Тех, кто «Гамлета» Валерия Фокина еще не видел, хочется предупредить сразу: вас ждет краткое содержание трагедии Шекспира в переложении Вадима Леванова, сделанном на основе как стихотворных, так и прозаических переводов с английского. Но, собственно, и то, что мы называем ныне произведениями Шекспира, не что иное, как чьи-то литературные переложения текстов отдельных ролей. Текстам этим за долгую историю существования не привыкать — их неоднократно уже сокращали, дробили, объединяли, меняли финалы… Главное, что благодаря Леванову и Фокину «искусство» оказалось коротким, емким и предельно ясным. Вполне в духе и стиле общества, в котором мы живем: «время — деньги»…

…Огромная металлоконструкция на сцене Александринки (художник Александр Боровский) почти сразу читается как «изнанка» специальной трибуны для торжеств или как минимум обратная сторона трибуны стадиона, на котором происходит коронация нового мужа матери Гамлета. Именно на самый верх этой трибуны, где стоит толпа придворных спиной к зрительному залу и лицом к предполагаемой коронации (актерам Александринки «играть спинами» в этом спектакле приходится немало), и затащат пьяненького Гамлета верные телохранители после попытки протрезвить принца с помощью обливания водой. Фасад этой трибуны, невидимый зрителю, наверное, хорош и праздничен, а вот оборотная сторона количеством клетей и переходов, решетчатостью своей структуры да лагерными обходчиками с немецкими овчарками сразу подчеркивает тюремность места действия. И в закоулках этого имперского дворца-тюрьмы, несмотря на кажущуюся прозрачность переплетений металла, дела творятся самыми неприглядными методами. Так, Розенкранц и Гильденстерн (Тихон Жизневский и Владимир Колганов) — жестокий в своей комичности аналог Труляля и Траляля из кэролловского «чудесатого» мира — тут же по окончании церемонии вновь напоят Гамлета до полусмерти. Цель — инсценировка для принца явления Тени отца. Поскольку главное зло истории будет сконцентрировано в матери Гамлета — Гертруде (как в женщине — «сосуде греха»), то, думается, молодчики действуют по ее указанию и стремятся свести в принце здравый смысл на нет. Однако «вызывание духов» оборачивается пусковым механизмом мести, которая свершается, по Фокину, в полной мере, хоть за ней и следует традиционная смерть самого Гамлета.

Лысенков в роли Гамлета убедителен уже потому, что его Гамлет не есть попытка копировать манеру игры великих. Способность актера к фарсу, его дар создавать образ внешне нелепого человека, обладающего импульсивностью и силой характера, уместны здесь как никогда. Его Гамлет, подобно многим реальным героям нашего времени, цинизмом защищает от мира свои разум и душу. Современны также и оброненная мимоходом фраза «Век вывихнут!» и диалог о флейте: в них звучит обреченная усталость думающего и страдающего человека. Но какой же цинизм может обойтись без клоунства! Тут Лысенков играет всем, что дано ему природой, — неограниченной подвижностью, сверкающими глазами, руками-плетьми, модуляциями голоса. Провоцирующая ревность Офелии (Янина Лакоба) сцена во время «Убийства Гонзаго» переносится Фокиным в зал, и Лысенков пусть коротко, но вынужден играть ее с реальной женщиной из зала в качестве безмолвной партнерши, что для иного могло бы стать испытанием, но и это для актера не проблема…

Верно запрограммировано Фокиным и стопроцентное воплощение возможностей исполнителей ролей Клавдия (Андрей Шимко) и Гертруды (актриса АБДТ Марина Игнатова). Клавдий, по Фокину, является полной противоположностью Гамлета: он — слабак, пригревшийся рядом с властностью, решающей за него, мельтешащего и заискивающего, любую мелочь (постоянные вопросительные интонации Шимко, адресованные партнерше, поясняют это превосходно). Он во всем идет на поводу у женщины, а Гамлет, напротив, обрывает женское влияние на себя вместе с жалостью к Офелии. Игнатова своею статью создана играть королев, и смена ее величественного презрения к плачущему Гамлету на страх перед Гамлетом, наступающим на нее со шпагой в руках, дорогого стоит. Как и последняя ее сцена, в которой мать не ошибочно, а намеренно выпивает кубок с ядом: признавая победу сына, она остается королевой даже в проигрыше…

Полоний Виктора Смирнова — отец вне времен и народов, мечтающий поскорее пристроить свою непутевую дочь замуж. Он угодлив, суетен, неприятен, не умен, за что, получается, его и убивают. Без малейшего намека на уважение Гамлет несколько раз протащит (под музыкальный фон русской плясовой) по лабиринтам дворца-трибуны манекен — точную копию мертвого Полония-Смирнова, одетого в один из костюмов художника Оксаны Ярмольник. Костюмы эти четко делятся на два типа: один — верх элегантности в классических традициях «от кутюр», другой — подобие исторического костюма, задействованного в части постановки, которую условно можно назвать «маскарад». Причем, например, «маскарадный костюм» Гертруды явно создан под влиянием акимовских эскизов к «Гамлету».

Цитат из «Гамлета» Акимова в спектакле Фокина достаточно. Самая точная из них — явление безумного Гамлета с зеленой эмалированной кастрюлькой на голове. Правда, поросенка александринский Гамлет — Дмитрий Лысенков тащит не на веревочке, как было в 1932 году, а несет на блюде этого «агнца», явно зажаренного в лучах власти… И даже морковка в руках принца суть цитата спектакля вахтанговского театра, «при жизни» разнесенного критикой в пух и прах. Пробег по лестнице напуганного актерским представлением короля тоже близок к оригиналу, и, хотя за Клавдием — Андреем Шимко не тянется кровавый след бесконечного красного плаща, прочтение мизансцены меняется мало. Да и рыжина волос Гертруды в «маскарадных» сценах тоже происходит, видимо, от Акимова… Теперь, когда спустя 78 лет уже всеми признано, что именно постановка «Гамета» на сцене театра Вахтангова была самым ярким событием московской театральной жизни 30-х годов, цитировать все это, видимо, стало не стыдно, а поучительно. Еще наше бесстыдное время запросто позволяет признавать, что подарки Гамлета Офелии — не что иное, как беременность, следствие близких отношений между дочерью Полония и принцем датским. И хотя так все и есть у самого Шекспира, не лишним в первых же сценах спектакля считается подчеркнуть эти отношения тем, что нетрезвый Гамлет на людях запросто может прихватить возлюбленную за задницу….

Но это так — брюзжание, скорее не по существу, а как проявление остаточного неверия в то, что «Гамлет» в Александринке состоялся и тоже останется в истории театра заметным явлением.