В. Шекспир. «Гамлет». Драматургическая адаптация В. Леванова.
Александринский театр. Спектакль Валерия Фокина. Сценография Александра Боровского
— Ах, оставьте вы, пожалуйста, голубчик, с вашей афишей! Афишу можно заказать какую угодно.
Фото — Виктор Сенцов
***
Г-н Фокин сидел задумавшись.
— А был ли «Гамлет»? Шекспира, говорят, не было… Это как с театром: вот Каратыгин в роли Гамлета до меня был, а Александринки до меня никогда не было…
— Натурально, не было, — откликнулся г-н Чепуров и записал что-то в блокнот, подготавливая 117-й том репетиционного наследия режиссера.
— Кто автор спектакля? Я! А кто автор пьесы? Эссекс? Граф Ретланд? Средний актеришка театра «Глобус», какой-то Шекспир, не знавший Мейерхольда?.. Да был ли он?
— Натурально, не было, — задохнулся г-н Чепуров. — Раз не было авторского театра, то и автора у «Гамлета» не было. Да и зачем бы ему было существовать!
— Пастернак, Лозинский, Морозов, Полевой… Их тоже не было. Что они переводили? Свои видения? Текст? Какой может быть текст кроме режиссерского? А режиссерский непереводим! — нервничал г-н Фокин, бросая в топку перевод за переводом.
— Может, Застырца оставим? — поинтересовался г-н Чепуров.
— Вздор. Застырец это кто? Город, кушанье, скаковая лошадь? Никого не существует! Существуют только те, чей текст не может быть нужен режиссеру!
И позвал г-на Леванова стать автором «Гамлета».
***
Г-н Леванов перекрестился, сходил к св. Ксении и вообразил себя Шекспиром, которого не было.
С третьей попытки это удалось.
Г-н Леванов вытащил из топки Пастернака, Лозинского, Морозова, Полевого. Которые еще недавно были, но сгорели в огне.
Потом он вырезал уцелевшие в огне отдельные реплики. Склеил канцелярским клеем, который дала литчасть и приписал от себя лично несколько слов. Первое было «депрессия», затем «чистота эксперимента» и, главное, «сексапильная» (это было про Офелию, хотя в сознании все еще жила героиня его последней эротической драмы Салтычиха). Особенно удалась реплика: «Сорок тысяч братьев, спрессовав свою любовь, со мною не сравнятся».
— «Спрессовав любовь» — это сильно, — говорил г-н Фокин. Это почти так же сильно, как «Вдруг, пользуясь тем, что я в депрессии, сатана соблазняет меня?» и «Не могу разоблачить убийство короля». «Депрессия», «сатана» и «разоблачить убийство» — это прекрасно. Это истинная литература. Оставить только эти фразы — и все. Ничего больше. Остальное — вздор, сапоги всмятку.
— Я бы еще «хлопотуна» (про Полония) оставил. И вот это, красивое, — «век вывихнут». Ну, и еще понемногу от каждого. Что не сгорело, — попробовал настоять г-н Леванов.
— Поразительно! Сам я, батюшка, тонкий стилист! Но такой тонины не видывал! — говорил г-н Чепуров г-ну Лысенкову.
— Фразы-то есть, а интриги-то нет, — переживал г-н Леванов. — Придется придумать новую.
— Да ведь это одно название — «Гамлет»! Написано «Гамлет» — так Гамлета и играть? Черт с ней, со старой интригой! ХХI век! Политическая интрига! — г-н Фокин поглядел на крышу театра. — Или квадрига?.. Современный мир как стадион!
— Обязательно стадион. — откликнулся г-н Боровский и построил трибуны — лицом к заднику.
— Все действие — в другую сторону. Видны только спины! Мы — под трибуной! Это новаторство, как у Мейерхольда! — бегал по залу г-н Фокин. — Ничего не видим, только догадываемся. О чем? Гертруда хочет власти. Убирает старшего Гамлета руками Клавдия. Нанимает силовиков Розенкранца и Гильденстерна, они спаивают хлюпика-интеллигента Гамлета. Они — режиссеры. Призрак — театр современных технологий. Режиссерский театр. Мой театр. Я — Гамлет. Холодеет кровь. Уже давно похолодела…
— Гениально! — сказал г-н Леванов и поежился от холода. — Король умирает. А королева начинает и выигрывает. Вместо Фортинбраса.
