«Алиса». А. Могучий, С. Носов, С. Щагина.
Большой драматический театр им. Г. А. Товстоногова.
Режиссер Андрей Могучий, художник Мария Трегубова.

Не знаю, как сработает магия места, если «Алиса» вместе с труппой вернется домой на Фонтанку. Но пока спектакль начинается с бегства из суетного центра на невозможной красоты питерскую окраину, потому что играют его в сияющем обновленном Каменноостровском театре.

По ступенькам все вверх и вверх, по коридорам туда и сюда — долгое путешествие к спектаклю продлилось уже внутри театра. Вот, наконец, темный зал с маленьким партером и небольшим амфитеатром в уютном полумраке. Я, поглядев на сцену, подумала с удовольствием про сценографов: как хорошо старшая крымовка Маша Трегубова вместе с помогавшей ей средней Валей Останькович вослед мейерхольдовско-головинской традиции воспроизвели на сцене театральные ложи и ярусы, как фантастически красиво задрапировали все сверху донизу белой тканью вокруг громадной бликующей хрустальной люстры. И только когда на ярусах вспыхнули пятна видеопроекций и задвигались живые актеры, я ошарашенно осознала вдруг, что сама-то сижу на сцене, а прямо передо мной идет спектакль на перекрывших партер подмостках.

Сцена из спектакля.
Фото — С. Ионов.

Классически ясного сюжета в «Алисе» нет, он вырастает из досадного происшествия. Немолодая благополучная дама (завистник-сосед расскажет, что на работу та ездит на такси, она сама упомянет вскользь о детях и внуках) застряла в собственном лифте, а доблестная аварийная служба в финале вызволила ее из западни. Исходное событие запускает собственно сюжет, ведь сам спектакль сложился из череды тревожных грез и воспоминаний внезапно выбитой из привычного житейского сценария героини.

Белая макабрская фантасмагория первого акта накрыла маленькую испуганную женщину в черном, попытавшуюся уцепиться за что-то постоянное, неотъемлемое, привычное. И этой константой стало имя. Алиса Фрейндлих, безостановочно блуждающая в спектакле от себя к своей героине-тезке, пополам разделила с ней воспоминание о кошмаре за долгую жизнь скопившихся в квартире именных подарков: множества изданий кэрролловской книжки на разных языках, чашек, кружек и прочей сувенирной дребедени. Но тут вдруг имя сработало опорой в продырявленной повседневности и к тому же материализовалось в красивую живую девочку, тоже двоящуюся в спектакле.

А. Фрейндлих (Алиса).
Фото — А. Могучий.

В первом акте нарядная юная Алиса, словно сошедшая с английской глянцевой картинки, стала проводником растерянной героини в позабытой ею Стране чудес. Там, сильно поредевшие по сравнению с книжными, кэролловские персонажи в черном, тоже постаревшие и как-то безнадежно потрепанные, безуспешно пытались пробудить в прожившей длинную жизнь Алисе иррациональную логику ребенка, счастье дурачества и искренних детских слез. У них ничего не вышло. И в голос зарыдал наивный, длинный, нелепый Шляпник Валерия Ивченко, заставив глотнуть взрослую Алису сначала из одного, потом из другого волшебного флакона — она не выросла и не уменьшилась. Больше не смогла. И заметались с горестными воплями черные фигуры из гибнущей сказки среди вздымающихся на сцене громадных бесформенных матерчатых белых сугробов. Но вот с краю одного из них Алиса Фрейндлих отвернула кусок ткани, и героиня ее вскрикнула, узнав свою настольную лампу, а вглядевшись, обнаружила под белыми завалами собственный притаившийся дом. И тут уродливо накренилась оказавшаяся бутафорской подделкой огромная люстра, теряя плафоны с блестящими подвесками, разваливаясь вместе с поверженным, агонизирующим Зазеркальем.

Сцена из спектакля.
Фото — С. Ионов.

Во втором акте нас рассадили уже в настоящем партере, по-прежнему перекрытом помостом поверх рядов зрительских кресел. Теперь на месте громоздких сугробов освобожденными от белых покровов островками кухни, спальни, гостиной стояли приятные обжитые вещи — большой овальный стол, диван с журнальным столиком, шкафы, кровать, раковина, газовая плита. Кто-то из зрителей сел за стол, кто-то поместился на диване, я привалилась к холодильнику. Мы словно попали в гости. Вот только над укрощенным, обытовленным пространством грозно нависла черная пустота сцены, да, не сменив кэрролловских костюмов и не стерев пестрых гримов первого акта, прямо среди нас актеры в длинных монологах матери, мужа, соседей гротескно отыгрывали от имени теперь уже вполне правдоподобных персонажей их вроде бы достоверные житейские воспоминания о придуманной театром не очень счастливой судьбе сценической Алисы.

Когда, стремительной и свободной, после антракта среди нас (!) появилась Алиса Фрейндлих, показалось, что содержимое волшебных флакончиков Шляпника, не сработавшее в первом акте, с запозданием подействовало во втором. Вот ее героиня на наших глазах вспомнила себя маленькой одинокой дочкой успешной актрисы, потом — обманутой мужем женой, затем — до заикания напуганной местным придурком школьницей и — уже теперешней, рассеянной, недавно разведенной на деньги предприимчивым соседом. А Фрейндлих блестящими и любопытными глазами провожала сонм этих легких, вроде и не ею сотворенных образов-флюидов, вылетающих из наконец откупоренного прошлого ее театрального двойника. Не знаю, кому в действительности принадлежит блокадное воспоминание о девочке, с которой чужая взрослая женщина в подъезде, угрожая ножом, сняла пальто. Но эту историю в спектакле Фрейндлих рассказывала от себя. И девочка в темном пальто, с туго заплетенными косами теперь уже блокадной советской, но все равно волшебной Алисой в финале обнялась с собою взрослой, вместе они уселись на самый край черного провала сцены. Но голос спасителя из аварийной службы вернул героиню в реальность. В жизнь.

Сцена из спектакля.
Фото — С. Ионов.

Андрей Могучий свой первый спектакль в БДТ сделал почти осторожно. Тут право на победительную сценическую агрессию режиссер уступил артистам театра старшего поколения. Ируте Венгалите, Анатолий Петров, Евгений Чудаков, Геннадий Богачев, Андрей Шарков, Георгий Штиль, Сергей Лосев играют широко, ясно, громко, то стилизуя архаичные актерские приемы, то высмеивая их в открытой клоунаде, то ненадолго впадая в чистый психологизм. Но абсолютный дуэт у Алисы Фрейндлих сложился лишь с грандиозным в маленькой эксцентричной роли Валерием Ивченко. Ужас от навалившихся перемен, мгновенная слабость при мысли о будущем, робкая надежда на то, что, угодивши в капкан, они все-таки смогут спастись, — так через напряженную и умную актерскую рефлексию в их игре прорастал особый театральный сюжет, связанный, конечно же, с нынешней ситуацией в БДТ, поддержанный всем режиссерским и сценографическим строем спектакля.

«Алиса» надолго застревает в воображении, будоража новыми мыслями не только о самом спектакле, о судьбе БДТ, но обо всем нашем нынешнем театре и его малопонятной будущности, которая, кажется, тоже определяется прямо теперь, на наших глазах. «Алису» хочется пересмотреть, заново насладиться ее сценическими чудесами. И только звучащий в спектакле многословный сыроватый текст — за исключением кэрролловских цитат и отдельных очень личностных фрагментов из подлинной, непридуманной жизни, вроде блокадной истории с пальто, — не вызывает желания услышать его снова.