается на глазах, а трагического героя тучные годы не вырастили. Да и вообще, герои стали трудноопределимы.

Вот и в пьесе Горького «все честные люди», о которых говорит Соколова, где-то далеко, за пределами жизни горьковских персонажей. Жанр комедии — явно не для нас. Смеяться получается только тогда, когда смотришь отечественное телевидение. А вот семейная драма — это действительно важный сейчас жанр. Кстати, именно эта пьеса начала когда-то цикл горьковских драм о семье. О том, как кризисы мироустройства, а особенно тектонические сдвиги, обостряют отношения и обнаруживают разлад внутри семьи. Название «Отец», очевидно, возникло потому, что именно старшего Коломийцева, отца пятерых, точнее, четверых детей, Хуснияров тщательно исследует в качестве главы семьи.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Пространство большой сцены скрыто в пустой и густой тьме. Где-то там мир, безумное, проклятое время, где все против человека, как говорит один из героев. Все действие художник Александр Мохов вынес прямо на авансцену и распахнул в зал. Вместо подробно описанной драматургом квартиры Якова — только голые контуры дверей, разделяющих комнаты, стол, плохо различимый буфет в глубине и унылая койка, на которой, впрочем, будут валяться все герои, прямо в одежде и обуви. Фраза Софьи о том, что их семейство обобрало и выдавило хозяина из дома, здесь прочитывается в каждой сцене.

Няня Федосья (Ольга Мусина) бродит по первому ряду, присаживается то там, то здесь и комментирует всех как будто совсем из другой реальности. Ее невнятное бормотание, ее колыбельные важны, это ведь она вскормила и воспитала всех, и отцов, и детей. Она — единственный свидетель их жизни. И она одна понимает, что жизнь ее питомцев не удалась.

Из зала появляются и многие герои: понаблюдают за тем, что происходит, а потом и сами включаются в действие. Они приходят на сцену как будто из нашей современной жизни, и вопросы, которые их мучают, абсолютно сегодняшние. И они очень разные, в зависимости от степени испорченности детей. Честный ли человек их отец? Героизм или подлость то, что он велел расстреливать студентов, выступавших против власти? Те, двое, умершие после побоев в полиции, это враги государства или герои? Почему мать живет с негодяем, а не с порядочным человеком? Как найти других, «хороших» людей? Где взять деньги, чтобы эффектно вступить в унизительную полицейскую должность? Почему отец перестал покупать своей дочурке красивые вещи? Вопросы старших, Александра и Надежды, циничны. Вопросы Любови — беспощадны. Младшие, Петр и Вера, пока спрашивают искренне, по-детски. Но ни на один из вопросов не могут ответить ни мать, ни тем более отец.

Р. Фатхиев (Иван Коломийцев), А. Накиев (Лещ).
Фото — архив театра.

Есть и неразрешимые проблемы, которые осознает сама Софья: «Что мне делать? Чем я вооружила детей для страшной жизни?» А когда самый важный вопрос — о чувстве духовного родства с детьми — ей задает Соколова, Софья даже не понимает, о чем идет речь. Лада Николаева играет совершенно потерявшуюся, сломленную женщину, перед которой как будто только что разверзлась бездна. Жизнь была прожита плохо, непорядочно, бессмысленно. Об этом часто упоминается в случайно брошенных фразах, признаниях, оговорках. И актриса играет Софью так, как будто весь этот груз постыдной памяти ее героиня ощущает физически, каждой клеткой своего тела. У нее нет сил жить. Она ничего не дала своим детям. И ни на что не может им ответить. В течение всего действия Софья как будто наблюдает со стороны распад семьи и ущербность каждого из детей. Ее взгляд устремлен куда-то мимо, как будто там она видит страшное будущее их всех. И конечно, она предчувствует гибель. Но здесь есть и другая мать, пришедшая просить за сына, — Соколова (Александра Комарова). В их встрече очень точно показана не просто их противоположность, а принадлежность разным мирам.

Роль Коломийцева-старшего играет один из самых обаятельных артистов труппы — Ренат Фатхиев. Это очень неожиданный выбор режиссера. Обычно Иван Коломийцев грузен, важен, напыщен. Ну и, конечно, это всегда человек «в возрасте», как и положено было в прежних театральных эпохах. Здесь все не так. И Софья миловидна, не стара, она точно не бабушка, как это бывает обычно, а мать своих детей. И Иван — подвижный, обаятельный «шармер» и, по крайней мере, не злой человек. Совершенно ясно, почему его, а не благородного Якова выбрала когда-то Софья. Не сразу становится понятно, что Коломийцев — это «пустышка», фигляр. В пьесе несколько упоминаний о том, как Иван претендовал на роли героев, как играл на любительской сцене. Он и в жизни играет, но играет плохо и не свою роль. Особенно плохо ему удается роль отца — в финале, когда звучит его монолог о семье, фальшь его невыносима. Поскольку Ренат Фатхиев комедийный артист, финал звучит особенно комично.