— Все умерли, осталась одна Гертруда. Но в последний момент у нее не выдерживают нервы и она выпивает яд. Яд как интерпретацию. Как режиссерский театр. Как… — горячился г-н Фокин.
Г-н Лысенков стал много выпивать.
Г-жа Лакоба, играя Ксению, представляла себя безумной Офелией, беременной от Гамлета и Андрея Федоровича одновременно. У Андрея Федоровича было лицо г-на Леванова и г-на Фокина одновременно… Она была беременна двойней.
Фото — Виктор Сенцов
***
Г-н Фокин бегал по режиссерской, хватался за голову, кричал.
— Станиславский хотел вывести на сцену датского дога. Бессмыслица, сапоги всмятку! Мейерхольд никогда не вывел бы датского дога, только немецкую овчарку! Нет, двух! Если на сцене появятся собаки и замахают хвостом, публика перестанет думать, забудет и про Шекспира, и про Леванова и будет смотреть на собачий хвост. Перед собачьим хвостом никакой Шекспир не устоит. Овчарок, только овчарок! Тоталитарный мир! Дания — тюрьма! Россия тоже! Службы не дремлют!
— Как это смело, ново, свежо… — поражался г-н Чепуров, — Кто такой Станиславский? Призрак! Подуй и нет! Доги остались в позапрошлом веке, а с хорошо тренированной биомеханической овчаркой мы перейдем в ХХII век!
— Корову они хотели пустить на кладбище! Мейерхольд никогда не пустил бы корову! Только кабана! Дикого! Мы положим на блюдо жареного поросенка, с которым Гамлет будет общаться, как с живым. Мир уже не кабан, мир лежит свиной тушей на подносе в его руке. Он играет с этим умершим жирным миром. Критики напишут об этом обязательно!
— Лишь бы объяснить прессе все заранее, — волновался г-н Чепуров.
***
— Надо играть сильно. Надо играть сочно. Надо играть в исторических костюмах. За триста лет ничего не изменилось и не надо рядиться в нынешнее! К черту дресс-коды! То есть надо, но одновременно не надо! — кричал г-н Фокин. Дайте мне танцы. Пир! Народное гуляние! Буфы! Череп Йорика! Чтобы плюнуть в это заскорузлое «Быть или не быть». Дайте актера в маске осла, это метафора, все актеры ослы! Это будет мой сон в летнюю ночь! Кто написал? Леванов? Нет никакого Леванова!
— Да уж конечно нет, — радостно согласился г-н Чепуров и порвал договор с РАО.
— Марину Игнатову оденем Елизаветой из «Марии Стюарт» Т. Чхеидзе, Горацио заткнем уши плеером и не дадим ни одной реплики. Он будет глух и нем. Об этом тоже напишут театроведы. И все — за полтора часа.
— Мне кажется, и полутора много. — сказал г-н Чепуров.
И он был прав.
Влас Дорошевич, проспав все полтора часа, написал в утреннем репортаже только одно слово: «Скучно».
Выстроенные с римским размахом трибуны, развернутые от зрителя, безоговорочно определяют структуру и взаимоотношения в спектакле и со спектаклем. Мы — на задворках этого «праздника жизни», все «главные события» происходят где-то «там», на этом стадионе, нам достаются фрагменты, изрезанные решеткой ступеней и — отрывистые звуки приветственной речи нового короля. И хорошо, что фрагменты. Не дай Бог наяву, а не в театре, увидеть полностью картину этой коронации. Мощь конструкции декорации — на всю высоту зеркала александринской сцены, и первая мизансцена — с оркестром, официальным дресс-кодом и аплодисментами сразу вызывают в памяти кадры фильмов Лени Рифеншталь.
