Этот спектакль долго вызывал сопротивление. Буквально с того момента, когда на уличных афишах впервые было обнаружено: «адаптация». А уже в зале в первые минуты показалась неприемлемой, чуть ли не вульгарной мешанина переводов, бесчисленные купюры, провалы философских смыслов. Скоропись комикса воспринималась как принцип организации текста. До поры до времени флегматично фиксируя то, чего здесь нет, постепенно, прощаясь с ханжеством, зрители позволили втянуть себя в становящуюся всё интереснее игру.

Постепенно мы открывали в александринском спектакле глубинные течения, связывающие «фельетон» с современностью. Всё-таки на дворе не тридцатые годы, когда критики, спасая художника, например, Н. П. Акимова с его «Гамлетом» в театре имени Вахтангова (1932 г.), предпочитали вышучивать спектакль, низводя его к бессмыслице и фарсу. В произведение Валерия Фокина вплетена золотая нить акимовского спектакля — высмеянного, замолчанного, быстро исчезнувшего — и в костюме Гамлета в одном из эпизодов, и в бутафории содержится остроумный поклон предшественнику.

Художник Александр Боровский вызывающе развернул конструкцию — вздыбленный амфитеатр спиной к публике. Нас оставили на заднем дворе, практически у выгребной ямы на авансцене, даром, что в бархатных креслах, — вполне реализуя знаменитое тюремное: «Ваше место возле параши». К ней то и дело подтаскивают обмякшее тело Гамлета — поблевать и, не дав ему опомниться, подносят новую стопку. Угадывается умысел — принца целенаправленно и умело спаивают, держат в беспамятстве, бесчувствии, безмыслии, силой заставляя бесконечно проделывать путь туда-сюда из тронного зала к помойке.

Так Гамлет не появлялся никогда. В чёрном ли плаще с мягко драпирующимися складками или без оного, бывал, как известно, даже в вязаном свитере с гитарой, но чтобы так непрезентабельно, спьяну, в бесчувствии крайней степени, в чём-то спортивно-тренировочном — никогда. И не вообразить более рискованного выхода главного героя. Дмитрий Лысенков далёк от канонической внешности героя-любовника. ХХ век давно с этим смирился. Вначале, когда Гамлета таскают телохранители-шпионы, не забывающие вливать ему в рот порции спиртного, — ему трудно заглянуть в лицо. Глаз не видно — опущенная голова, безвольное, обмякшее тело. Слуги жёстко «держат линию» с Гамлетом в центре, не давая ему, шатающемуся, разрушить пристойную мизансцену. Артист Дмитрий Лысенков играет с настоящей отвагой комедианта, не боящегося быть некрасивым, а подчас решаясь и на отталкивающий натурализм. Не сразу он позволяет всмотреться в умные глаза, разглядеть изящную пластичность, точность жеста своего Гамлета. Несомненно — перед нами хороший, талантливый актёр особой «группы крови», такому всей жизни хватит, чтобы приращивать глубинный смысл роли.

В спектакле даётся ощущение и другого пространства — жёстко очерченного места реальной власти — оно едва угадывается у подножия амфитеатра, с внутренней стороны конструкции. Главное происходит там, в глубине, укрытое от посторонних взоров — коварные убийства, захват власти, — под аккомпанемент фейерверков, периодически расцветающих на белом экране задника.

Парадную лестницу занимает воцарившаяся чета. Растерянный, слабовольный, закомплексованный Клавдий (Андрей Шимко), беспрестанно ищущий взглядом поддержки жены. Криво улыбающийся «злодей на троне» явно уступает в волевых качествах супруге. Гертруда (Марина Игнатова) — властная, жёсткая и циничная — несомненно, инициатор недавнего преступления. Её целеустремлённая жестокость только в одном — финальном — эпизоде даёт сбой. В одно мгновение наступает раскаяние. Взглянув на отчаянное, измученное лицо сына, Гертруда неожиданно и остро ощущает жалость. И без колебаний выпивает яд.

«Там, внутри» разыграна «мышеловка», которую мы с трудом угадываем, пробиваясь взглядом сквозь щели в досках. Присматривать за королём, внимающим «Убийству Гонзаго», Гамлет спустится к нам — он на нашей стороне, у той самой ямы. Мелькают участники представления, мы их не можем досконально разглядеть. Но что здесь делает персонаж в ослиной шкуре? Фигура явственно напоминает обращённого в осла Основу из «Сна в летнюю ночь», Мальчика Из Другой Пьесы (был такой персонаж в «Чукоккале» Адольфа Шапиро, когда в поэтическую Аркадию вдруг врывался паренёк с шашкой наперевес, яростно кричавший: «Бей белых!!!»). Может быть, у Валерия Фокина это — одна из «шуток, свойственных театру». Шутки, впрочем, здесь обходятся дорого. В выгребной яме обнаруживается череп Йорика — и шут был сброшен туда. Впервые закрадывается мысль о его политическом убийстве.

Вроде бы в спектакле смазаны привычные опорные точки сюжета. И кажется, нам отказывают в картинных мизансценах: долгожданная «мышеловка» не похожа сама на себя, финальная дуэль кратка и лишена живописности, нет даже «Не пей вина, Гертруда!» А что взамен? Ощущение дико сжавшейся опустошённой жизни, в которой плетутся гибельные интриги, творятся кровавые дела. Сокрушительный «эффект неприсутствия». В «Гамлете» Валерия Фокина сильна энергия дальнейшего действия, когда шаг за шагом настигает осознание глубины и современности замысла. Каждое поколение должно отчитаться о себе «Гамлетом». Нынешнее — получило своего.