А. Накиев (Лещ).
Фото — архив театра.

Якова играет Дмитрий Гусев. Его герой вял, в нем очень мало жизни. Понятно, что болезнь источила его и все силы уходят на борьбу со смертью. Но дело не только в этом. Артист играет человека со слабой и вялой душой. Его герой, конечно, добр, но его добро бессмысленно и даже вредно. Деньгами своими он откупается от тревог, которые для него непосильны. Есть прекрасная, придуманная режиссером сцена, когда два брата идут в обнимку из зрительного зала, поют «Во Францию два гренадера…» и начинают шутливую борьбу на сцене. И становится видно, какими они были в детстве, каким шустрым был Иван и как ему всегда поддавался более слабый Яков.

Режиссер все время напоминает, что все они были когда-то детьми, и все подавали какие-то надежды, чего-то хотели… и показывает, во что эти жизни превратились. Важно и то, что исполнители «взрослых» ролей — артисты среднего возраста. Пьеса «молодеет» вместе с ними, меняет свой зрительский адрес.

Никого из младшего поколения Коломийцевых не жаль. Старшие по-человечески даже более понятны. Жаль Софью, прозревшую так поздно. Вызывает сочувствие Яков, чья жизнь оказалась совершенно бесплодной. Но именно «дети» (хотя Надежда и Александр давно уже взрослые люди) напоминают об окончательном авторском варианте названия. Это действительно «последние» люди. Гнилое семя. Глядя на Надежду (Карина Фатхиева), можно представить себе, как красива и глупа была молодая Софья. В исполнении актрисы Надежда настолько бессовестна и бесчувственна, что напоминает красивое животное, хотя грех думать так о наших братьях меньших. Она очень привлекательна, но нравственно уродлива, как будто у нее атрофированы самые простые человеческие чувства, так же как у ее мужа, тюремного врача Леща (Исхат Накиев). Александр в исполнении Ильяса Хасаншина — развращенный, циничный, спивающийся, как будто назло всем, и с удовольствием демонстрирующий это. По сравнению с ним его отец вполне милый человек. Хотя то, что Коломийцев гордится именно старшими, доказывает его полную ничтожность. У Любови в этом спектакле дерзкий, почти шутовской рисунок. Светлана Бронникова играет умную, кажется, даже и не несчастную девушку, которая как будто нарочно подчеркивает свое уродство, провоцирует и сталкивает всех окружающих, получая удовольствие от своей злой игры. После смерти Якова, которого в последних сценах она звала отцом, она мгновенно перестраивается и снова называет отцом Ивана. Возникает мысль: она боится, что Яков не успел переписать на нее завещание?

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Пожалуй, только Петр (Владислав Нурисламов) и Вера (Зария Муратова), шумные, занятые лишь собой подростки, действительно пытаются что-то понять. Это они задают опасные вопросы, в них еще есть стремление к честности, к «хорошим» людям. Но Вера — глупенькая, наивная — ломается при первом же испытании. В поисках своего «героя», она хватается как за соломинку за Якорева, такого же глупого и бестолкового, но вполне практичного, когда речь идет о деньгах. Его очень смешно играет Мельсик Петросян. Его Якорев даже не противен. Он совершенно искренне обижен на то, что его гонят, называют пошляком. А до этого считали героем. И ведь сама же просила себя увезти…

Петр здесь, конечно, единственный, кто жаждет иной жизни, кто тонко чувствует, кто ищет правду. Но он начинает в финале гибельный путь, скорее всего, к самоубийству, как это часто бывало с такими мальчиками. А может быть, в юности таким же был Александр. Молодой артист, недавно пришедший в труппу, играет Петра дерзко, смело. Герой, близкий ему по возрасту, очень современен, как будто действительно шагнул на сцену из зала.

О. Мусина (Федосья).
Фото — архив театра.

В значительных спектаклях последних десятилетий тема «отцов и детей» звучала по-разному. Никиту Кобелева в Театре им. Вл. Маяковского дети интересовали гораздо больше, чем промотавшиеся «отцы», про которых все было понятно. У Адольфа Шапиро в «Табакерке», напротив, главными стали люди старшего поколения, которое режиссеру было ближе. Денис Хуснияров как будто бы попытался найти равновесие между «отцами», которые в его спектакле человечески более понятны и психологически интересны, и «детьми», которым он ставит жестокий диагноз: нежизнеспособны. И этот диагноз звучит как самый беспощадный приговор «отцам».