И Гамлет не хочет участвовать в этих церемониях. Он уже достал всех, этот Гамлет. Щуплый, некрасивый, кривляется, не соблюдает этикет, напивается не вовремя, лезет куда не надо, думает что-то не то, придуривается. И больше всех он достал свою мамашу. Трудно им управлять. Смелое решение Фокина — возложить всю ответственность на Гертруду, сделать из нее такую леди Гертруду Макбет — абсолютно в ключе сегодняшнего дня. В самом деле, могла ли ТАКАЯ Гертруда не знать об убийстве отца Гамлета? Вообще, какие иллюзии и вопросы могут оставаться сегодня, под присмотром лоснящихся серьезных собак и беспощадным белым лучом прожектора, неотступно следящего за маленькой мечущейся фигуркой — цитата из жуткого финала «Мефисто».
Розыгрыш с явлением призрака перед пьяным Гамлетом — затея Гертруды. Но закон в том, что фальшивые призраки не отменяют настоящих. Совесть и высший суд существуют, даже если вообще никогда в жизни не произносить их имена и не верить в их существование. Игнатова-Гертруда чрезвычайно сдержана в проявлении своих чувств. Она скрывает их. Но не может скрыть. Мы не понимаем, до какой степени эта статная красавица королева разочарована в своем сыне, пока у них не состоится разговор на лестнице — знаменитый диалог. Вообще это сильно, потрясающе — вертикальное мизансценирование. Никто не равен, все выше или ниже друг друга. И в разговоре Гертруды и Гамлета им не найти равновесия. Они пластически разобщены! Гамлет, сидя на ступеньках, в соплях и рыданиях, даже не пытается ее обвинить, все равно это выйдет по-детски, просто безысходно, сквозь всхлипы: что вы наделали! Презрительный жест, которым она вытирает нос плачущему принцу, и гадливо бросает платок, изобличает ее. Она не любит Гамлета. Глухое раздражение от его инфантильности, шутовства, несоответствия ее мечтам и чаяниям понятны с самого начала. Но эта НЕЛЮБОВЬ — главная нелюбовь ее жизни. И потому с очередным королем отношения складываются по модели мамочка-сынок. Вообще пара Игнатова-Шимко замечательна, и если в «Чайке» Люпы режиссерский перст, в основном, указывал на разницу их актерских фактур, то здесь сами артисты виртуозно, тонко, без нажима, мастерски и сознательно используют свои фактуры. Страшен механистичный жест, которым Гертруда задирает подол, чтобы туда заполз утешиться король. Страшно выражение ее лица. Предчувствие поражения, напрасно прожитая жизнь, ВЫРОЖДЕНИЕ — вот что на этом лице. А могилы давно готовы — с самого начала спектакля эти ямы ждут на самой авансцене, туда то и дело выбрасывают всякий мусор, отработавший реквизит и — совсем как мусор, равнодушно и привычно, — жмуриков в униформе, жертв «датского» режима.
Что, Марина, управлять театральном процессом «чтоб все трепетали» не получается? Далеко тебе еще до «федералов», смирись.
Александр Рафаилович, дорогой! Вы всегда были поклонник Александринки, я помню. Но также я помню, как ярились Вы от «столярно-малярной стряпни г-на Мейерхольда»…
И когда я хотел чем-то управлять, побойтесь Бога, да еще «федеральным»? Я писал всю жизнь свои фельетонные корреспонденции…
Всегда к Вашим услугам.
В. М. Дорошевич
Эх, тяжело, тяжело уважаемому критику приходится на спектаклях, «где нет ничего похожего на кастрюльку».
Этот «Гамлет» как раз похож на кастрюльку, где варится все подряд и нельзя понять, какое блюдо готовится.
Ну, и Гамлет ходит с пустой кастрюлькой на голове…
Как раз здесь есть много «похожего на кастрюльку»…
Здесь связанное с блогом бурное обсуждение (в группе «Петербургский театральный журнал»:
http://vkontakte.ru/topic-1191882_2483632#offset=760
Гамлет не сам пьет в этом спектакле. как сообщает М. Смирнова-Несвицкая! Его спаивают Розенкранц и Гильденстерн. Они же показывают смертельно пьяному принцу призрака, озвучивая фигуру в латах (а не в «дресс-коде», почему? Прошли века?) в микрофон. Политическая интрига силовиков — натравить Гамлета на Клавдия, который, как видно, не убивал.? Или убивал? В сцене мышеловки с ним делается припадок. Почему? Потому что второй раз (зачем-то) показали спектакль?
Ничто не связано, все разваливается.
Начавшийся как актуальный, «Гамлет» вдруг оборачивается костюмированными аттракционами. Все переодеваются в исторические костюмы, причем Марину Игнатову (Гертруда) наряжают в костюм и парик королевы Елизаветы, которую она именно в таком виде играет в «Марии Стюарт» в БДТ. Видимо, это тоже шутка.
Если Гертруда стремилась к власти, зачем травится в финале? Нервы сдали?
Поставить «Гамлета» про нас — общее место: его всегда ставят, когда в датском королевстве неладно.
Сказать, что все мы под трибуной, на которой люди в дресс-кодах много смелости не надо. А вот соединить во внятную композицию настриженные куски — для этого надобны усилия, которых я в спектаклей не чувствую. Ни мысли плодовитой, ни гением начатого труда…
Дорогостоящий, нарядный, многолюдный, распиаренный спектакль оказывается беззастенчиво декорированной пустотой… В пустоте, правда, расставлены режиссерские лже-манки, ловушки, рассчитанные на нашего брата, критика. Их заметят, несомненно заметят! И сочинят концепции. На то и расчет.
И я заметила. Но лже-концепции сочинять не стану.
Несколько разрозненных мыслей по поводу
Валерий Фокин, несомненно, тоже читал Дорошевича. И он знает, что появление на сцене служебных собак может вызвать к жизни названия рецензий – «Овчарки вместо датского дога»… Это слишком очевидно. По-моему, режиссер не надеется быть оригинальным – обращаясь к «Гамлету», такую надежду и вправду надо оставить. И можно лишь протоптать свою свежую тропинку поверх какой-нибудь наезженной колеи – в ту или другую сторону. Фокин двинулся в сторону «Гамлета» Акимова, это ясно. Здесь и прямые цитаты (Гамлет изображает безумца в ночной сорочке с кастрюлей на голове и с поросенком на блюде), и общая нетрагедийная тема – «борьба за престол». Это «Гамлет» без философии. Фокин осознанно ставит сухой, лапидарный, четкий, жесткий спектакль, лишает пьесу объема, нюансов и поэзии. Таким он видит общее поле шекспировской истории и сегодняшнего дня.
Язык, созданный для спектакля В. Левановым, может раздражать своей неоднородностью: в нем соединены современные выразительные уличные слова, молодежный сленг, матовая официальная речь, используемая политиками, привычные поэтические обороты из знакомых переводов пьесы. И, насколько можно судить на слух, ничего случайного в расположении этих языковых красок нет. Переходы осмысленны, в том числе редкие переходы Гамлета на английский. Ведь такая эклектическая неоднородность – признак современной речи. Молодой человек, студент (Виттенбергского университета!) именно так и говорит: мешая книжную речь с разговорной, цитаты из Шекспира с цитатами из анекдотов и рекламы и так далее. (Есть, по-моему, и очень удачные новые места вроде текста о «печени интеллигента».)
Сценография А. Боровского предельно выразительна. Конечно, образ «мир – тюрьма» (ассоциативно соединенный с образом «мир – театр», поскольку вся декорация – это трибуны для зрителей, повернутые к залу «тылом») не является чем-то доселе не виданным (да, железо, да, черный цвет, да мощь и незыблемость…). Но, главное, как это работает в спектакле. За одну только мизансцену – воющий от животного страха маленький щуплый Гамлет мечется и мечется кругами по ступеням гигантской конструкции – уже можно быть благодарным этой сценографии. А возможностей и свойств у произведения Боровского множество. Работает и фактура (как, например, отдается тяжкая поступь Призрака, резкий звук шагов по железу), и сочетание гнетущей неподвижности с «просвечиваемостью» (можно везде спрятаться – но на самом деле, не спрячешься нигде…).
Отношения Гамлета с Офелией решены довольно общо и банально (беременных Офелий на сцене было слишком уже много). Но впечатляет сцена ее смерти: жуткие объятия с мертвым отцом, куклой Полония, и кувырок в выгребную яму – сточную канаву – могилу… Сидела маленькая дурочка с безумными глазами на краю, качалась-качалась – и нырнула вниз. Без слов, без криков.
Классно сыграна сцена в спальне королевы: Игнатова играет именно и конкретно МАТЬ этого плачущего пацана, видно, как ей надоели истерики инфантильного сына, понятно, как она презирает его слезы по отцу, хотя немного и жалеет неудачное свое дитя. Зло и похоже она его передразнивает, потом заставляет сморкаться… Клавдий – Шимко – трус и хлюпик, она его, как ребенка, за ручку водит, он у нее под юбкой прячется и молится. Другого сорта мужчин, видимо, в королевстве не нашлось, раз сильная и жестокая женщина вынуждена брать себе в мужья таких слабаков. Вопрос – каким был в этой семье Гамлет-старший – остается без ответа (для меня).
История с «ненастоящим» Призраком, конечно, туманна. С какой целью разыгран спектакль перед пьяным Гамлетом?.. Ведь до того равнодушный ко всему парень, проводящий время в клубе между банкой пива и косяком, в этот момент, «обидевшись» за отца, встревает во всю эту политическую жизнь своих родственников, охранников и шпионов. Кому и зачем это нужно?.. Не очень разобралась. А вот вторичное появление Призрака, молчаливого рыцаря в латах, с закрытым забралом, показалось уместным. Сначала в выход Духа, Призрака с того света, весело сыграли. А потом он явился на самом деле. Это необъяснимо, это вне логики – и это здорово. Сильно.
Деромантизрованный Гамлет. Не так, как было у Акимова, потому что фокинский Гамлет – Лысенков – все-таки герой, а не антигерой. История его не противоречит Шекспиру в главном. Мальчишка был ВНЕ этой грязи (интриг, борьбы за власть, убийств, крови), потом «случайно» ввязался. И всё – это потеря себя, превращение в такого же, как все. Когда Гертруда говорит ему в финале: «Ты победил», – это означает поражение Гамлета как человека, поражение человечности в принципе. Такая вот горькая, безжалостная и простая история, но – повторяю – в главном абсолютно не противоречащая Шекспиру.
Такое впечатление, что долго и подробно работали над первыми сценами, а потом — то ли времени, то ли сил, то ли желания не хватило — все скомкано, противоречиво. Хорошее начало, когда мертвецки пьяного Гамлета приволакивают во время торжественной речи короля, привычно ловко, бесшумно приводят в чувство, ставят в черно-белый аплодирующий строй. И после снова спаивают — чтоб не высовывался. Это отличная пара, Розенкранц и Гильденстерн, замечательная актерская работа Тихона Жизневского и Владимира Колганова. Как они двигаются, как моментально меняют маски — незаметные серые тени, опасные, беспощадные, «люди без лиц». Действуют по приказу Гертруды — это ясно, но оказываются в результате двойными агентами — подсовывают Гамлету насквозь театрального Призрака, а в финале сопровождают юного Фортинбраса.
То, что Гертруда правит этим королевством — может, и не новый ход, но очень мощно сыграно. Скупо, узнаваемо, беспощадно. Женщина-политик, в которой все женское, да и человеческое, давно умерло. В сцене с Гамлетом — мороз продирает по коже от того, как она коротко и хрипло хохочет Гамлету в лицо: «Ну? Ну? Что?!» Что ты хотел, мальчик, что ты можешь с этим миром сделать? И от этого бесстыжего и жестокого смеха тают последние иллюзии, и Гамлет некрасиво рыдает и всхлипывает: «Это все ты! Все забрала!»
Дмитрий Лысенков техничен до гениальности, и, пожалуй, это мешает ему верить.
Замечательный Полоний Виктора Смирнова — этакий фельдфебель, по жизни рапортующий, разучившийся говорить просто, по-человечески.
Приятно смотреть, как все на сцене технически точно и слаженно работает. Как пластически точны и выразительны актеры даже в небольших выходах, маленьких ролях. И все же — в целом от спектакля остается ощущение пустоты и некоторого недоумения. Прежде всего от текстовой стилевой «окрошки», в которой, в отличие от Евгении Эдуардовны, я не увидела осмысленности и закономерности. Странными, почти нелепыми выглядят в этой истории Горацио и Офелия, их в общем-то и нет, так зачем же использовать для этих «штрихообразных» персонажей силы талантливых Андрея Матюкова и Янины Лакобы?
И зачем Гертруда травится в финале? Это как-то совсем нелогично, такая и юного Фортинбраса обработает, и власть сохранит… В общем, к финалу одни вопросы.
Но самое главное — кому этот спектакль адресован. Зрительские комментарии во время и после действия — это театр отдельный. Можно сколько угодно морщиться, мол, публика — дура, но ведь это они билеты покупают и кассу делают. Так вот, мне кажется, что это нам, оставляющим здесь свои комментарии, все про Гамлета известно, и мы в состоянии оценить игру с великим сюжетом. А люди в зале всерьез решили, что овчарки — это потому, что сейчас теракты везде, и не поняли, почему монолог «Быть или не быть» начался по-английски и так быстро закончился…
В зале?.. В зале — как всегда… Будут, конечно, зрители-«консерваторы» (назовем их условно так), которые не приемлют в принципе никаких «режиссерских своеволий» и идут смотреть пьесу в костюмах… ну, плюнут и убегут через 15 мин. Будут зрители «продвинутые», они всегда хотят трактовку (им, скорее всего, станет очень хорошо и радостно, но внятно объяснить, что именно ПОНРАВИЛОСЬ, они вряд ли смогут — при мне уже звучало «Ой, как необычно, непонятно, но как здорово!»)… Будут образованные, «насмотренные» информированные театралы со стажем и мы, театроведы — тут уж не до эмоций… придется анализировать, осознавать…
Господа, извините, что поднимаю уже угасшую тему, но спектакль посмотрела только вчера.
Кто-нибудь подскажет, где можно взять текст г-на Леванова? Чтобы можно было почитывать эту комедию тоскливыми ноябрьскими вечерами…
«Движение от рождения к смерти регламентировано только в одном направлении» (интересно, а в обратном направлении не регламентировано, но можно?), «Печень интеллектуала» (о, это сатира), «спрессовав свою любовь» уже упоминалось, кажется.
Простите мне мои замечания простого зрителя, никого не хочу обидеть.
Но, правда, где взять текст?
У В. Леванова есть страничка ВКонтакте. Думаем, можно обратиться к нему. А к кому же еще? Судя по информации, текст делался в процессе репетиций, т.ч. им владеют режиссер и драматург…
Ответы на накопившиеся вопросы.
Может и правда, что я сочинила для себя лжеконцепцию, но моя точка зрения имеет право на существование! Посмотрела спектакль 15-го мая и до сих пор над ним размышляю!
Я согласна с тем что Розенкранц и Гильденстерн — это двойные агенты, но не согласна с тем, что разыгрывая сцену с призраком, они действуют по приказу Гертруды.
Зачем ей надо Гамлета настраивать против Клавдия и тем более против самой себя?!
Она считает Гамлета хлюпиком, который не в состоянии управлять государством! Зачем?
Только из-за того, что ей хочется, чтобы её сын из гулящего подростка, которого не волнует ничего на свете, стал мужчиной?
Чтобы он призадумался о более серьезных вещах, чем просто наслаждению студенчеством?
Это маловероятно! Она просто его не любит. Да и отца его она, видимо, не очень любила! Это был брак по расчету. Выходя замуж, она уже мечтала о власти, а ребенок ей не нужен был. Она относится к такой категории женщин, которые рожают детей для мужа, и для своей стабильности в обществе!
«Тут я не хочу сказать, что женщины всю жизнь обязаны сидеть дома и воспитывать своих детей. Самое главное, чтобы женщина реализовалась в жизни. Для кого–то это стать матерью, и быть счастливой в этом, и жить детьми и внуками, а для других — просто попробовать выявить у себя таланты, которые будут полезны для общества. В принципе, одно другому не мешает».
Но не это главное, пусть Гертруда хочет власти, но идти и переступать через свою же кровь и плоть – это значит идти сразу путем грешника. Значит просто копать дорогу в сторону ада. Фокин показывает именно, что она здесь Королева, она здесь всем правит, и она создала «Отдел по борьбе с гласностью». Потому что после такого открытого переворота власти должен назреть народный бунт. Александр Боровский прекрасно справился с этим заданием, он создал какой-то новый вид крематория. И здесь людей, чуть заикнувшихся о скорой свадьбе после похорон, или о справедливости инаугурации Клавдия стирают с лица земли.
Когда Розенкранц и Гильденстерн разыгрывают перед пьяным Гамлетом сцену с призраком, они исполняют самый важный пункт в заранее спланированной операции. Операцией этой руководят не сподвижники умершего короля и даже не сама королева, а инстанции мирового значения, для которых королевская чета всего лишь пешки в шахматной игре! Ну, вот когда двойные агенты взяли с Гамлета обещание отомстить, тогда механизм саморазрушения активировался… Гамлет здесь как «красная кнопка»… нажал и все!!! Операция началась удачно!
Проблема Гамлета в том, что он то этого не знает.
Он не знает, что им просто манипулируют, как ядерной бомбой. Ведь бомба тоже сама по себе не знает, зачем она нужна, и зачем её так оберегают или наоборот — не оберегают. Вот так и Гамлет в спектакле Фокина! Он несет в себе смертельную потенциальную энергию! Но он не знает этого, он это чувствует! Прекрасно это чувствует Дмитрий Лысенков! Изначально он играет уставшего от всего, уставшего от давления матери, играет подавленного от смерти отца и пьянствует от того, что надо набраться храбрости и попробовать разобраться в нелепой смерти, в такой быстрой свадьбе и конечно же инаугурации Клавдия. Ведь его Гамлет рос и был уверен, что трон по праву после короля принадлежит ему! А тут вот «Здрасьте, я ваша папа». Вот где-то здесь и начинается его «хождение по мукам».
Гамлет на грани безумия, но разум его работает постоянно. Мы видим как он с подносом в руках, в одной нательной рубашке, с кастрюлей на голове разгуливает как по сцене, так и по зрительному залу. Его неадекватное поведение, его истерические выкрики – это все туда, здесь нет ничего лишнего. По его не контролируемо выбрасываемой энергии чувствуется, что тетива у лука натянута до предела… и кажется, что вот-вот от высокого напряжения тетива сейчас лопнет или же произойдет выстрел, и он будет точный и меткий…
Гамлет отказывается от признания отцовства, потому что понимает: рождение ребенка от такой Офелии (будущей Гертруды) равнозначно повялению новых кровососов. Да, он здесь жесток. Но не жестока ли судьба с ним? Он разочаровался в этом мире. «Мир вывихнут!» или как точно, извините, я дословно не помню. Но только Офелия еще не доросла до Гертруды и потому она не понимает перемену отношения Гамлета к себе. И из-за этого она напугана, как любая другая молодая девушка того времени, которая родит в грехе!!!
А что ей остается делать!? Тем более, когда отец, кого она всю свою осознанную жизнь слушалась, убит! Тут у любого крыша съедет! И как прекрасно описала Евгения Тропп сцену её самоубийства. «Но впечатляет сцена ее смерти: жуткие объятия с мертвым отцом, куклой Полония, и кувырок в выгребную яму – сточную канаву – могилу… Сидела маленькая дурочка с безумными глазами на краю, качалась-качалась – и нырнула вниз. Без слов, без криков.»
Хочу сказать спасибо Янине Лакобе за её точную актерскую работу! За то, что её чуткий мизансценический рисунок смерти всегда будет стоять в моих глазах, при мысли о суициде молодежи.
А когда Гамлет в какой-то момент стал свидетелем зачистки «Отдела по борьбе с гласностью»… Перед ним встает выбор: сейчас, в данный момент попытаться вскрыть способы нового правления и тогда его никто не найдет, или временно закрыть глаза на происходящее. Но разум его еще не ослеплен, он работает как налаженный механизм. И Гамлет понимает, что еще не время! И как классно это отыгрывает Дмитрий Лысенков. Как технично ведет себя его герой, чтобы никто не заподозрил о готовившемся бунте.
Он притворяется идиотом! И через призму этого идиотизма мы понимаем, как у Гамлета все нутро переворачивается от отвращения к самому себе… Поэтому, не смотря на то, что он ребенок рожденный не в любви, мы понимаем, что у Гамлета «умное сердце», оно чутко отзывается на все внешние раздражители.
А сцена с Гертрудой — это пик накала страстей. Во – первых, Гамлет понимает, что Клавдий в этих интригах занимает последнее место. Это просто слабак, прячущийся под юбкой у жены, хотя и готовый в любой момент воткнуть нож в спину. Нужно отдать должное союзу Игнатова – Шимко или Шимко – Игнатова и не только им, всему актерскому составу спектакля! Спасибо и низкий вам поклон от девушки, приехавшей из Бурятии.
Во – вторых , Гамлет при разговоре с матерью даже не пытается её в чем-то обвинить, он пытается добраться до материнских чувств, но взамен получает лишь надменную насмешку. Мама ему, как последнему слюнтяю, вытирает сопли и с отвращением выбрасывает платок в сторону!
И каким понятным становится убийство Полония!!!
Это был выплеск всех накопившихся эмоций.
Это было жестокое и кровавое убийство!
Отчет времени в обратном направлении закончился!
Сработала схема. И как хорошо чувствует это Гамлет! И он понимает что после этого мир к лучшему не изменится как бы он этого не хотел и не старался! В финальной сцене дуэли это очень хорошо видно. Гамлет и не уступает противнику, но и не хочет убивать. Его больше несет по инерции — завершить дело до конца!
А когда умирают все, Гертруда травится от осознания, как далеко она зашла!
А фраза «ты выиграл» звучит леденяще и пусто, быть может, от того, что борьба за сердце матери была выиграна? (Или мне так сильно хочется верить, что все усилия Гамлета не пропали даром? Не знаю…)
Быть может, она поняла, что править дальше страной она не сможет и выйти замуж третий раз не получится (как не получилось у Марии Стюарт)?!
Быть может, она поняла, что это бесполезно, попробовать взять власть страны в свои руки, когда на неё покушаются более продуманные люди!?
И мне кажется, что если женщины забывают свое предначертание – любить и воспитывать своих детей, передавать им свое ощущение от красоты нашего мира, то не стоит удивляться, какой жестокий и злой мир показалинам Фокин и Боровский. Эти монументальные, устремившиеся в высь конструкции Боровского заставляют, затаив дыхание, следить за развитием действия. Мы понимаем, что это задняя часть огромного стадиона, изнанка нашего мира. Здесь вскрываются все тайны. Вся подлость и извращенность мира выплывает на поверхность для суда зрителей.
И какое поколение пришло на смену «матерям»!
Фортинбрас!
Маленький мальчик с разумом злого гения.
Двенадцатилетнее тело с засохшей душою.
Это его четко спланированный план по ликвидации королевской четы! Это его разума вывод – подослать двойных агентов!
«А цель!?» — Быть может, спросите вы.
А целью может стать расширение своих владений!
Или мировое господство?!
И только Горацио остался жив, чтобы попробовать изменить мир (конечно это звучит смешно), но или хотя бы попробовать рассказать миру об этой истории.
Но встает вопрос!
Будет ли он жить!!!
Может этот маленький мальчик, как отдал хладнокровно приказ убрать тела…
Так же смотря пустыми глазами, отдаст приказ зачистить следы?!
P.S. И хочется сказать в конце, не судите меня слишком строго (очень сильно боюсь, реакции админа, но в то же время буду с нетерпением ждать), но ведь я только учусь. Быть может, я немного идеализировала сам спектакль и кое-что сама себе нафантазировала по поводу спектакля, но одно могу сказать точно!
Что за авторами этого спектакля Валерий Фокин и Александр Боровский я буду постоянно наблюдать, по мере возможности. Быть может еще чего напишу, как прейдет вдохновение. И извиняюсь, перед всеми чьи реплики, я имела наглость вставить в свой текст.
«Розыгрыш с явлением призрака перед пьяным Гамлетом — затея Гертруды».
Это каким местом нужно смотреть, чтобы так понимать… сиречь, не понимать… мать… мать… мать….